Рассказ первый. Улитки
Улитки
А вы любите улиток?
Нет, на самом деле нет разницы, любите ли вы улиток. Более того, нет разницы, любят ли они вас. Тем более что их часто считают существами неразумными, и вообще, моллюсками. Напрасно, замечу. Почему? Сам не знаю, но что-то мне подсказывает, что они - не просто слизняки. Ученые подтверждают некоторые аномальные способности улиток, вроде сна или гастрономических предпочтений. Но кроме этого в них просто есть какое-то особое очарование. Еще бы, ведь не каждому дано носить с собой дом на плечах. Хотя, допустим, другие моллюски у меня, лично, не вызывают подобной симпатии. Почему? Давайте разберемся…
Когда я проснулся тем вечером.… Постойте, почему вечером?! Да потому, что давно уже привык к такому режиму «совы». Ночью - работаю, днем - отдыхаю. Однако тем осенним вечером почувствовал себя крайне усталым и несколько разбитым. Сон не придал мне сил, однако это уже вошло в привычку, и на дневной отдых ставок более не делал, так, небольшая прихоть. Подобно выпивке, сон может тонизировать организм, но может и напротив, ослабить и утомить, все зависит от количества или продолжительности. Встав с дивана, направился на кухню с целью выпить кофейку и хоть как-то взбодриться. В квартире было сумеречно, вечер уже наступил. Тени деревьев, достававших до окон квартиры, от уличных фонарей играли на полу и стенах, рисуя рельефные картины желтым и холодно-синим цветом, но я не спешил включать лампы, потому что не люблю яркий свет.
Проходя дверной проем, ведущий в зал, засмотрелся на окно. Серые шторы закрывали ледяное стекло, на котором то и дело пробегали слайды автомобильных фар. Но вдруг у меня закружилась голова, я споткнулся о порог комнаты и.… Упал на что-то мягкое…
На песок. На песок? Откуда в коридоре песок?! Подул прохладный ветер, я продрог. Встав, наконец, огляделся. Такое ощущение, что меня резко закинули на высокий песчаный холм, вдали виднелось практически скрывшееся зарево. Песок был теплым, и ноги приятно увязли в нем, подобно тому, как вязнут ноги на песчаном пляже, если прийти полюбоваться морским закатом и ненароком засидеться допоздна. Ветер дул прохладный, со слабым соляным запахом, будто где-то неподалеку рассыпали целый мешок соды, но в нем можно было услышать теплые волны, двигавшиеся, казалось, с другой стороны, и приносившие какой-то другой особый аромат.
Я обратил внимание на то, что округ было очень тихо. Так тихо, как бывает только на луне, ну или в государственном учреждении ночью. Тишина одновременно настораживала и умиротворяла. Стоять было бесполезно, поэтому я решил пойти… хотя бы куда-нибудь, допустим, к закату, чтобы в случае чего всегда ориентироваться на солнце, заходившее, признаться, как-то подозрительно медленно на этот раз. Но, сделав пару шагов, обнаружил, что ноги стали вязнуть сильнее, и кеды уже набрали колючих пылинок. Оценив положение, я принял решение повернуть, и теперь пошел против заката, хотя и не рассматривал это направление, ведь очень не хотелось внезапно остаться в полной темноте и без какого-либо снаряжения. Впрочем, у меня все же было кое-то. Сникерс в кармане - я как раз собирался его употребить, запивая чаем, что, несомненно, придало бы сил для дальнейшей работы на дому, которой, замечу, как всегда было с избытком.
Не скажу, что обыкновенно для меня было трудно пройти километр. Да, пожалуй, и два не были бы помехой. Занятия теннисом до моей болезни довольно хорошо укрепили здоровье и позволили хоть на небольшое время, но почувствовать себя здоровым, даже полноценным человеком и учеником, и, хотя от былого здоровья не осталось и сотой доли, некоторые силы все еще оставались.
Вы замечали когда-нибудь, как неравномерно течет время порою? Без часов вряд ли кто сможет определить, сколько он играл в бильярд или наоборот, стирал. Так же и я, пройдя, как оказалось, всего пять 900 ярдов, думал, что должен был уже перейти Гудзон. Впрочем, оглянувшись назад, обнаружил, что зарево не потемнело, как я предполагал, что вновь насторожило. Даже наоборот, несколько порозовело, удивительно. Все, перекур. Я присел, чтобы вытряхнуть песок из обуви, но случайно обронил батончик. Тот шмякнулся оземь с характерным шелестом целлофана. Я давно предполагал, что нельзя доверять боковым карманам спортивных брюк, и поэтому старался ничего ценного им не доверять. Все же, что туда по какой-либо причине попадало, было рассчитано на громкое падение, и даже связка ключей была составлена из одного ключа и пяти брелоков, четверо из которых были металлическими. Я протянул руку к пропаже, но удивился, потому что схватил, кроме конфеты, еще и порядочного размера улитку. Точнее, пустую ракушку, из которой высыпался песок при наклоне.
