Еще об Авдеенко
Читаю сейчас третью часть трилогии ("Дунайские ночи"; первые две - "Над Тиссой" и "Горная весна"). Место действия - Закарпатье (а также США, Европа). Персонажи: те же чекисты, что и в первых двух частях, сотрудники империалистических спецслужб (частично те же, частично новые). Время действия - 1956 год. Чует мое сердце, скоро узнаю, кто стоял за венгерскими событиями 1956 года. Хотела сказать, что третья часть написана уже "в наше время", но Алиб меня любезно поправил: есть публикации 1963 года. В общем, написана третья часть лет через 10 после первых двух.
И это заметно. Резко изменился стиль (сейчас я на примерно 150-й странице. Все время вспоминаю какого-то персонажа "* резидента", который говорил, что, мол, если кому надо, чтобы я рисковал головой - пусть платят достаточно, а идеи пусть оставят при себе: "гарнир из лозунгов я не ем". Впрочем, тут это уже не гарнир, а основное блюдо). "Вы отрицаете истину, понимая, что она есть истина. Вы ее боитесь, ненавидите, ибо она вскрывает вашу сущность, изобличает все ваши дела, все преступные замыслы ваших НАТО и СЕАТО, всю подноготную Пентагона".
Но начнем по порядку. (Эх, будь у меня электронная версия - было бы вам много цитат.... Но ее нет.)
Чекисты. Если в первых двух частях они были более-менее "функциями" (ловят шпионов - и хорошо, плюс немного об их героическом и/или трудовом прошлом), то теперь это... это... "Капитан Гойда... Чекист новой формации, времен строгого соблюдения социалистической законности. В тринадцать лет был неграмотным, а теперь имеет высшее образование, в совершенстве владеет пятью языками. И рядом с ним и вокруг, в каждом отделе, во всех управлениях работают такие же, как он, воспитанники университетов: физики и математики, историки, философы, педагоги, мобилизованные партией охранять государство, его тайны, труд и покой граждан. Новое поколение чекистов. [...] Чаще всего, оставаясь вдвоем, они именно вот так легко, непринужденно, чуть подтрунивая друг над другом, обсуждали самые серьезные дела. [...] Талантливые, трудолюбивые люди, как правило, непринужденны, остроумны, умеют посмеяться над ближним и дальним и себя не обходят. И оттого не впадают в зазнайство, хорошо работают". Далее мы узнаем, что Шатров (полковник) разбирается в буддизме, творчестве Шекспира и т.д., ведет дневник, с содержимым которого нас старательно знакомят. Кажется, есть и "лирическая линия" (но у "наших" это чистая любовь, а у "ихних" - любовь продажная: "Васенька, славненький мой!... Четвертый год я с тебя очей не свожу. Никакой надежды не было, а я все-таки смотрела... Все твои рыболовные места изучила, все твои тропки-дорожки известны. Знаю, что ты любишь, с кем дружишь. Все, все о тебе знаю!" "Пользовался любовью какой-то Анжелы, не патриотично настроенной по отношению к Италии: при расплате она ни за что не захотела брать лиры, потребовала зеленые заокеанские бумажки". Понятно, кто где?)То есть персонаж старательно "оживляется". (гм... и почему это мне вспоминаются ранние произведения Стругацких? Что, тогда вообще было так принято?....). Оно бы и неплохо - еще бы "очеловечивались" и противники... Но они как были масками - так и остались ими. Всякая деталь должна подчеркивать их "античеловечность". "Картер бросил на разрисованный асфальт серебряный доллар, отчеканенный шестьдесят лет назад, и пошел дальше, гордясь своей неслыханной щедростью. В Париже нельзя жалеть денег". Да, кстати, сюда же - вскользь поданная информация о связи английской (французской? израильской?... не совсем ясно, кого именно) разведки с ведомством генерала Гелена.
Всяческое обличение Запада, а точнее говоря - США (лучше всего это демонстрируют главы "Шатров и Картер", "В Вашингтоне", но у меня нет ни желания, ни терпения набирать главу целиком. Приведу только особо порадовавший меня отрывок - разговаривают чекист - Шатров - и пойманный с поличным американский дипломат Картер). "Ну, с Шекспиром разделались. Что теперь? - спросил Шатров. - Может быть, поговорим о США? Когда я был в Америке...
- Вы были в Америке?
- Давно, лет двадцать назад, сразу же после института.
