1 марта 1887 года
Если разобраться, в советские времена о нем публиковалось крайне мало - помимо ставших стандартными скупых хрестоматийных строк (вроде: «Мы пойдем другим путем!»). Так было совсем не случайно: если приглядеться, то слишком уж заметны в этой истории моменты, которые не подлежали канонизации!
Данный эпизод истории революционного движения в России оказался исключительным по целому ряду обстоятельств.
Абсолютно все участники этой революционной акции появились как бы ниоткуда и исчезли как бы в никуда - никто из них не был участником революционной борьбы предшествующих лет и практически никто из уцелевших не вернулся в российское революционное движение впоследствии (о поляках, участвовавших в событиях 1887 года - разговор особый). Это было очень странно: для российского революционного движения характерны долгожители, участвовавшие в революции всю свою жизнь: Николай Чайковский, Марк Натансон, Вера Засулич, Екатерина Брешко-Брешковская, Георгий Плеханов, Вера Фигнер, Прасковья Ивановская и многие-многие другие.
Это был, по существу, такой стандартный для этой публики способ существования - и пребывание в постоянной оппозиции к правительству, и соответствующая организация собственного быта, а революция постепенно становилась для многих из них весьма призрачным и ни к чему не обязывающим миражем: события 1917 года, когда большинство многолетних революционеров потеряло всякую ориентировку и оказалось выброшено из политики, подтвердили это с полной ясностью; если для чего-то революционеры и были полезны, то, во всяком случае, не для революции!
Однако до революции даже десятилетия заключения в каторжных тюрьмах могли таких людей физически убить, свести с ума, лишить здоровья и жизненных сил, но не заставить отказаться от собственного пути - за редчайшими, хотя и чрезвычайно любопытными и поучительными исключениями. При этом для каждого или каждой из них характерны сюжеты, не только непростые по житейской фабуле, но и примечательные по серьезному углублению их жизненных позиций.
Отъявленные террористы разных поколений - та же Вера Засулич, Сергей Кравчинский, Александр Михайлов, Софья Перовская, Андрей Желябов, Степан Халтурин, Михаил Гоц, Григорий Гершуни, Борис Савинков, Егор Созонов, Иван
Каляев и другие - далеко не сразу становились террористами, а сначала искали более мягкие формы оппозиционной деятельности и лишь постепенно склонялись к террору как крайнему средству. Менее масштабные люди легче примыкали к террору, но для этого уже была необходима налаженная террористическая организация, имеющая четко сформулированную политическую платформу и определенные традиции. Разумеется, в революционном движении хватало и вовсе случайных, эпизодических персонажей, но на их долю и не пришлись заметные достижения и ярко сыгранные исторические роли.
Кроме того, террористические организации всегда сотрудничали с прочими легальными и нелегальными революционными кругами, получая от них материальную помощь и дружескую поддержку. По существу террористические группы всегда были только частью более широких революционных организаций.
Множество разных людей имело отношение даже к знаменитому выстрелу Веры Засулич, целенаправленно и умело закамуфлированному под неудержимый порыв чувств экзальтированной девицы, якобы решившейся на самочинный акт справедливого возмездия.
В этом отношении террористы 1887 года также оказались исключением, что мы проиллюстрируем немного ниже.
Вообще серьезные террористические акты возможны только для солидных групп, обладающих достаточными материальными (прежде всего - денежными) средствами и имеющих хорошую организацию с разделением обязанностей: разведчики, контрразведчики, изготовители взрывчатки и других технических средств, непосредственные исполнители, связники, руководители и организаторы, необходимая вспомогательная прислуга и т.д.
Террористы-одиночки также существуют в природе, но крайне редко, и, как правило, не способны на удачные и успешные действия - с точки зрения террористов, разумеется.
Единственное исключение в истории царского времени, одновременно подтверждающее общее правило, это - убийство Петром Карповичем министра народного просвещения Н.П. Боголепова в 1901 году.
Внебрачный сын богатого помещика, Карпович участвовал в студенческих волнениях конца века (через это прошло большинство студентов того поколения), за что был исключен из Юрьевского университета и уехал доучиваться за границу.
Находясь в Германии, внезапно решился на террористический акт, но никаких террористических организаций тогда не существовало, и он был вынужден действовать самостоятельно: никого не оповестил о своем намерении, вернулся в Россию, беспрепятственно получил прием у министра и застрелил последнего.
Во-первых, власти утратили почти всякую бдительность к концу двадцатилетия, практически лишенного серьезных террористических выступлений (кроме как раз попытки 1 марта 1887 года); позднее совершить подобное одиночке, не имеющему сообщников, стало просто невозможно.