«Странно, - подумал я. Но если она пустая, значит, она когда-то была жива. Следовательно, в этой дыре еще есть кто-то, кроме меня…»
Это не сильно меня успокоило, ведь я знал, что любая пустыня, как правило, всегда густо населена, но это все население смирненько сидит в песке себе и ждет ночи, своего любимого времени. И в мои планы вовсе не входило повстречаться с черным скорпионом или гремучей змеей, знаете ли…
Так что я продолжил ходьбу и даже несколько увеличил темп, подкрепляемый прочными знаниями о фауне засушливых долин. Когда идешь, особенно приятно думать о чем-нибудь хорошем, старом, добром. Допустим, перебрать старые воспоминания.… Но, черт подери, внезапно оказавшись в незнакомом месте, практически в пижаме, да еще и только что был закат, и вдруг - рассвет?!
Но мое внимание привлекло то, что вместо того, что обувь вязла в песке, я стал спотыкаться о круглые камни, причем довольно-таки крупные. Огляделся - зарево на другом конце пути превратилось в рассвет. Мои ноги уже порядком устали, да и сам я уже порядком расстроился, в голову ползли негодные мысли про Ад, Суд Божий, Высшее Предназначение и всё, понимаете, в этом роде… Я гневно пнул один камень, который посмел стать у меня на пути. Но вместо ожидаемого цоканья внезапно услышал неожиданно глухой тяжелый звук. Черт, да я пнул улитку! Но, боже, откуда она тут? Они же должны чем-то питаться, где-то сидеть на листьях, с кем-то болтать… Хотя, они вряд ли они умеют говорить, о чем это я.
Короче, скажу прямо, уже порядком рассвело, я стоял посреди долины, состоявшей из улиток и пустых ракушек. Одни из них выглядели вот-вот покинутыми, другие же были порядком побиты и походили больше на камни, нежели на нечто биогенное. Тело сковывали чувство голода, усталости и холода. Унылый пейзаж пропитал мое сознание, даже закрывая глаза, я видел подлые каменючки серо-белого цвета. Одежда пропахла этим странноватым запахом, теперь больше походившим на запах свежесчищенной чешуи морской рыбы.
Я присел на корточки, потом на колени, потом вытянул ноги, откинулся на руках назад, оперся на локти, лег. Перед глазами висело солнце, и оно мне напомнило огромную раскаленную, окруженную пылающей плазмой, улитку.
«Вот она, монотонность сознания и инерциальность мышления», - подумал вслух громко. Впрочем, позже, лежа на диване и слушая любимые песни, я прикинул, что не ошибся. Но в тот момент меня успокаивала мысль о том, что, что то, из чего состоит экзоскелет сего распространенного моллюска, не будет гореть, даже если испытает давление в миллион тонн или подвергнется температуре, сравнимой с температурой средненькой звезды вроде солнечного Солнца.
Напомню, что тогда я ошибся. Во многом потому, что следующим увиденным была еще одна улитка, на этот раз относительно активная и довольно крупная, диаметр ее «домика» был около пяти футов. Мне стало интересно, ведь подобного размера улиток, насколько я полагал, в наше время не существовало. С трудом я допрыгал до нее шагов в двадцать и обомлел - она куда-то ползла, медленно, но деловито, несколько натужно, но, тем не менее, уверенно. Ее, можно выразиться, глаза, непрерывно смотрели вперед. Наверное, я сейчас для нее не медленнее блохи, которая только тут, как уже исчезла, и на которую мало кто обратит внимание, такой массивной и непоколебимой казалась она.
Солнце уже припекало, голова нагрелась, но по земле пошел слабый холодок. Я оглянулся. Со стороны, противоположной восходу, виднелись очертания еще тройки улиток. Тени от них были настолько контрастны, что казалось, будто они не отбрасывают тень, а светятся абсолютно черным светом. Чувство голода само по себе прошло, когда я вспомнил, что всего съестного, возможно, на всем белом свете осталось только чуть больше, чем сотая доля фунта. Батончик, очевидно, немного расплавился в этих плачевных условиях. Нет, он же не испарился, всего лишь немного деформировался. Так даже лучше, ведь я буду есть его дольше, а, значит, у меня будет шанс наесться прежде, чем сладость закончится. Удивительно, но усталость и тяжесть в ногах прошла, как только я представил, каково было тем улиткам ползти день и ночь. Я ускорил шаг, начал резво перепрыгивать попадавшихся мне братьев и сестер тех парней, что покрупнее, настроение отчего-то не только не упало с момента моего появления здесь, а даже поднялось.
Но вот вскоре я увидел очертания человека на горизонте. Человек? В этом раю улиток? В этом кальциево-слизистом аду есть еще один человек кроме меня?!
Нелегко представить вам сейчас, как я тогда был обрадован, нелегко. Однако постарайтесь. Это примерно сравнимо с мороженкой в знойный день. Или с блинами весною. Каждый пусть подберет метафору по себе. Я оббежал преградившую было мне проход улитку, и устремился к человеку. Тот, явно не замечая меня, производил какие-то манипуляции с пустой ракушкой размером с колесо грузовика. Я приблизился на расстояние порядка ста ярдов и крикнул: «Ое!». Парнишка, коим оказался человек, подпрыгнул на месте, будто напуганный кот. Он был одет в серого цвета штаны, такую же рубаху, пошитую из небольших лоскутков, пошитую очень удобно, как мне показалось. Парнишка опомнился, принял угрожающий вид, который меня искренне насмешил, подбежал ко мне, гораздо ловчее, чем любой из когда-либо увиденных мной на спортивном канале легкоатлетов, на расстояние десятка футов и начал что-то показывать руками, при этом сохраняя дико смешное выражение лица. Я приложил левую руку к подбородку, а пальцем правой покрутил около виска. Парень, очевидно, удивился моей дерзкой реакции, потому что подбежал, схватил меня за руку и повел куда-то в сторону той улитки, которая давно уже привлекала мое внимание своими внушительными размерами и странным выростом на верхушке панциря.
