Только одна роза ...
В дополнение к http://sid75.livejournal.com/74719.html
Дзинннь! Дзинннь! Дзинннь! - это к нам кто-то явился. У нас, на дверях коммунальной квартиры, звонок один, а к нему список - фамилии и кому сколько раз звонить. Я уже так привыкла, что машинально всегда отсчитываю - к нам или не к нам?
Ну вот, три - это как раз к нам, и я бегу по длинному коридору, открываю.
- Ты Ильи Израилевича дочка? - спрашивает меня звонившая женщина. Она не очень молодая, (а может, просто измученная), худенькая, невысокого роста. Одета как-то очень бедно. Даже на фоне того, к чему привыкли глаза, сразу видно, что она сильно нуждается, это и я, тринадцатилетняя недотепа, тут же соображаю.
Но в руках у нее - контрастом ко всему облику, одежде, измученному лицу - невиданной красоты роза на длинном прямом стебле (сейчас таких - за углом навалом, а тогда - диковина), еще листики и, кажется, два бутона. Но это не важно, главное - она, центральная красавица, темновишневая, с бархатистым отливом, не роза, а королева!
- Это ему, Илье Израилевичу! - женщина почему-то очень волнуется, мне даже кажется, что она готова заплакать. - Ты стебель вот так подрежь, - она показывает, как именно, - и вазу к нему на стол поставь, там, где он работает.
- А что сказать, от кого?
- Это не важно, совсем не важно, может, он сам поймет. Но главное - не забудь (она дает несколько указаний, как ухаживать за розой, чтобы продлить ее жизнь), и обязательно - на его письменный стол! Ты сделаешь? - голос ее звучит так взволновано, так напряженно, что кажется - за этим всем какая-то трагедия.
- Конечно, не беспокойтесь, я все сделаю, как Вы сказали. Спасибо! Но, может, назоветесь, кто Вы?
- На его письменный стол обязательно! - повторяет она в третий раз и начинает спускаться по лестнице.
Женщина не знает, да и не надо ей знать, что письменный стол у папы появится только года через два, да и ваз у нас пока тоже нет. Но я честно нахожу какую-то банку, подрезаю стебель, как было велено, ставлю эту красавицу на единственный в нашей комнате стол, а потом сажусь перед ней, и у меня из глаз выкатывается слеза. Почему? Этого я не понимаю.
Два раза в год - в первый день учебного года и во время экзаменов - через нашу комнату (до отдельной квартиры папа так и не дожил) прокатывались волны цветов - сирени, тюльпанов, пионов, осенних астр, еще чего-то. Но ту единственную розу, тот разговор на пороге квартиры, лицо этой женщины я никогда не смогу забыть. И почему-то, вспоминая тот случай, я чувствую стеснение в горле, и слезы подступают к глазам.
Дзинннь! Дзинннь! Дзинннь! - это к нам кто-то явился. У нас, на дверях коммунальной квартиры, звонок один, а к нему список - фамилии и кому сколько раз звонить. Я уже так привыкла, что машинально всегда отсчитываю - к нам или не к нам?
Ну вот, три - это как раз к нам, и я бегу по длинному коридору, открываю.
- Ты Ильи Израилевича дочка? - спрашивает меня звонившая женщина. Она не очень молодая, (а может, просто измученная), худенькая, невысокого роста. Одета как-то очень бедно. Даже на фоне того, к чему привыкли глаза, сразу видно, что она сильно нуждается, это и я, тринадцатилетняя недотепа, тут же соображаю.
Но в руках у нее - контрастом ко всему облику, одежде, измученному лицу - невиданной красоты роза на длинном прямом стебле (сейчас таких - за углом навалом, а тогда - диковина), еще листики и, кажется, два бутона. Но это не важно, главное - она, центральная красавица, темновишневая, с бархатистым отливом, не роза, а королева!
- Это ему, Илье Израилевичу! - женщина почему-то очень волнуется, мне даже кажется, что она готова заплакать. - Ты стебель вот так подрежь, - она показывает, как именно, - и вазу к нему на стол поставь, там, где он работает.
- А что сказать, от кого?
- Это не важно, совсем не важно, может, он сам поймет. Но главное - не забудь (она дает несколько указаний, как ухаживать за розой, чтобы продлить ее жизнь), и обязательно - на его письменный стол! Ты сделаешь? - голос ее звучит так взволновано, так напряженно, что кажется - за этим всем какая-то трагедия.
- Конечно, не беспокойтесь, я все сделаю, как Вы сказали. Спасибо! Но, может, назоветесь, кто Вы?
- На его письменный стол обязательно! - повторяет она в третий раз и начинает спускаться по лестнице.
Женщина не знает, да и не надо ей знать, что письменный стол у папы появится только года через два, да и ваз у нас пока тоже нет. Но я честно нахожу какую-то банку, подрезаю стебель, как было велено, ставлю эту красавицу на единственный в нашей комнате стол, а потом сажусь перед ней, и у меня из глаз выкатывается слеза. Почему? Этого я не понимаю.
Два раза в год - в первый день учебного года и во время экзаменов - через нашу комнату (до отдельной квартиры папа так и не дожил) прокатывались волны цветов - сирени, тюльпанов, пионов, осенних астр, еще чего-то. Но ту единственную розу, тот разговор на пороге квартиры, лицо этой женщины я никогда не смогу забыть. И почему-то, вспоминая тот случай, я чувствую стеснение в горле, и слезы подступают к глазам.