Во-вторых, Карпович располагал собственными средствами, позволявшими свободно организовывать все его действия; выезжая из Германии, он оставил даже значительную сумму - 1500 рублей, завещав ее на продолжение террористической борьбы.
Граф Монте-Кристо или Фантомас в роли политического террориста - это, согласитесь, не может быть обычным явлением; какой-нибудь Уссама бен Ладен - это уже не индивидуалист-одиночка, к тому же - бывший сотрудник ЦРУ (можно подумать, что у этой организации, как и у других, ей подобных, могут быть бывшие сотрудники!).
Подтверждением же общего правила покушение Карповича является потому, что это все же была не удача, а неудача: Карпович собирался убить Николая II, но убедился в невозможности этого, и только с отчаяния остановился на более доступной жертве.
В докладе приводится интересная подробность:
«Говорухин скрылся, оставив письмо о самоубийстве». Говорухин принимал затем участие в социалистическом движении в Болгарии, не играя там заметной роли, и, возвратившись в СССР только в 1926 году (!), вступил в ВКП(б).
С 28 февраля 1887 за Андреюшкиным было установлено наружное наблюдение, которое вдруг сразу обнаружило, что он провел этот день с другими лицами на улицах, что можно было интерпретировать, как занятие диспозиции для подготовленного террористического акта. Когда на следующий день, 1 марта, это возобновилось, то немедленно были схвачены все шестеро зафиксированных участников группы: П.И. Андреюшкин, В.Д. Генералов, В.С. Осипанов - с бомбами в руках, и «сигнальщики» - П.С. Гаркун, С.А. Волохов и М.Н. Канчер, который, по-видимому, и руководил этой группой. 2 марта Канчер дал откровенные показания, после чего на следующий день были арестованы Новорусский, Ульянов и Лукашевич; тогда же и позже - еще несколько человек; Шевырев - 7 марта в Ялте.
Уже в докладе Толстого, датированном 5 марта, сообщается: «Студент [Бронислав] Пилсудский, который в г. Вильно свел прибывшего за азотной кислотой Канчера с „Антоном“, показал, что „Антон“ бывший ученик железнодорожного училища Антон Гнатовский. /.../
Участие в набивке снарядов динамитом студента Лукашевича подтверждает и мещанин Волохов, приходивший вместе с Канчером в квартиру».
Вся эта история возбуждает массу вопросов: уж больно странно выглядит то, что долговременно развивавшиеся полицейские поиски гипотетических преступников привели к успеху именно в тот момент, когда только и оставалась последняя возможность схватить убийц за руку.
Публике в то время и вовсе рассказывалось, что просто агенты охраны, производя наблюдение за подступами к Аничкиному дворцу - тогдашней резиденции царя, обратили внимание 28 февраля, безо всяких посторонних поводов, на эту группу подозрительных молодых людей. Такая возможность чисто теоретически могла иметь место, но она совершенно невероятна: ни одна другая из попыток покушений, вошедших в историю, не была ликвидирована полицией столь простейшим способом!..
Нельзя отбрасывать предположение, что все это было спровоцировано и инсценировано самой полицией, дабы, обезвредив заговорщиков в нужный момент, добиться успеха и признания у начальства - именно так позже действовал полицейский гений С.В. Зубатов в Москве, «разоблачив» в мае 1895 года группу студента И.С. Распутина, готовившую новое «цареубийство». Группа была, по-существу, создана самим Зубатовым, поскольку главная роль в ней изначально принадлежала надежному агенту Зубатова - знаменитой «Зиночке» - З.Ф. Гернгросс, по мужу - Жученко. «Техники» организации к моменту ареста еще только приступили к опытам по изготовлению боевой взрывчатки.
Но применительно к 1 марта 1887 аналогия c зубатовской липой, вроде бы, несостоятельна: следов деятельности необходимого «суперагента», внедренного заранее, как будто бы не обнаруживается. Вся история произвела ошеломляющее впечатление на само полицейское начальство: если в 1895 году Зубатов получил орден Св. Владимира 4-й степени и приобрел популярность в правительственных кругах, то в 1887-м был немедленно уволен товарищ (заместитель) министра внутренних дел генерал П.В. Оржевский, возглавлявший полицию (в том числе тайную) с июня 1882 года, а никто из его достаточно высокопоставленных подчиненных никаких лавров на этой истории не заработал.
Поимка преступников в самый последний момент была воспринята ни в коем случае не как удача полиции, а как совершенно невероятный случай: Божественное вмешательство не исключалось, но вот заслуг полиции не было почти никаких!