Это оказалась улитка, какими-то неведомыми силами прикрепленная к другой, под немыслимым углом, таким, что, казалось, вот-вот отпадет и наделает очень много шума, а то и вовсе разобьется, подобно стеклянному стакану, большой, которая вблизи оказалась высотой с три человеческих роста, медленно ползшей за заходящим солнцем. Мальчик ловко вскочил наверх, залез в маленькую ракушку, оказавшуюся пустой, с ногами, и начал копаться в ней. Уже через мгновенье он был снова внизу. В его руке был небольшой, размером с котлету, кусок чего-то серого и рассыпчато-волокнистого. Он отщипнул пыльными пальцами от куска ломтик и с удовольствием съел его, облизав пальцы, протянув руку с «едой» мне. Я с недоверием взял целый ломтик. На вид он был, в ближайшем рассмотрении, как рисовая булочка, которая посреди напряженного шанхайского полдня упала в цемент и затвердела. Я поднес ее к лицу поближе и понюхал, а затем недоверчиво лизнул кончиком языка. Вкус оказался удивительно знакомым, он напоминал просроченных сушеных кальмаров. Я отломил ломтик мясца, размером с тот, что только что был съеден аборигенышем, и с удовольствием начал живать. Парнишка улыбнулся. «Насколько добрые люди живут тут, если здесь есть еще кто-то - заключил я, - в таких условиях волей-неволей станешь гуманным…»
Через мгновение я уже бежал с ним куда-то вперед, улитки под ногами становились все крупнее, хотя все еще встречались песчаные лужи и озера. Мальчуган бежал впереди, постоянно оглядывался и показывал что-то руками, он бежал, держа меня за руку, и, хотя я отставал от него на два шага и уже еле перемещал ноги, периодически замедлялся, давая отдых мне и, очевидно, себе. Вскоре, когда по уровню солнца я бы приписал время около четырех вечера знойного лета, ведь никаких облаков на этом небе я не видел с самого моего забавно-курьезного появления, и светило лупасило беспрерывно, мы достигли какого-то поселения. Оно состояло из четырех огромных улиток, выше той, на которой обосновался парнишка, раза в два. Они ползли, судя по всему, в одну сторону. На одной из них, лидирующей, было прикреплено три улитки поменьше, на двух, ползущих позади - две большие и одна поменьше, а на последней - одна, но самая крупная из всех надстроечных. Между ними и на них сновали туда-сюда люди в таких же серых одеждах, как и мой юный проводник. Одни что-то носили из одной надстройки в другую и между мегаулитками, другие разделывали большие куски мяса, тянули из ни какие-то нити, третьи точили странной формы кривые ножи о такие же подозрительные точила. Парнишка свистнул ближайшему юноше, и тот с удивлением уставился на меня. Они жестами о чем-то переговорили, и парень спрыгнул со своего вялого транспорта, подошел ко мне, посмотрел внимательно, изучил мою обувь. Я, в совою очередь, рассмотрел его снаряжение - нож оказался выточенным из ракушки. На нем был пояс с кармашками, сплетенный из такой же ткани, как и одежда, но только более грубой. Обут он был в подобие лаптей, в которых сплетались ракушечные пластинки и грубые ремешки.
Люди приняли меня на удивление радушно, все улыбались, показывали какие-то добрые жесты. Колония освещалась теплым оранжевым солнцем, когда все уже бросили свои дела и расположились на верхушках своих транспортных жилищ, смотря на закат, который оказался прямо по курсу. Мне показали, как забираться на улитку - на одной стороне каждой из них, оказывается, были ступеньки, довольно удобные и эргономичные, некоторые приклеенные серым с многочисленными пузырьками сейчас уже давно затвердевшим клеем, некоторые были вырублены прямо в массивной стенке. Судя по возрасту тех «мегалиток», на них проживали люди как минимум пару столетий, и успели их неплохо приспособить для комфортного существования…
Долгожданный закат, окрасивший серое небо в приятный абрикосовый оттенок, я встретил лежа на разогретой солнцем каменной спине улитки, на которой мне предложили остаться, ползущей так медленно и так настойчиво, что, казалось, она не заметила бы небольшого коттеджа и смела бы его, попадись он на пути. Мысли в голове все еще вертелись ураганом, но я уже привык к осознанию того, что здесь нет ничего, кроме улиток. Все состоит из улиток, получается, улитка состоит из всего. Все сделано из них, значит, в них есть все необходимые составляющие. Но… Чем питаются улитки? Похоже, ничем. Ими что-то движет. Какая-то сила закручивает солнце в этой системе, планету около этой звезды, всех улиток направляет по этой планете, заставляет то скудное население, что имеет счастье выживать здесь, следовать за движением.… Получается, тот песок тоже был улитками? Микроскопическими, да, улитками… И то сушеное мясо - мясо улиток. Волокна, из которых здесь ткут ткань, тоже того же происхождения. Равно как и все инструменты… Это как Инь и Янь, только все абсолютно едино, а не двойственно…
Я услышал знакомый звук. Это вновь выпал из кармана на шершавую стенку панциря позабытый мною давно Сникерс. Взял его и начал рассматривать, вертя - бедняга пережил все передряги со мной, с самого начала и по сей момент.
