От музыки я крайне далека, от опознания мотивов - еще дальше...
Поэтому когда я читала "Реквием по пилоту" А.Ляха, конкретно это место:
"Похоже, Мэрчисон начинал писать свою композицию, будучи сильно не в духе. Громоздились и ворочались какие-то мрачные силы, угрюмо, хоть и не без грации, выстраивались и наслаивались. В их движении обозначалась величественная и зловещая наступательность. «Печальное сочинение», - подумал Эрлен. Но дальше Пошли интересные вещи. Черные силы раскрутились в полный хаос, в бессвязное торжество, а из хаоса возник разболтанный, чуть ли не издевательский мотив в духе чарльстона, бредовый как по нахальству, так и по сложности, и весь мрак немедля обрушился на него тяжкими аккордами. Темп сразу возрос, над залом гремела и кружилась схватка темных музыкальных чудес со свихнувшимся развеселым ритмом.
В итоге слабоумный чарльстон доконал-таки мистический минор, тот скончался в патетических вздохах, и после едва уловимой паузы по бренным останкам в щенячьем восторге проскакал чокнутый победитель - что-то наподобие «Это, братцы, без сомненья, янки-дудль-датч-вторженье». И разбойники пустились в пляс. Инга сняла руки с клавиатуры. Все."
во мне "ничто не шевельнулось" (а должно было бы!.. Почему - узнаете чуть ниже). Ну, описание музыки как описание музыки, может, и такая может быть...
Но недавно мне вот тут -
https://doctor-alik.livejournal.com/81623.html - попался пост, где была цитата из "Бесов" Достоевского:
" Штучка в самом деле оказалась забавною, под смешным названием «Франко-прусская война». Начиналась она грозными звуками «Марсельезы»:
Qu’un sang impur abreuve nos sillons![128]
Слышался напыщенный вызов, упоение будущими победами. Но вдруг, вместе с мастерски варьированными тактами гимна, где-то сбоку, внизу, в уголку, но очень близко, послышались гаденькие звуки «Mein lieber Augustin».[129] «Марсельеза» не замечает их, «Марсельеза» на высшей точке упоения своим величием; но «Augustin» укрепляется, «Augustin» всё нахальнее, и вот такты «Augustin» как-то неожиданно начинают совпадать с тактами «Марсельезы». Та начинает как бы сердиться; она замечает наконец «Augustin», она хочет сбросить ее, отогнать как навязчивую ничтожную муху, но «Mein lieber Augustin» уцепилась крепко; она весела и самоуверенна; она радостна и нахальна; и «Марсельеза» как-то вдруг ужасно глупеет: она уже не скрывает, что раздражена и обижена; это вопли негодования, это слезы и клятвы с простертыми к провидению руками:
Pas un pouce de notre terrain, pas une pierre de nos forteresses![130]
Ho уже она принуждена петь с «Mein lieber Augustin» в один такт. Ее звуки как-то глупейшим образом переходят в «Augustin», она склоняется, погасает. Изредка лишь, прорывом, послышится опять «qu’un sang impur…», но тотчас же преобидно перескочит в гаденький вальс. Она смиряется совершенно: это Жюль Фавр, рыдающий на груди Бисмарка и отдающий всё, всё… Но тут уже свирепеет и «Augustin»: слышатся сиплые звуки, чувствуется безмерно выпитое пиво, бешенство самохвальства, требования миллиардов, тонких сигар, шампанского и заложников; «Augustin» переходит в неистовый рев… Франко-прусская война оканчивается."
А потом говорилось, что "В 1880 году Чайковский по просьбе Н.Г. Рубинштейна написал увертюру "1812 год". Позаимствовав идею победы над "Марсельезой" из романа "Бесы", он заменил "Mein lieber Augustin" патриотическим гимном "Боже, царя храни".".
(Ладно, я понимаю, что могла не знать второго. Но Достоевского-то знать надо бы...)
И тут цитата из Ляха заиграла новыми красками. Но, как всегда у меня с цитатами и отсылками, возникает вопрос границы. Должно ли при осознании их ограничиться только и сугубо процитированными словами? Или смотреть надо шире? Мэрчисон как Чайковский? Или как Лямшин (особенно учитывая, что, по слухам, не Лямшин являлся автором "штучки")? Стимфал как Франция (лично я там видела отсылки к Германии), а Земля - в роли... в роли чего? США? Германии? Российской империи?.. Должна ли цитата "притягивать" весь контекст цитируемого произведения?..
И сколько цитат и отсылок я еще не опознаю...