Мало кто мог поверить, что все это дело состряпано исключительно несколькими судентами-недоучками.
Кому необходимо, и именно теперь, произвести переворот в России или хоть воскресить призрак, исчезнувший после коронации, России бессильной, подкопанной заговорами, распадающейся? Представить одним, что на Россию надежда плоха, а иным, что России бояться нечего? Действительно, день 1 марта 1881 года, казалось, завершал Бисмарково столпотворение. Россия /.../ могла мечтать лишь о врачевании собственных ран и недугов. Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг благодаря смелому шагу Скобелева сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди и в этом не сомневаются, /.../ но дело было сделано. Вскоре чудо коронации показало всему свету мощь и жизненность России. Тогда все было испробовано, чтобы приманить или опутать Россию: /.../ травили Болгарию и Болгариею /.../, но, слава Богу, благодаря мудрости, мужеству и терпению государя все было безуспешно /.../.
Россия и Франция не подчиняются воле Бисмарка, он не может безнаказанно раздавить Францию. Он чует, что его столпотворению, созданному столькими неправдами, грозит опасность. Его гнетет мысль, что он стар, что вот-вот наступит минута возмездия за все зло, им содеянное. Ужели после стольких человеческих жертв, принесенных им же обновленному идолу Германии, после всех преступлений, им совершенных против врагов или просто людей, ему неудобных, - ужели он остановится перед новым злодеянием?», - это из письма князя Николая Петровича Мещерского, бывшего попечителя московского учебного округа, к обер-прокурору Синода К.П. Победоносцеву от 10 марта 1887 года.
Ссылка на генерала М.Д. Скобелева объясняется тем, что весной 1882 года, находясь во Франции, этот прославленный герой покорения Средней Азии и Балканской кампании, позволил себе публичные выступления против Германии и за немедленный союз Франции с Россией; это имело огромный резонанс, а Скобелев, для пресечения дальнейшего скандала, был немедленно отозван в Россию; вскоре, в июне 1882 года, он неожиданно умер в Москве при странных обстоятельствах (на 39 году жизни).
Имеется множество версий его смерти, окончательно не опровергнутых и не подтвержденных. Скобелев, кроме прочего, пытался наладить в Париже контакты с народовольцами, а одна из версий предполагает, что Скобелев якобы возглавлял заговор, который должен был свергнуть Александра III во время коронации в мае 1883 года, чтобы решительно изменить внешнюю политику России. Следовательно, в смерти Скобелева могли быть заинтересованы влиятельные российские иерархи, включая самого Александра III.
Сразу же в 1882 году - отнюдь не только Н.П. Мещерским! - выдвигалась и конкурирующая версия о Бисмарке, как «заказчике» возможного убийства «Белого генерала».
Это версии вовсе не взаимоисключающие, а Скобелев сумел наступить на пятку стольким влиятельным лицам, что могла создаться подлинная конкуренция за его устранение, а может быть - и сотрудничество при этом.
Н.П. Мещерский - лицо достаточно незначительное (не путать с его знаменитым братом Владимиром Мещерским, другом и советником императоров Александра III и Николая II!), а главное - малоинформированное. Иное дело получатель письма - всесильный в то время Победоносцев, живо интересовавшийся происшедшими событиями и присутствовавший на суде над террористами, а ведь молодой православный интеллектуал Новорусский и некоторые близкие к нему люди в Духовной академии весьма тесно соприкасались с кругом церковных иерархов, возглавляемых самим обер-прокурором Синода!
Последнего это не могло не волновать: версия об иностранном происхождении заговора оправдывала, по крайней мере частично, несомненную вину вроде бы идейных, сознательных и образованных адептов православной церкви. Именно в таком направлении Победоносцев и должен был воздействовать на Александра III!
В отношении участи Новорусского это проявилось с полной наглядностью.
Бронислав Пилсудский судился вместе с остальными террористами и получил 12 лет каторги.
Был арестован в Вильне и А.Д. Гнатовский, снабжавший террористов азотной кислотой для изготовления динамита, - по показаниям Канчера, а затем, как упоминалось, и Б. Пилсудского.
Девятнадцатилетний Юзеф Пилсудский был арестован 22 марта в Харькове, но не судился в Петербурге, поскольку симулировал сумасшествие: «Симулировать сумасшествие ему было не трудно», как ядовито заметил многократно цитированный нами очевидец, близко познакомившийся с Пилсудским уже в эмиграции в начале 1900-х годов.
«Сумасшедший» Юзеф был все-таки выслан административным порядком на 5 лет в Восточную Сибирь. Вернувшись, он практически сразу сделался признанным лидером ППС - Польской социалистической партии, несмотря на свою молодость.