Но вдруг я оказался на какой-то ужасно холодной скале. Ноги почувствовали непривычно гладкую поверхность. Я осмотрелся. Вокруг не оказалось абсолютно ничего. Внезапно я почувствовал необычайную легкость, будто мой вес стал неуклонно уменьшаться. Вот уже ноги оторвались от земли, и я взлетел. Передо мною внезапно появился обрыв, по мере удаления становилось все прохладнее и прохладнее, небо все темнело и синело, я понял, что поднялся очень высоко. Обратив взор на планету, с которой только что взлетел, я вдруг понял, что она, по сути, представляет собой огромную улитку…
Оказывается, в космосе не так уж и холодно. Примерно как утром, когда ты в первый раз идешь на занятия. И совсем не темно. Множество звезд освещают россыпь планет. Так вот одна из них, представьте, представляет собой не что иное, как огромную улитку, на которой нашли себе вечное пристанище миллиарды подобных, только гораздо более маленьких, улиток, непрестанно двигающихся к цели. И, возможно, раз в миллион лет улитка, прошедшая весь путь от крошечной песчинки до гиганта, проползшая весь путь, падает с обрыва, который на самом деле оказался
Я дернулся, нервно стиснув в руках одеяло, и уставился в потолок, на люстру, освещаемую последними лучами заката. Впервые за несколько лет в моей голове был такой порядок. И, одновременно, пустота и легкость. Все мысли, все переживания сложились в красивую ровную картину, как складываются пылинки на крыльях бабочки в яркий рисунок, или складываются разноцветные стекляшки в красивый витраж. Первым делом, я запустил руку в карман, туда, где оставался до последнего мой батончик, вселявший надежду. Но там его не оказалось. Вместо него я нашел там ракушку, закрытую умело выточенной крышкой, полную улиточной соли, которой приправляли еду. Этот принцип верен, скользнула мысль. Я был прав…
Послесловие.
Я еще много аз вспоминал про то удивительное происшествие. Стоя в общественном транспорте ли, лежа на диване ли, болея ли, меня поражало умение людей просто жить там. У них не было ни разнообразной еды, ни интересной информации, у них вообще и языка-то не было полноценного. Тем не менее, с лиц их не сходила улыбка. Но не скажу, что это были какие-то отсталые умственно люди. Все действия их выглядели осознанными и слаженными, поведение, в общем, ничем не отличалось от привычного мне. И даже тишина людей гармонировала с окружающей тишиной. Иногда я думал, что у этих людей была устная речь, но от нее отказались, дабы не нарушать заповедной тишины. Вероятно, населяющие то место люди ассоциировали себя с теми улитками и даже всячески старались на них походить. Ни разу за проведенное время я не видел, чтобы кто-то сомневался или не решался что-либо сделать, вся жизнь их была, подобно жизни улиток, направленной и прямолинейной, устойчивой, непоколебимой и не знавшей преград.
Попав туда, я ощутил самое дно человеческой души. Ту биологическую необходимость и душевный минимальный уровень для комфорта. Племя людей, живущих там, показало мне больше, чем могут или могли бы показать все государства мира, взятые вместе.
Единственным, чего мне там не хватало, была музыка. Ритуальные ракушки, в которые дули при восходе и закате, а также по достижению солнцем зенита, издавали мощный, но очень глухой, и, скажем, пыльный звук. Если бы у меня была возможность сделать подарок выручившему меня пареньку, то я бы без раздумья подарил ему флейту. В крайнем случае, если бы не обнаружил в себе музыкальных способностей, я уверен, он передал бы подарок кому-нибудь с талантом.
Впрочем, ему и так достался щедрый подарок судьбы - утром, на той улитке, где мне дали место, он нашел вместо меня только батончик. Покрутив его в руках и почесав затылок, он отнес его к старейшине, высокому широкоплечему старику с длинными седыми волосами, одетому, в отличие от всех остальных жителей, в широкополую белую шляпу. Тот, внимательно изучив вверх ногами надписи и рассмотрев находку с обеих сторон, аккуратно разорвал упаковку с одной стороны, отломил кусочек шоколада и протянул мальчишке, следом отделил кусочек себе и положил его в рот. Удивлению парнишки не было предела, еще бы, вкусовая гамма различных частей улиток, дававших, к слову, все достаточные элементы населению, не отличалась разнообразием, и такой яркий вкус не имело ничто на той планете. В тот вечер каждый попробовал за ужином кусочек необыкновенно вкусной божественной еды.
А «солонку» я поставил за стекло, в шкаф, где лежали памятные сувениры, рядом с маленьким сушеным крабом, которого когда-то привез с моря, и лишь иногда брал из нее пару кристалликов соли, которая была довольно пресной, чуть соленой и немного кислой на вкус. Этот, скажу честно, неприятный вкус удивительно отрезвлял голову и даже в самых, казалось, безвыходных ситуациях.