- Понравилась вам страна?
- Люблю американский народ, верю в его способность рано или поздно осмыслить свое положенеи. И вы знаете, где я впервые поверил, что американцы способны осмыслить свою жизнь? Не там, в Штатах, а в самом центре России, в усадьбе Льва Николаевича Толстого.
- Интересно! Нельзя ли об этом подробно рассказать?
- Однажды, будучи в Ясной Поляне, я увидел портрет одного американца, подаренный им Толстому. Это был только что избранный президент США, но еще не вступивший в должность. Имея в своем распоряжении несколько свободных месяцев, он решил совершить кругосветное путешествие. Уехал из США президентом, а вернулся рядовым американцем. Вы, разумеется, помните его сенсационное отречение от Белого дома? Ум, талант, личное обаяние Льва Николаевича Толстого и долгие беседы с ним сделали свое дело. Как видите, мистер Картер, можно переубедить даже президента США. Так что я, разговаривая с вами, надеюсь, что и ваша совесть не останется глухой.
- Это было бы возможно лишь в том случае, если бы вы были Львом Толстым.
- Но и вы, мистер Картер, не будущий хозяин Белого дома." (Кстати, что это за история с отречением?)
Причем это вот обличение США подается в таких словах и сценах, что становится ясно: ну не видел автор американцев, не разговаривал с ними. Просто повторяет чужие слова. Впрочем, если учесть, что в те времена не так уж и много народу в СССР общалось с американцами, читалям было легко поверить в то, что американцы считают "своими богами недвижимость, автомобиль и вещи", что там "оскорблен, унижен тот, кто трудится".
Кстати о сценах: такое же чувство неправдоподобности оставляют все сцены в "западных верхах". И проблема не только в том, что автор на этих саммитах не бывал, а и в том, что... что это, в общем, еще один штамп советской пропаганды. Не то автор и не хотел его "оживлять", не то не сумел... Впрочем, своей цели - разоблачению мира капитала - сцена служит...
И вот еще: разговор о культе личности Сталина (кстати, во второй части, когда речь идет о том, как арестовывали агентурную сеть, употребляется термин "были репрессированы". Так и положено говорить, или это намек на что-то?).
"- Культ личности Сталина... Правильно, надо было рано или поздно вскрывать, лучше теперь, чем завтра. Но уж очень беспощадно вскрывается.
- Не нравится решительность и мужество хирургов? Хочешь, чтобы опасную болячку заговаривали бабки, знахари? Хочешь, чтобы втихомолку совершались промахи, ошибки, втихомолку исправлялись? Не тем аршином меряешь и эпоху, и партию, и государство... Тебе не приходилось видеть солнечное затмение?
- Что?..
- Солнечное затмение видел?.. На виду у миллионов людей затмилось и на виду всего мира прояснилось. Вот так, Вася".
Нет, слова, конечно, правильные... Но вот не задал Вася одного вопроса: А вы, Никита Самойлович, вы-то как?... Вы ж работаете в "органах" давно, и во времена культа личности тоже работали. Почему вы никогда не выражали обеспокоенности тем, что происходит?... Как вы сумели остаться "чистеньким"?... Уверены ли вы, что всегда карали тех и только тех, кто был шпионами, агентами иностранной разведки и т.д.?
Но это был бы очень неудобный вопрос... Его попытался задать Е.Малевский в "Оправданиях майора Пронина". И, конечно же, ответ был положительным: Да, вот сумел, да, карал только тех, кого надо было... И то сказать - как можно было дать иной ответ, основываясь только на произведениях Овалова (ничего не домысливая, не добавляя). Ну да это тема отдельного разговора.
Отсюда мораль: "изменения политического строя" отразились в данной трилогии так: в "оттепель" "оживились" образы контрразведчиков, резко смягчилась тема бдительности (бдительность - это по-прежнему хорошо, но все же есть "те, кому положено", и они бдят. Любимый город может спать спокойно, а не выискивать шпионов), зато появились общеполитические обобщения (вообще, "размах действия" увеличился - от военных лет до 1956 года и от США до Дуная через всю Европу), усилилась сатирически-обличающая линия. Насколько это характерно для "оттепельной" шпионской литературы (а также шпионской литературы "времен культа личности")? Не знаю... У того же Овалова, скажем (если сравнивать "Приключения майора Пронина" и "Голубого ангела" с "Букетом алых роз" и "Секретным ангелом") - пожалуй, проследивается эта же линия (кроме "темы верхов").... А кого еще можно было бы в этой связи рассмотреть?