Этот гениальный политик прославился, кроме прочего, и тем, что впоследствии мастерски вымогал средства на свои мероприятия у разведок враждебных России держав: в 1904-1905 годах - у японцев, в 1914-1918 - у немцев и австрийцев, потом переключился на французов и англичан. Что поделаешь - цель оправдывает средства, а целью Пилсудского всегда оставалась независимость Польши, которой он добивался и добился.
Но в 1887 году Ю. Пилсудский едва ли мог быть главным закулисным руководителем заговора - уж больно он был молод, да и находился далеко и от Петербурга, и от Польши и Литвы. Скорее опыт, полученный в то время, обучал его самого и помогал в его дальнейшей деятельности.
Главные кукловоды находились, разумеется, или в самом Петербурге, или в Вильне и Варшаве, или в Берлине!
Мнение Мещерского не составляло секрета ни для Победоносцева, ни, скорее всего, для Александра III, да у них были и собственные головы на плечах, и знали они куда больше Мещерского!
Да и в том случае, если они даже и не были замешаны в убийстве Скобелева, не думать о мотивах странной смерти «Белого генерала» они, разумеется, не могли.
Разумеется верно утверждение, что каждый понимает происходящее в меру собственной испорченности!
Итак, польский след существовал и не вызывал сомнений. Но не было ли какого-либо еще?
Нигилисты, как справедливо отметил Мещерский, имелись всегда, и всегда были готовы на любую пакость, включая цареубийство, но вот только не всегда, как полагал Мещерский и подчеркиваем мы, им за это платили.
Поляки также имелись издавна, став важнейшим фактором российской политики, и всегда жаждали освобождения Польши от России.
Но и к полякам, коль скоро они имелись постоянно, вполне относится вопрос в первых приведенных строках письма Мещерского: «Но почему же после долгого бездействия они начали действовать именно теперь?»
Кстати, а почему поляки все-таки не столь часто прибегали к попыткам цареубийства (точнее - крайне редко)?
Да потому, что это, с одной стороны, грозило нешуточными репрессиями по отношению ко всей Польше, и, главное, потому, что смена одного царя на другого именно для поляков должна была бы быть только расточительным расходом сил и средств на бессмысленное убийство, если престолонаследник не был бы хоть в чем-то более лоялен к Польше, чем его предшественник.
Полонофилы в царском семействе если и имелись, то это относилось к ушедшему прошлому. Таковыми молва называла императора Александра I, давшего Польше конституцию 1815 года (отобранную впоследствии Николаем I), и брата Александра II великого князя Константина Николаевича. Последний, будучи наместником в Варшаве в 1862-1863 годах, пытался играть примирительную роль, что не было оценено ни с польской стороны (поляки устраивали на него покушения), ни с русской - великий князь утратил на этом львиную долю своего прежнего влияния в России, а с воцарением Александра III был и вовсе изгнан в отставку и не имел ни формальных, ни практических шансов на занятие российского престола.
Поэтому в отношении покушения 1 марта 1887 года у поляков имелось четкое логическое политическое алиби: им это просто было не нужно.
Этого не мог не понимать и Александр III. Следовательно, в данном случае польский след, с его точки зрения был обязан иметь продолжение.
Попытка использовать георгиевского кавалера, расписанная Лукашевичем, происходила неизвестно когда (хотя при желании это можно вычислить - едва ли не единственный раз в году могло происходить собрание, на котором предполагалось покушение), но это не имеет и особого значения: ведь Шевырев и Лукашевич (один - нигилист, а другой - поляк) в любой момент могли решиться на подобное по своей собственной инициативе, а никакой внешней помощи им для этого и не требовалось: едва ли были необходимы крупные деньги для подкупа этого георгиевского кавалера. Но, с другой стороны, едва ли вообще эта история заслуживает серьезного внимания: в нормальных условиях (не в современных Палестине и России!) трудно было надеяться отыскать реального кандидата в камикадзе и, главное, поддерживать в нем прочную мотивацию и решимость! Вряд ли об этом эпизоде стало известно и следствию: ведь и Шевырев, и Лукашевич попусту не трепались!
А вот деятельность организации, обеспечившей непосредственную подготовку покушения 1 марта 1887 года, имеет очень четкую привязку ко времени.