А вы любите улиток?
Нет, на самом деле нет разницы, любите ли вы улиток. Более того, нет разницы, любят ли они вас. Тем более что их часто считают существами неразумными, и вообще, моллюсками. Напрасно, замечу. Почему? Сам не знаю, но что-то мне подсказывает, что они - не просто слизняки. Ученые подтверждают некоторые аномальные способности улиток, вроде сна или гастрономических предпочтений. Но кроме этого в них просто есть какое-то особое очарование. Еще бы, ведь не каждому дано носить с собой дом на плечах. Хотя, допустим, другие моллюски у меня, лично, не вызывают подобной симпатии. Почему? Давайте разберемся…
Когда я проснулся тем вечером.… Постойте, почему вечером?! Да потому, что давно уже привык к такому режиму «совы». Ночью - работаю, днем - отдыхаю. Однако тем осенним вечером почувствовал себя крайне усталым и несколько разбитым. Сон не придал мне сил, однако это уже вошло в привычку, и на дневной отдых ставок более не делал, так, небольшая прихоть. Подобно выпивке, сон может тонизировать организм, но может и напротив, ослабить и утомить, все зависит от количества или продолжительности. Встав с дивана, направился на кухню с целью выпить кофейку и хоть как-то взбодриться. В квартире было сумеречно, вечер уже наступил. Тени деревьев, достававших до окон квартиры, от уличных фонарей играли на полу и стенах, рисуя рельефные картины желтым и холодно-синим цветом, но я не спешил включать лампы, потому что не люблю яркий свет.
Проходя дверной проем, ведущий в зал, засмотрелся на окно. Серые шторы закрывали ледяное стекло, на котором то и дело пробегали слайды автомобильных фар. Но вдруг у меня закружилась голова, я споткнулся о порог комнаты и.… Упал на что-то мягкое…
На песок. На песок? Откуда в коридоре песок?! Подул прохладный ветер, я продрог. Встав, наконец, огляделся. Такое ощущение, что меня резко закинули на высокий песчаный холм, вдали виднелось практически скрывшееся зарево. Песок был теплым, и ноги приятно увязли в нем, подобно тому, как вязнут ноги на песчаном пляже, если прийти полюбоваться морским закатом и ненароком засидеться допоздна. Ветер дул прохладный, со слабым соляным запахом, будто где-то неподалеку рассыпали целый мешок соды, но в нем можно было услышать теплые волны, двигавшиеся, казалось, с другой стороны, и приносившие какой-то другой особый аромат.
Я обратил внимание на то, что округ было очень тихо. Так тихо, как бывает только на луне, ну или в государственном учреждении ночью. Тишина одновременно настораживала и умиротворяла. Стоять было бесполезно, поэтому я решил пойти… хотя бы куда-нибудь, допустим, к закату, чтобы в случае чего всегда ориентироваться на солнце, заходившее, признаться, как-то подозрительно медленно на этот раз. Но, сделав пару шагов, обнаружил, что ноги стали вязнуть сильнее, и кеды уже набрали колючих пылинок. Оценив положение, я принял решение повернуть, и теперь пошел против заката, хотя и не рассматривал это направление, ведь очень не хотелось внезапно остаться в полной темноте и без какого-либо снаряжения. Впрочем, у меня все же было кое-то. Сникерс в кармане - я как раз собирался его употребить, запивая чаем, что, несомненно, придало бы сил для дальнейшей работы на дому, которой, замечу, как всегда было с избытком.
Не скажу, что обыкновенно для меня было трудно пройти километр. Да, пожалуй, и два не были бы помехой. Занятия теннисом до моей болезни довольно хорошо укрепили здоровье и позволили хоть на небольшое время, но почувствовать себя здоровым, даже полноценным человеком и учеником, и, хотя от былого здоровья не осталось и сотой доли, некоторые силы все еще оставались.
Вы замечали когда-нибудь, как неравномерно течет время порою? Без часов вряд ли кто сможет определить, сколько он играл в бильярд или наоборот, стирал. Так же и я, пройдя, как оказалось, всего пять 900 ярдов, думал, что должен был уже перейти Гудзон. Впрочем, оглянувшись назад, обнаружил, что зарево не потемнело, как я предполагал, что вновь насторожило. Даже наоборот, несколько порозовело, удивительно. Все, перекур. Я присел, чтобы вытряхнуть песок из обуви, но случайно обронил батончик. Тот шмякнулся оземь с характерным шелестом целлофана. Я давно предполагал, что нельзя доверять боковым карманам спортивных брюк, и поэтому старался ничего ценного им не доверять. Все же, что туда по какой-либо причине попадало, было рассчитано на громкое падение, и даже связка ключей была составлена из одного ключа и пяти брелоков, четверо из которых были металлическими. Я протянул руку к пропаже, но удивился, потому что схватил, кроме конфеты, еще и порядочного размера улитку. Точнее, пустую ракушку, из которой высыпался песок при наклоне.
