Почти подзамочное
Я вам не советую это читать.
Это написано не для прочтения, а только лишь для того, чтобы быть написанным.
Может быть, мне от этого станет легче. Никому из вас - точно не станет.
Текст тяжёлый, лучше промотайте его.
Ближайшие несколько недель (а может, и месяцев) я буду просыпаться в семь без будильника, а потом - осознав, что выгуливать некого, - пытаться снова уснуть. И буду за ужином бросать взгляд на часы: без чего там девять? Не пора ли на прогулку?
Сверкай, он же Кай, он же Кася, он же Крысьман, он же Драконище, он же Кабан…
Сегодня был последний день его жизни.
Для борзой 13 лет - это как для человека все 70, когда иной ещё крепок, как дуб, а многим уже пора собираться…
Я не консультировался с ветеринаром. Бремя решения принял на себя, тем более что оно и так было на мне. Когда умирал Амулет, я не понимал, что с ним происходит - поэтому психовал, срывался на несчастного пса, если он тупил или писался в подъезде (до меня, глупого, не доходило, что у него просто почки отказывают). Потом осознал, что дело не шуточное… повёз в клинику. Доктор был хороший - сразу предупредил, что если делать операцию, то шансы 50 на 50, а вот из-под наркоза 14-летний пёс может и не выйти. Так оно и случилось.
Теперь, много лет спустя, я уже отдавал себе отчёт в происходящем. Весь последний год, когда «бортовые системы» начали барахлить или отказывать одна за другой, я не злился, когда пёс «не дотерпел», подстраховывал его при спуске по лестнице и вписывался за него в драку с другими кобелями, против которых мой полуслепой борзюк уже не тянул.
Главной задачей было - не пропустить тот момент, когда Каю станет СЛИШКОМ тяжело.
И вот наступил этот день.
Мы уже давно с Каем никуда не ездили, и даже непонятно было, как грузить его в машину, но он с готовностью полез на заднее сиденье купе, словно точно знал, что мы едем туда, где больше нет проблем и ничего не болит. И даже в долгом ожидании в клинике, то усаживаясь, то укладываясь своими громоздкими конечностями на кафельный пол, он кряхтел и тяжело дышал - но ни разу не показал, что чем-то встревожен.
Я был с ним до конца. Гладил его узкую голову, смотрел в полуприкрытые веками карие глаза, когда снотворное сделало своё дело. Он уснул, и дыхание выровнялось, и уши не дрогнули, когда я шептал его имя.
Потом ветеринар ввёл последний препарат и вышел, а я всё гладил своего зверя по шее и по рёбрам. Постепенно плоский бок перестал колыхаться, но я чувствовал ладонью удары сердца… только уже не мог понять - его ли, или моего собственного?
Мёртвое тело почему-то кажется более тяжёлым. Странно, но это так.
Прости меня, Кай.
Не думаю, что моё решение было поспешным - но если так, прости меня.
За всю свою жизнь ты ни разу никого не укусил. Ты даже кошек не обижал.
Ты не заслужил никаких страданий.
P.S. Ника, спасибо тебе. Я знаю, что ты это не прочтёшь - но всё равно спасибо.