Мы можем указать на единственное важнейшее и быстро надвигающееся обстоятельство, которое должно было влиять на поведение буквально всех европейцев, имеющих раскрытые глаза и уши: приближающуюся войну (позже так и не состоявшуюся), которую четко предсказал и обрисовал Бисмарк, выступая в Рейхстаге. Воевать зимой тогда в Европе было все-таки не принято, и начало серьезной войны должно было происходить не ранее апреля; до этого, следовательно, должны были завершиться дипломатические приготовления - и все прочие. Решение же нужно было принять заранее - сразу вслед за подписанием договора Германии с Россией о сохранении последней нейтралитета в этой войне.
Выяснить это достоверно, разумеется, невозможно - как не было возможно и в 1887 году, но можно логически порассуждать.
Если Бисмарк был уверен в том, что царь не подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя вполне определенно имело смысл.
Если Бисмарк был уверен в том, что царь подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя не имело никакого смысла.
Если Бисмарк ни в чем не был уверен, то тем более едва ли рационально было связываться с такой аморальной и, главное, сомнительной по результатам акцией, как цареубийство.
Что же происходило на практике?
На практике отказ царя подписать договор оказался оглушительным неуспехом Бисмарка и сюрпризом, совершенно для него неожиданным. Он перечеркнул все дипломатические достижения Бисмарка, с которыми тот рискнул выступить в январе 1887 перед всей Германией и всей Европой - и снова, как в 1875 году, оказался осмеян и оплеван. Совершенно иррациональное поведение Бисмарка в продолжении 1887 года показывает, насколько он вышел из себя.
На наш взгляд, именно выступление в Рейхстаге в январе, явно и напрасно опередившее окончательное решение поставленной Бисмарком задачи, а затем заметная потеря самообладания и являются психологическим алиби Бисмарка в отношении цареубийства.
Бисмарк совершенно не числил за собой собственной вины за оплеуху, которую ему внезапно нанесли, и, по-видимому, не понимал ее мотивов и причин: ведь если он не был инициатором цареубийства, то ему и в голову не могло прийти, что его закулисно заподозрили и обвинили в этом деле - такие обвинения никогда незвучали ни при каких официальных и неофициальных международных контактах и не публиковались в независимой и тем более официальной прессе.
Но коль скоро это так, так кто же виноват в таком скандальном развитии международных событий?
Если бы Бисмарк и царь полностью договорились бы друг с другом то при таком развитии событий мир между Россией мог бы затянуться на века, а следовательно - на такой же срок или вовсе навсегда отодвинулось бы и воссоздание Польши: ведь Германия и Россия, достигнув высшей степени собственного могущества, еще менее будут считаться с интересами польского народа, чем считались до того. Бисмарк в январе-феврале.
Выгоды Германии и России были очевидны, невыгоды Польши - тоже.
Так что допустимый срок готовящегося покушения ограничивался не только предполагаемой датой подписания русско-германского договора, но и приходом сезона, благоприятного для военных действий в Западной Европе: позднее марта месяца Бисмарк, которому требовался определенный ответ, не позволил бы уже затягивать время ни на подписание любых договоров, ни на собственную военную подготовку.
Но.
Цареубийство устраивало поляков меньше, чем то, что практически произошло: террористов арестовали, скандал получился достаточный, чтобы возбудить необходимые страсти, как при взаправдашнем цареубийстве!
Похоже, что террористы-дилетанты 1887 года были заранее обречены. Их успех и не предусматривался истинными организаторами акции: никто всерьез и не разрабатывал диспозицию нападения. Их задачей было погулять с бомбами, пока их не арестуют.
Вот 28 февраля они так и гуляли - одно это говорит о том, как далеки они были от возможности совершить нападение: ведь их не готовили на определенный, заранее рассчитанный день и час, и едва ли они были даже способны отличить царскую карету от прочих повозок. Но полицейские соглядатаи от неожиданности не успели сразу среагировать, и террористы не были арестованы. Пришлось им гулять еще и на следующий день.
В наше время, чтобы сорвать такой террористический акт, достаточно только анонимного звонка. В 1887 году для анонимных доносов имелись другие оперативные возможности.
Заметим, что коль скоро никто из историков (достаточно немногочисленных в данном случае), занимавшихся расследованием дела 1 марта 1887 года, не ставил вопрос о возможном предателе-доносчике, то, понятно, что до сего времени не существует никакой версии относительно идентификации этого персонажа.
Не исключен Говорухин, который хотя и уехал еще раньше и еще дальше, и, находясь за границей, имел возможность ничуть не проще, чем из Крыма, влиять на события в Петербурге, но зато нам не известно, когда и каким способом попало к полиции его «предсмертное» письмо, да и не было ли именно содержание этого письма истинным доносом?.. Дальнейший жизненный путь Говорухина вовсе не противоречит подобному предположению.