«Странно, - подумал я. Но если она пустая, значит, она когда-то была жива. Следовательно, в этой дыре еще есть кто-то, кроме меня…»
Это не сильно меня успокоило, ведь я знал, что любая пустыня, как правило, всегда густо населена, но это все население смирненько сидит в песке себе и ждет ночи, своего любимого времени. И в мои планы вовсе не входило повстречаться с черным скорпионом или гремучей змеей, знаете ли…
Так что я продолжил ходьбу и даже несколько увеличил темп, подкрепляемый прочными знаниями о фауне засушливых долин. Когда идешь, особенно приятно думать о чем-нибудь хорошем, старом, добром. Допустим, перебрать старые воспоминания.… Но, черт подери, внезапно оказавшись в незнакомом месте, практически в пижаме, да еще и только что был закат, и вдруг - рассвет?!
Но мое внимание привлекло то, что вместо того, что обувь вязла в песке, я стал спотыкаться о круглые камни, причем довольно-таки крупные. Огляделся - зарево на другом конце пути превратилось в рассвет. Мои ноги уже порядком устали, да и сам я уже порядком расстроился, в голову ползли негодные мысли про Ад, Суд Божий, Высшее Предназначение и всё, понимаете, в этом роде… Я гневно пнул один камень, который посмел стать у меня на пути. Но вместо ожидаемого цоканья внезапно услышал неожиданно глухой тяжелый звук. Черт, да я пнул улитку! Но, боже, откуда она тут? Они же должны чем-то питаться, где-то сидеть на листьях, с кем-то болтать… Хотя, они вряд ли они умеют говорить, о чем это я.
Короче, скажу прямо, уже порядком рассвело, я стоял посреди долины, состоявшей из улиток и пустых ракушек. Одни из них выглядели вот-вот покинутыми, другие же были порядком побиты и походили больше на камни, нежели на нечто биогенное. Тело сковывали чувство голода, усталости и холода. Унылый пейзаж пропитал мое сознание, даже закрывая глаза, я видел подлые каменючки серо-белого цвета. Одежда пропахла этим странноватым запахом, теперь больше походившим на запах свежесчищенной чешуи морской рыбы.
Я присел на корточки, потом на колени, потом вытянул ноги, откинулся на руках назад, оперся на локти, лег. Перед глазами висело солнце, и оно мне напомнило огромную раскаленную, окруженную пылающей плазмой, улитку.
«Вот она, монотонность сознания и инерциальность мышления», - подумал вслух громко. Впрочем, позже, лежа на диване и слушая любимые песни, я прикинул, что не ошибся. Но в тот момент меня успокаивала мысль о том, что, что то, из чего состоит экзоскелет сего распространенного моллюска, не будет гореть, даже если испытает давление в миллион тонн или подвергнется температуре, сравнимой с температурой средненькой звезды вроде солнечного Солнца.
Напомню, что тогда я ошибся. Во многом потому, что следующим увиденным была еще одна улитка, на этот раз относительно активная и довольно крупная, диаметр ее «домика» был около пяти футов. Мне стало интересно, ведь подобного размера улиток, насколько я полагал, в наше время не существовало. С трудом я допрыгал до нее шагов в двадцать и обомлел - она куда-то ползла, медленно, но деловито, несколько натужно, но, тем не менее, уверенно. Ее, можно выразиться, глаза, непрерывно смотрели вперед. Наверное, я сейчас для нее не медленнее блохи, которая только тут, как уже исчезла, и на которую мало кто обратит внимание, такой массивной и непоколебимой казалась она.
Солнце уже припекало, голова нагрелась, но по земле пошел слабый холодок. Я оглянулся. Со стороны, противоположной восходу, виднелись очертания еще тройки улиток. Тени от них были настолько контрастны, что казалось, будто они не отбрасывают тень, а светятся абсолютно черным светом. Чувство голода само по себе прошло, когда я вспомнил, что всего съестного, возможно, на всем белом свете осталось только чуть больше, чем сотая доля фунта. Батончик, очевидно, немного расплавился в этих плачевных условиях. Нет, он же не испарился, всего лишь немного деформировался. Так даже лучше, ведь я буду есть его дольше, а, значит, у меня будет шанс наесться прежде, чем сладость закончится. Удивительно, но усталость и тяжесть в ногах прошла, как только я представил, каково было тем улиткам ползти день и ночь. Я ускорил шаг, начал резво перепрыгивать попадавшихся мне братьев и сестер тех парней, что покрупнее, настроение отчего-то не только не упало с момента моего появления здесь, а даже поднялось.
Но вот вскоре я увидел очертания человека на горизонте. Человек? В этом раю улиток? В этом кальциево-слизистом аду есть еще один человек кроме меня?!
Нелегко представить вам сейчас, как я тогда был обрадован, нелегко. Однако постарайтесь. Это примерно сравнимо с мороженкой в знойный день. Или с блинами весною. Каждый пусть подберет метафору по себе. Я оббежал преградившую было мне проход улитку, и устремился к человеку. Тот, явно не замечая меня, производил какие-то манипуляции с пустой ракушкой размером с колесо грузовика. Я приблизился на расстояние порядка ста ярдов и крикнул: «Ое!». Парнишка, коим оказался человек, подпрыгнул на месте, будто напуганный кот. Он был одет в серого цвета штаны, такую же рубаху, пошитую из небольших лоскутков, пошитую очень удобно, как мне показалось. Парнишка опомнился, принял угрожающий вид, который меня искренне насмешил, подбежал ко мне, гораздо ловчее, чем любой из когда-либо увиденных мной на спортивном канале легкоатлетов, на расстояние десятка футов и начал что-то показывать руками, при этом сохраняя дико смешное выражение лица. Я приложил левую руку к подбородку, а пальцем правой покрутил около виска. Парень, очевидно, удивился моей дерзкой реакции, потому что подбежал, схватил меня за руку и повел куда-то в сторону той улитки, которая давно уже привлекала мое внимание своими внушительными размерами и странным выростом на верхушке панциря.