И на закуску - особо порадовавшая меня фраза.
"Видишь, как она [лужайка] пламенеет зеленой травой, манит к себе".
И это заметно. Резко изменился стиль (сейчас я на примерно 150-й странице. Все время вспоминаю какого-то персонажа "* резидента", который говорил, что, мол, если кому надо, чтобы я рисковал головой - пусть платят достаточно, а идеи пусть оставят при себе: "гарнир из лозунгов я не ем". Впрочем, тут это уже не гарнир, а основное блюдо). "Вы отрицаете истину, понимая, что она есть истина. Вы ее боитесь, ненавидите, ибо она вскрывает вашу сущность, изобличает все ваши дела, все преступные замыслы ваших НАТО и СЕАТО, всю подноготную Пентагона".
Но начнем по порядку. (Эх, будь у меня электронная версия - было бы вам много цитат.... Но ее нет.)
Чекисты. Если в первых двух частях они были более-менее "функциями" (ловят шпионов - и хорошо, плюс немного об их героическом и/или трудовом прошлом), то теперь это... это... "Капитан Гойда... Чекист новой формации, времен строгого соблюдения социалистической законности. В тринадцать лет был неграмотным, а теперь имеет высшее образование, в совершенстве владеет пятью языками. И рядом с ним и вокруг, в каждом отделе, во всех управлениях работают такие же, как он, воспитанники университетов: физики и математики, историки, философы, педагоги, мобилизованные партией охранять государство, его тайны, труд и покой граждан. Новое поколение чекистов. [...] Чаще всего, оставаясь вдвоем, они именно вот так легко, непринужденно, чуть подтрунивая друг над другом, обсуждали самые серьезные дела. [...] Талантливые, трудолюбивые люди, как правило, непринужденны, остроумны, умеют посмеяться над ближним и дальним и себя не обходят. И оттого не впадают в зазнайство, хорошо работают". Далее мы узнаем, что Шатров (полковник) разбирается в буддизме, творчестве Шекспира и т.д., ведет дневник, с содержимым которого нас старательно знакомят. Кажется, есть и "лирическая линия" (но у "наших" это чистая любовь, а у "ихних" - любовь продажная: "Васенька, славненький мой!... Четвертый год я с тебя очей не свожу. Никакой надежды не было, а я все-таки смотрела... Все твои рыболовные места изучила, все твои тропки-дорожки известны. Знаю, что ты любишь, с кем дружишь. Все, все о тебе знаю!" "Пользовался любовью какой-то Анжелы, не патриотично настроенной по отношению к Италии: при расплате она ни за что не захотела брать лиры, потребовала зеленые заокеанские бумажки". Понятно, кто где?)То есть персонаж старательно "оживляется". (гм... и почему это мне вспоминаются ранние произведения Стругацких? Что, тогда вообще было так принято?....). Оно бы и неплохо - еще бы "очеловечивались" и противники... Но они как были масками - так и остались ими. Всякая деталь должна подчеркивать их "античеловечность". "Картер бросил на разрисованный асфальт серебряный доллар, отчеканенный шестьдесят лет назад, и пошел дальше, гордясь своей неслыханной щедростью. В Париже нельзя жалеть денег". Да, кстати, сюда же - вскользь поданная информация о связи английской (французской? израильской?... не совсем ясно, кого именно) разведки с ведомством генерала Гелена.
Всяческое обличение Запада, а точнее говоря - США (лучше всего это демонстрируют главы "Шатров и Картер", "В Вашингтоне", но у меня нет ни желания, ни терпения набирать главу целиком. Приведу только особо порадовавший меня отрывок - разговаривают чекист - Шатров - и пойманный с поличным американский дипломат Картер). "Ну, с Шекспиром разделались. Что теперь? - спросил Шатров. - Может быть, поговорим о США? Когда я был в Америке...
- Вы были в Америке?
- Давно, лет двадцать назад, сразу же после института.
- Понравилась вам страна?
- Люблю американский народ, верю в его способность рано или поздно осмыслить свое положенеи. И вы знаете, где я впервые поверил, что американцы способны осмыслить свою жизнь? Не там, в Штатах, а в самом центре России, в усадьбе Льва Николаевича Толстого.