С таким же успехом предателем мог оказаться и любой из «идеологов» заговора; из них наиболее подозрителен Лукашевич. Собственный арест не планировался - тут злую шутку над ними сыграло предательство Канчера, совершенное под угрозой казни практически сразу после ареста, а Канчер оказался притом единственным звеном, соединявшим хотя и малочисленные, но достаточно разумно изолированные друг от друга подразделения заговорщиков - кроме все тех же финансистов заговора, так, повторяем, и оставшихся неизвестными и для следствия, и для нас с вами.
При скудности имеющихся сведений также совершенно невозможно оценить, насколько случайным оказался арест самого Канчера, и как именно он сам и его товарищи старались персонально предохранить его от ареста.
Пережившие Шлиссельбург Новорусский и Лукашевич и эмигрировавший Говорухин имели, во всяком случае, возможность много лет обдумывать все происшедшее, и не случайно никто из них не полез заново в российское революционное движение - в отличие от иных многолетних каторжан и тем более эмигрантов.
Довольно циничные рассуждения Новорусского о минимизации числа необходимых жертв подтверждают возможность любого участника этого заговора, как и других подобных, прибегнуть к любому предательству: ведь это всего лишь реализация известнейшего пресловутого принципа - цель оправдывает средства - краеугольного камня идеологии любых террористов.
Но здесь пора раскрыть карты, и сделать заявление, что информация, изложенная выше, дает полную возможность восстановить почти весь истинный ход событий в Петербурге однозначно прояснить роли каждого персонажа.
Вернемся к самому кануну покушения.
Воспоминания Поссе опубликованы в 1929 году, а возвращение Говорухина в СССР относится, повторяем, к 1926 году.
Логично предположить, что Козьмин был хорошо знаком с основными фактами биографии Говорухина, вполне вероятно - был лично знаком с ним самим. Откуда Козьмину могло быть известно, что полиция наблюдала за Говорухиным именно в связи с агитацией на Дону? Варианта два: или из вскрытых полицейских архивов, или от самого Говорухина. Из них легко отбросить один: даже если материалы об этом сохранились в каких-то полицейских бумагах, то откуда сама полиция могла знать о том, что именно это обстоятельство побудило Говорухина бежать за границу? Она могла, конечно, узнать об этом от арестованных подельников Говорухина, но последние, в свою очередь, знать об этом могли только от самого Говорухина - еще до его бегства.
Таким образом, круг замыкается: сам Говорухин знал, что его разыскивает полиция именно за попытку агитации на Дону, и был источником сведений об этом и в 1887 году, и накануне 1929 года, хотя это, повторяем, может подтверждаться архивными данными - мы этого не знаем. Теперь повторим первоначальный вопрос: а откуда Говорухин мог знать об этом?
Дорогой читатель, даже если вами никогда не интересовалась полиция, то попробуйте все-таки задуматься о том, почему это могло бы происходить. Если вы числите за собой только одно прегрешение, способное быть основанием для такого интереса, то вы, естественно, подумаете именно о нем. Но если за вами не числится ни одного такого или таковых имеется больше, чем одно, то, естественно, вы окажетесь в недоумении и начнете ломать себе голову, пытаясь вычислить причины - пока вам о них не сообщат исчерпывающим образом!
До осени 1886 года Говорухин еще мог числить за собой только одно прегрешение - эту самую агитацию на Дону. Об интересе полиции ему даже могли сообщить какие-нибудь доброжелатели с Дона, наблюдавшие за тем, как полиция идет по следу. Об этом он мог бы догадаться и сам, если бы заметил за собой наблюдение, но не позднее декабря 1886. Но в таком случае тогда же он должен был предупредить своих товарищей, а последние просто обязаны были бы отстранить Говорухина от подготовки покушения - так глупо и опасно рисковать не позволил бы себе ни один, даже самый начинающий террорист!
Однако, такого отстранения Говорухина от террористической подготовки тогда, в декабре и в начале января, не произошло. Следовательно, тогда не было еще замечено полицейское наблюдение за Говорухиным или, что было бы уже четким указанием на его предательство, он ничего не сообщил товарищам о таком!
Если бы он заметил такое наблюдение после декабря, то уже не знал бы, чем оно мотивировано: агитацией на Дону или самыми последними событиями, в которых был замешан Говорухин и которые, несомненно, представляли собой гораздо большую опасность, исходящую от полиции - и для него самого, и для его друзей-заговорщиков! Единственная возможность внести в это дело ясность была бы в том, чтобы узнать об этом от самой полиции - другого варианта не было!