Это оказалась улитка, какими-то неведомыми силами прикрепленная к другой, под немыслимым углом, таким, что, казалось, вот-вот отпадет и наделает очень много шума, а то и вовсе разобьется, подобно стеклянному стакану, большой, которая вблизи оказалась высотой с три человеческих роста, медленно ползшей за заходящим солнцем. Мальчик ловко вскочил наверх, залез в маленькую ракушку, оказавшуюся пустой, с ногами, и начал копаться в ней. Уже через мгновенье он был снова внизу. В его руке был небольшой, размером с котлету, кусок чего-то серого и рассыпчато-волокнистого. Он отщипнул пыльными пальцами от куска ломтик и с удовольствием съел его, облизав пальцы, протянув руку с «едой» мне. Я с недоверием взял целый ломтик. На вид он был, в ближайшем рассмотрении, как рисовая булочка, которая посреди напряженного шанхайского полдня упала в цемент и затвердела. Я поднес ее к лицу поближе и понюхал, а затем недоверчиво лизнул кончиком языка. Вкус оказался удивительно знакомым, он напоминал просроченных сушеных кальмаров. Я отломил ломтик мясца, размером с тот, что только что был съеден аборигенышем, и с удовольствием начал живать. Парнишка улыбнулся. «Насколько добрые люди живут тут, если здесь есть еще кто-то - заключил я, - в таких условиях волей-неволей станешь гуманным…»
Через мгновение я уже бежал с ним куда-то вперед, улитки под ногами становились все крупнее, хотя все еще встречались песчаные лужи и озера. Мальчуган бежал впереди, постоянно оглядывался и показывал что-то руками, он бежал, держа меня за руку, и, хотя я отставал от него на два шага и уже еле перемещал ноги, периодически замедлялся, давая отдых мне и, очевидно, себе. Вскоре, когда по уровню солнца я бы приписал время около четырех вечера знойного лета, ведь никаких облаков на этом небе я не видел с самого моего забавно-курьезного появления, и светило лупасило беспрерывно, мы достигли какого-то поселения. Оно состояло из четырех огромных улиток, выше той, на которой обосновался парнишка, раза в два. Они ползли, судя по всему, в одну сторону. На одной из них, лидирующей, было прикреплено три улитки поменьше, на двух, ползущих позади - две большие и одна поменьше, а на последней - одна, но самая крупная из всех надстроечных. Между ними и на них сновали туда-сюда люди в таких же серых одеждах, как и мой юный проводник. Одни что-то носили из одной надстройки в другую и между мегаулитками, другие разделывали большие куски мяса, тянули из ни какие-то нити, третьи точили странной формы кривые ножи о такие же подозрительные точила. Парнишка свистнул ближайшему юноше, и тот с удивлением уставился на меня. Они жестами о чем-то переговорили, и парень спрыгнул со своего вялого транспорта, подошел ко мне, посмотрел внимательно, изучил мою обувь. Я, в совою очередь, рассмотрел его снаряжение - нож оказался выточенным из ракушки. На нем был пояс с кармашками, сплетенный из такой же ткани, как и одежда, но только более грубой. Обут он был в подобие лаптей, в которых сплетались ракушечные пластинки и грубые ремешки.
Люди приняли меня на удивление радушно, все улыбались, показывали какие-то добрые жесты. Колония освещалась теплым оранжевым солнцем, когда все уже бросили свои дела и расположились на верхушках своих транспортных жилищ, смотря на закат, который оказался прямо по курсу. Мне показали, как забираться на улитку - на одной стороне каждой из них, оказывается, были ступеньки, довольно удобные и эргономичные, некоторые приклеенные серым с многочисленными пузырьками сейчас уже давно затвердевшим клеем, некоторые были вырублены прямо в массивной стенке. Судя по возрасту тех «мегалиток», на них проживали люди как минимум пару столетий, и успели их неплохо приспособить для комфортного существования…
Долгожданный закат, окрасивший серое небо в приятный абрикосовый оттенок, я встретил лежа на разогретой солнцем каменной спине улитки, на которой мне предложили остаться, ползущей так медленно и так настойчиво, что, казалось, она не заметила бы небольшого коттеджа и смела бы его, попадись он на пути. Мысли в голове все еще вертелись ураганом, но я уже привык к осознанию того, что здесь нет ничего, кроме улиток. Все состоит из улиток, получается, улитка состоит из всего. Все сделано из них, значит, в них есть все необходимые составляющие. Но… Чем питаются улитки? Похоже, ничем. Ими что-то движет. Какая-то сила закручивает солнце в этой системе, планету около этой звезды, всех улиток направляет по этой планете, заставляет то скудное население, что имеет счастье выживать здесь, следовать за движением.… Получается, тот песок тоже был улитками? Микроскопическими, да, улитками… И то сушеное мясо - мясо улиток. Волокна, из которых здесь ткут ткань, тоже того же происхождения. Равно как и все инструменты… Это как Инь и Янь, только все абсолютно едино, а не двойственно…
Я услышал знакомый звук. Это вновь выпал из кармана на шершавую стенку панциря позабытый мною давно Сникерс. Взял его и начал рассматривать, вертя - бедняга пережил все передряги со мной, с самого начала и по сей момент.