- Интересно! Нельзя ли об этом подробно рассказать?
- Однажды, будучи в Ясной Поляне, я увидел портрет одного американца, подаренный им Толстому. Это был только что избранный президент США, но еще не вступивший в должность. Имея в своем распоряжении несколько свободных месяцев, он решил совершить кругосветное путешествие. Уехал из США президентом, а вернулся рядовым американцем. Вы, разумеется, помните его сенсационное отречение от Белого дома? Ум, талант, личное обаяние Льва Николаевича Толстого и долгие беседы с ним сделали свое дело. Как видите, мистер Картер, можно переубедить даже президента США. Так что я, разговаривая с вами, надеюсь, что и ваша совесть не останется глухой.
- Это было бы возможно лишь в том случае, если бы вы были Львом Толстым.
- Но и вы, мистер Картер, не будущий хозяин Белого дома." (Кстати, что это за история с отречением?)
Причем это вот обличение США подается в таких словах и сценах, что становится ясно: ну не видел автор американцев, не разговаривал с ними. Просто повторяет чужие слова. Впрочем, если учесть, что в те времена не так уж и много народу в СССР общалось с американцами, читалям было легко поверить в то, что американцы считают "своими богами недвижимость, автомобиль и вещи", что там "оскорблен, унижен тот, кто трудится".
Кстати о сценах: такое же чувство неправдоподобности оставляют все сцены в "западных верхах". И проблема не только в том, что автор на этих саммитах не бывал, а и в том, что... что это, в общем, еще один штамп советской пропаганды. Не то автор и не хотел его "оживлять", не то не сумел... Впрочем, своей цели - разоблачению мира капитала - сцена служит...
И вот еще: разговор о культе личности Сталина (кстати, во второй части, когда речь идет о том, как арестовывали агентурную сеть, употребляется термин "были репрессированы". Так и положено говорить, или это намек на что-то?).
"- Культ личности Сталина... Правильно, надо было рано или поздно вскрывать, лучше теперь, чем завтра. Но уж очень беспощадно вскрывается.
- Не нравится решительность и мужество хирургов? Хочешь, чтобы опасную болячку заговаривали бабки, знахари? Хочешь, чтобы втихомолку совершались промахи, ошибки, втихомолку исправлялись? Не тем аршином меряешь и эпоху, и партию, и государство... Тебе не приходилось видеть солнечное затмение?
- Что?..
- Солнечное затмение видел?.. На виду у миллионов людей затмилось и на виду всего мира прояснилось. Вот так, Вася".
Нет, слова, конечно, правильные... Но вот не задал Вася одного вопроса: А вы, Никита Самойлович, вы-то как?... Вы ж работаете в "органах" давно, и во времена культа личности тоже работали. Почему вы никогда не выражали обеспокоенности тем, что происходит?... Как вы сумели остаться "чистеньким"?... Уверены ли вы, что всегда карали тех и только тех, кто был шпионами, агентами иностранной разведки и т.д.?
Но это был бы очень неудобный вопрос... Его попытался задать Е.Малевский в "Оправданиях майора Пронина". И, конечно же, ответ был положительным: Да, вот сумел, да, карал только тех, кого надо было... И то сказать - как можно было дать иной ответ, основываясь только на произведениях Овалова (ничего не домысливая, не добавляя). Ну да это тема отдельного разговора.
Отсюда мораль: "изменения политического строя" отразились в данной трилогии так: в "оттепель" "оживились" образы контрразведчиков, резко смягчилась тема бдительности (бдительность - это по-прежнему хорошо, но все же есть "те, кому положено", и они бдят. Любимый город может спать спокойно, а не выискивать шпионов), зато появились общеполитические обобщения (вообще, "размах действия" увеличился - от военных лет до 1956 года и от США до Дуная через всю Европу), усилилась сатирически-обличающая линия. Насколько это характерно для "оттепельной" шпионской литературы (а также шпионской литературы "времен культа личности")? Не знаю... У того же Овалова, скажем (если сравнивать "Приключения майора Пронина" и "Голубого ангела" с "Букетом алых роз" и "Секретным ангелом") - пожалуй, проследивается эта же линия (кроме "темы верхов").... А кого еще можно было бы в этой связи рассмотреть?
И на закуску - особо порадовавшая меня фраза.
"Видишь, как она [лужайка] пламенеет зеленой травой, манит к себе".