Следовательно, не позднее февраля 1887 года Говорухин имел контакты с полицией, о которых не сообщил товарищам, или о которых сообщил тогда, но это осталось в самом узком кругу лиц, взявших на себя ответственность на сокрытие этого от остальных. Во всяком случае, много позднее, уже после революции, ни сам Говорухин, ни Лукашевич, опубликовавший воспоминания, предпочли об этом не распространяться!
Говорухин, оказался перед окончательным выбором: либо полностью перейти на сторону полиции - и выдать заранее и вовремя всех и вся, либо попытаться покаяться перед друзьями-заговорщиками и, с их помощью, бежать куда подальше!
Он предпочел второй вариант, хотя и не известно при этом, насколько откровенной была его исповедь и перед кем конкретно была она высказана. Как минимум, он счел должным выдать соратникам версию о том, что его преследуют за прошедшую агитацию, возможно - беседуют с ним, интересуются вполне конкретными обстоятельствами и лицами, а поэтому заговор, в связи с продолжением его участия попадает под прямую и явную угрозу.
Предположительно, в этой нелегкой беседе его собеседниками были Шевырев и Лукашевич - или один только последний, а уже потом Говорухин и Лукашевич, взаимодействуя с остальными, действовали рука об руку - в интересах общего дела, как теперь его понимали эти двое или трое. Такое предположение базируется на последующем поведении всех троих.
Поверила ли полиция тогда в самоубийство Говорухина или нет, но она его упустила. В свете последующего стало ясно, что упущен государственный преступник, а полиция утратила в самый решительный момент глаза и уши, внедренные в террористическую организацию, да и до этого неумело ими воспользовалась - эту профессиональную некомпетентность вполне заслуженно не простили Оржевскому и иже с ним!
Когда выяснилось, что террористическое письмо написано Андреюшкиным - по-видимому установленным соратником исчезнувшего Говорухина, то в этот момент пасьянс у полиции окончательно сошелся - все, казалось бы, стало ей ясно, и она должна была приступить к энергичным действиям. Кстати, не исключено, что Андреюшкин, вслед за Ульяновым, был указан еще самим Говорухиным в порядке передачи информации, которую предатель был вынужден поставлять полиции в самые последние дни своего пребывания в столице.
Получилось так, что исчезновение в данный критический момент соглядатая внутри террористической организации вполне компенсировалось идеальной службой наружнего наблюдения, предельно четко разыгравшей свою роль. Но тут же полицейское начальство совершило еще одну ошибку, в которой было почти что не повинно.
Арест террористов был приурочен к юбилею - к 1 марта; так, скорее всего, решило само полицейское начальство, считавшее, что располагает полной свободой при выборе этого момента. Ведь оно было уверено, что предварительного наблюдения за проездами царя террористы еще не предпринимали - а для специалистов, хорошо разбирающихся в тактике и технике террора, это было бесспорно необходимым условием террористического успеха. Очевидно, полиция изначально считала, что пока что - 28 февраля и 1 марта - имеет дело только с группой наблюдателей-разведчиков, и поэтому можно не спешить с их ликвидацией.
Оказалось целых два дня бомбисты свободно разгуливали по улицам столицы и могли беспрепятственно убить кого угодно - включая и разъезжавшего в эти дни царя!
Вот это скандал!
Поставив себя на место Лукашевича в феврале 1887 года, автор этих строк поступил бы следующим образом: получил бы от уезжающего Говорухина полные письменные показания о его сотрудничестве с полицией (называя конкретные имена полицейских и прочие подробности) и о том, что Говорухин исчерпывающим образом информировал последнюю о готовящемся цареубийстве (неважно - полностью ли это соответствовало истине!), а потом передал бы эти бумаги верным сообщникам, распорядившись опубликовать все это за границей в случае его, Лукашевича, насильственной смерти (требовать себе от царских властей полного освобождения было бы все-таки при данных обстоятельствах легкомысленно и несерьезно). Поделившись вовремя этой информацией с властями - во время следствия или суда, можно было полностью, на наш взгляд, гарантировать себя и от казни, и от разных неприятных сюрпризов во время каторжного заключения.
По этой же причине Говорухин должен был оставаться в распоряжении сообщников Лукашевича вплоть до того времени, пока последний находился в распоряжении царских властей, практически получилось - до 1905 года. Никаких степеней свободы Говорухин не имел - иначе был бы беспощадно разоблачен как провокатор и предатель.
Если наше предположение недалеко от истины, то Лукашевич должен был иметь (вероятно - в лице Виленской организации) очень влиятельных и надежных сообщников!