Но вдруг я оказался на какой-то ужасно холодной скале. Ноги почувствовали непривычно гладкую поверхность. Я осмотрелся. Вокруг не оказалось абсолютно ничего. Внезапно я почувствовал необычайную легкость, будто мой вес стал неуклонно уменьшаться. Вот уже ноги оторвались от земли, и я взлетел. Передо мною внезапно появился обрыв, по мере удаления становилось все прохладнее и прохладнее, небо все темнело и синело, я понял, что поднялся очень высоко. Обратив взор на планету, с которой только что взлетел, я вдруг понял, что она, по сути, представляет собой огромную улитку…
Оказывается, в космосе не так уж и холодно. Примерно как утром, когда ты в первый раз идешь на занятия. И совсем не темно. Множество звезд освещают россыпь планет. Так вот одна из них, представьте, представляет собой не что иное, как огромную улитку, на которой нашли себе вечное пристанище миллиарды подобных, только гораздо более маленьких, улиток, непрестанно двигающихся к цели. И, возможно, раз в миллион лет улитка, прошедшая весь путь от крошечной песчинки до гиганта, проползшая весь путь, падает с обрыва, который на самом деле оказался
Я дернулся, нервно стиснув в руках одеяло, и уставился в потолок, на люстру, освещаемую последними лучами заката. Впервые за несколько лет в моей голове был такой порядок. И, одновременно, пустота и легкость. Все мысли, все переживания сложились в красивую ровную картину, как складываются пылинки на крыльях бабочки в яркий рисунок, или складываются разноцветные стекляшки в красивый витраж. Первым делом, я запустил руку в карман, туда, где оставался до последнего мой батончик, вселявший надежду. Но там его не оказалось. Вместо него я нашел там ракушку, закрытую умело выточенной крышкой, полную улиточной соли, которой приправляли еду. Этот принцип верен, скользнула мысль. Я был прав…
Послесловие.
Я еще много аз вспоминал про то удивительное происшествие. Стоя в общественном транспорте ли, лежа на диване ли, болея ли, меня поражало умение людей просто жить там. У них не было ни разнообразной еды, ни интересной информации, у них вообще и языка-то не было полноценного. Тем не менее, с лиц их не сходила улыбка. Но не скажу, что это были какие-то отсталые умственно люди. Все действия их выглядели осознанными и слаженными, поведение, в общем, ничем не отличалось от привычного мне. И даже тишина людей гармонировала с окружающей тишиной. Иногда я думал, что у этих людей была устная речь, но от нее отказались, дабы не нарушать заповедной тишины. Вероятно, населяющие то место люди ассоциировали себя с теми улитками и даже всячески старались на них походить. Ни разу за проведенное время я не видел, чтобы кто-то сомневался или не решался что-либо сделать, вся жизнь их была, подобно жизни улиток, направленной и прямолинейной, устойчивой, непоколебимой и не знавшей преград.
Попав туда, я ощутил самое дно человеческой души. Ту биологическую необходимость и душевный минимальный уровень для комфорта. Племя людей, живущих там, показало мне больше, чем могут или могли бы показать все государства мира, взятые вместе.
Единственным, чего мне там не хватало, была музыка. Ритуальные ракушки, в которые дули при восходе и закате, а также по достижению солнцем зенита, издавали мощный, но очень глухой, и, скажем, пыльный звук. Если бы у меня была возможность сделать подарок выручившему меня пареньку, то я бы без раздумья подарил ему флейту. В крайнем случае, если бы не обнаружил в себе музыкальных способностей, я уверен, он передал бы подарок кому-нибудь с талантом.
Впрочем, ему и так достался щедрый подарок судьбы - утром, на той улитке, где мне дали место, он нашел вместо меня только батончик. Покрутив его в руках и почесав затылок, он отнес его к старейшине, высокому широкоплечему старику с длинными седыми волосами, одетому, в отличие от всех остальных жителей, в широкополую белую шляпу. Тот, внимательно изучив вверх ногами надписи и рассмотрев находку с обеих сторон, аккуратно разорвал упаковку с одной стороны, отломил кусочек шоколада и протянул мальчишке, следом отделил кусочек себе и положил его в рот. Удивлению парнишки не было предела, еще бы, вкусовая гамма различных частей улиток, дававших, к слову, все достаточные элементы населению, не отличалась разнообразием, и такой яркий вкус не имело ничто на той планете. В тот вечер каждый попробовал за ужином кусочек необыкновенно вкусной божественной еды.
А «солонку» я поставил за стекло, в шкаф, где лежали памятные сувениры, рядом с маленьким сушеным крабом, которого когда-то привез с моря, и лишь иногда брал из нее пару кристалликов соли, которая была довольно пресной, чуть соленой и немного кислой на вкус. Этот, скажу честно, неприятный вкус удивительно отрезвлял голову и даже в самых, казалось, безвыходных ситуациях.