Из дневников Аркадия Первенцева. Чума.
Я сижу в глубоком кресле, сытый и праздный созерцатель, и слушаю Шура. Он говорит под впечатлением сегодняшнего выстрела начальника лагерей, под впечатлением многочисленных санитарных поездов, под тревожным голосом радио: «ничего существенного
( Read more... )
Она остановилась в нерешительности и несколько обиженно посмотрела на меня.
- Я так ждала кого-нибудь из своих. Тебя… Ты получил мою телеграмму и приехал. Как хорошо всё это…
Отсюда не выпускали ни одной телеграммы. Мне показалось, что она уже бредит. Но нет. Она была вполне здорова, румяна, со следами хорошего загара на щеках и лбу.
- Там кошмар, - сказала она, - уже умерли двое из моих учеников. Такие хорошие дети. Мы похоронили их… ну, что же ты стоишь?.. Ты привёз Колю?
- Я сейчас вернусь, - произнёс я и побежал в лес.
Начальник молча выслушал меня и сказал просто:
- Ничего не могу сделать.
- Пусть она выйдет. Мы поместим её в любой карантин. Она согласна на всё…
- Нельзя.
Я вернулся через час. Она ждала меня, переговариваясь с красноармейцами, стоявшими за канатом с винтовками на изготовку. Красноармейцы были проинструктированы нами. Стрелять в любого, кто захочет перешагнуть запретную зону.
- Ты добился чего-нибудь? - спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
- Что же делать?
Она присела на землю и опустила голову.
- Так жарко, Лора, - сказал я, - пошла бы в дом.
- Нет. Ты не представляешь себе что там…
- Мне жалко тебя, - сказал я, и слёзы перехватили моё горло, - но я ничего не могу сделать. Я бессилен. Вот снимем карантин и тогда заберём вас.
- Ты напрасно не привёз Колю, - сказала она и больше не смотрела в мою сторону.
Так и просидела она весь день, ночь и утро. Она не хотела есть и, когда я просил её сходить покушать в деревню, она отрицательно покачала головой. Но потом она всё же пошла. Прибежала какая-то женщина и начала кричать, рвать на себе волосы. Она кричала что-то не по-русски. Лора ушла и возвратилась через три часа.
- У неё умер ребёнок, мой третий… из класса.
- Ты напрасно ходила туда, - сказал я.
- Нет. Не напрасно. Женщина была рада, она мать. Но почему ты не привёз Колю!
- Я не получил твоей телеграммы.
- Уходи, - разрешила она, - не обращай на меня внимание.
На следующий день мы заметили, что в деревню прилетели две птицы. Они посидели там на крыше, потом опустились во дворы и хотели улететь. Красноармейцы стреляли из охотничьих ружей и убили их. Но стрельба выгнала на улицу всех жителей деревни. Они плакали, кричали и, только поняв в чём дело, успокоились и ушли во дворы. Ночью умерло от бубонной чумы ещё пять человек. Жена сидела на траве и плакала. Как я ни пытался говорить с ней, она не отвечала. Сердце моё разрывалось на части. Я снова побежал к начальнику, и он сказал мне холодно:
- Ты коммунист и чекист, почему ты просишь от меня невозможного…
Reply
- Ты почему не привёз Колю? - спросила она меня в который раз и сделала ещё шаг к верёвке.
Красноармейцы стояли почти один возле другого и искоса посматривали на меня.
- Не делай больше ни шагу, - крикнул я.
- Ты жестокий, - сказала она и снова опустилась на землю.
Ко мне пришёл один из бесчисленных профессоров, приехавших на чуму. Оказывается, с той стороны, невдалеке от каната, умер башкир. Профессор просил вытащить его для разделки.
Красноармейцы смастерили крюк, забросили на труп и притащили. Его с необходимыми предосторожностями уволокли деятели науки, которых в то время я ненавидел. Они не могли ничего придумать, чтобы спасти мою жену. Я прошёл к ним в палатку. Один из них вышел в респираторе в резиновых перчатках.
- Неужели нет никакой сыворотки? - спросил я его.
- К сожалению… а случай интересный. Бубонная…
На третий день я не узнавал себя. Когда я вышел к канату, жена принялась утешать меня, очевидно, я был настолько хорош. Но стоило мне уйти, вдруг раздался крик. Вначале мужской окрик, потом женский, снова несколько мужских голосов и снова женский. Это кричала она. Я бросился обратно.
- Вы не будете в меня стрелять! - кричала она. - Я иду. Я согласна на всё. Заприте меня в тюрьму, бросьте в яму… Я не могу здесь!
Она подняла руки, как бы сдаваясь в плен, и пошла на людей. Красноармейцы были в нерешительности. Заметив меня, они расступились и дали ей дорогу.
Reply
- Можно!..
Она переступила канат.
- Лора, - я вынул маузер, и она на секунду приостановилась, но потом махнула рукой, улыбнулась. - Какой ты страшный…
Она шагнула по тропке. Я выстрелил в воздух. Она остановилась, и страшное страдание я прочёл на её красивом лице.
- Жестокий! Какой ты жестокий! - сказала она. - Но я мать, и я отниму теперь у тебя нашего Колю…
Она побежала по тропинке.
- Огонь! - закричал я.
Красноармейцы выстрелили ей вслед. Они уже давно целились. Она упала руками вперёд. Когда я подошёл к ней, она была мертва. Её убили наповал.
- Нельзя, - сказал откуда-то появившийся начальник, хватая меня за руку, - нельзя к ней.
Прибежали люди в респираторах, в халатах и резиновых сапогах. Они утащили её труп в чащу леса. Меня отвели в палатку, раздели и натёрли спиртом. Я чувствовал, как высыхала моя кожа. Потом мне дали чего-то выпить, и я заснул. Мне казалось, я погрузился в смерть.
Я проснулся ночью. Горел фонарь, и миллионы мошкары бились на огне. Возле меня сидел начальник.
- Вам тяжело, - сказал он, - я понимаю.
- Мы убиваем здоровых людей, - процедил я сквозь зубы, - мы звери…
- Ваша жена была заражена чумой, - сказал начальник, - вот анализ. Он показал бумажку. - На животе уже были чёрные пятна…
Её похоронили так, что я даже не видел. Никогда сын не увидит даже её могильного холма. Что делалось со мной, трудно представить. Если я сейчас разумно восстанавливаю это, то только потому, что прошло с того времени 18 лет. Но, имейте в виду, я рассказываю вам все эти подробности первому…
- Что же случилось дальше, с этой башкирской деревней? - спросил я после короткого молчания.
- Все вымерли. Мы просто погибали от трупного запаха. Ведь никто не убирал мёртвых. Башкиры умирали стоически. Застрелить пришлось только трёх-четырёх человек, и то они бросались к канату в припадке горячки… Когда движение в деревне прекратилось, мы выждали ещё пять дней, оделись в специальные костюмы, противогазы, резиновые сапоги и сожгли деревню. Потом залили пожарище известью, завалили все колодцы. Перепахали. Снова залили известью и снова перепахали. Через десять лет я пробовал найти эту деревню в лесу, представьте себе, не нашёл, а башкиры не хотели ответить на мои вопросы. Совершенно исчезла с лица земли эта несчастная деревня, Аркадий Алексеевич…
Reply
Leave a comment