Рассказанная история имеет поистине глобальное, эпохальное значение. Ее итогом стало то, что оба обманутых - русский царь и германский канцлер - полностью перестали доверять друг другу, а последний, настолько обманутый, что даже не понял мотивов возникшего отчуждения, окончательно принял на вооружение совершенно порочную идею, что русским никогда и ни в чем невозможно доверять, коль скоро они якобы беспричинно способны на абсолютно непрогнозируемое вероломство. Эту порочную идею Бисмарк постарался позже оставить по наследству своему выученнику Вильгельму II.
Несколько мальчишек-поляков (хотя не исключено, что они пользовались советами и более умудренных лиц) оказались компетентнее, чем высшие руководители России и Германии.
Объектами обмана оставались те же стороны, только сменившие первых лиц во главе: места Бисмарка и Александра III заняли соответственно Вильгельм II и Николай II, идейными стремлениями и предрассудками в значительной степени наследовавший своему отцу. Главные же закулисные деятели 1914 года вполне могли быть посвещены в подробности «цареубийства» 1887 года тем же Пилсудским!
О кануне Первой мировой войны нам уже случалось рассказывать: «Лидер Партии социалистов-революционеров В.М. Чернов свидетельствует, что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Ю. Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе - на стороне западных союзников против Германии.
План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху (хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья - война с воспрянувшей Советской Россией)».
Из книги Владимира БРЮХАНОВА
"Заговор против мира; Кто развязал Первую мировую войну".
Данный эпизод истории революционного движения в России оказался исключительным по целому ряду обстоятельств.
Абсолютно все участники этой революционной акции появились как бы ниоткуда и исчезли как бы в никуда - никто из них не был участником революционной борьбы предшествующих лет и практически никто из уцелевших не вернулся в российское революционное движение впоследствии (о поляках, участвовавших в событиях 1887 года - разговор особый). Это было очень странно: для российского революционного движения характерны долгожители, участвовавшие в революции всю свою жизнь: Николай Чайковский, Марк Натансон, Вера Засулич, Екатерина Брешко-Брешковская, Георгий Плеханов, Вера Фигнер, Прасковья Ивановская и многие-многие другие.
Это был, по существу, такой стандартный для этой публики способ существования - и пребывание в постоянной оппозиции к правительству, и соответствующая организация собственного быта, а революция постепенно становилась для многих из них весьма призрачным и ни к чему не обязывающим миражем: события 1917 года, когда большинство многолетних революционеров потеряло всякую ориентировку и оказалось выброшено из политики, подтвердили это с полной ясностью; если для чего-то революционеры и были полезны, то, во всяком случае, не для революции!
Однако до революции даже десятилетия заключения в каторжных тюрьмах могли таких людей физически убить, свести с ума, лишить здоровья и жизненных сил, но не заставить отказаться от собственного пути - за редчайшими, хотя и чрезвычайно любопытными и поучительными исключениями. При этом для каждого или каждой из них характерны сюжеты, не только непростые по житейской фабуле, но и примечательные по серьезному углублению их жизненных позиций.
Отъявленные террористы разных поколений - та же Вера Засулич, Сергей Кравчинский, Александр Михайлов, Софья Перовская, Андрей Желябов, Степан Халтурин, Михаил Гоц, Григорий Гершуни, Борис Савинков, Егор Созонов, Иван
Каляев и другие - далеко не сразу становились террористами, а сначала искали более мягкие формы оппозиционной деятельности и лишь постепенно склонялись к террору как крайнему средству. Менее масштабные люди легче примыкали к террору, но для этого уже была необходима налаженная террористическая организация, имеющая четко сформулированную политическую платформу и определенные традиции. Разумеется, в революционном движении хватало и вовсе случайных, эпизодических персонажей, но на их долю и не пришлись заметные достижения и ярко сыгранные исторические роли.
Кроме того, террористические организации всегда сотрудничали с прочими легальными и нелегальными революционными кругами, получая от них материальную помощь и дружескую поддержку. По существу террористические группы всегда были только частью более широких революционных организаций.
Множество разных людей имело отношение даже к знаменитому выстрелу Веры Засулич, целенаправленно и умело закамуфлированному под неудержимый порыв чувств экзальтированной девицы, якобы решившейся на самочинный акт справедливого возмездия.
В этом отношении террористы 1887 года также оказались исключением, что мы проиллюстрируем немного ниже.
Вообще серьезные террористические акты возможны только для солидных групп, обладающих достаточными материальными (прежде всего - денежными) средствами и имеющих хорошую организацию с разделением обязанностей: разведчики, контрразведчики, изготовители взрывчатки и других технических средств, непосредственные исполнители, связники, руководители и организаторы, необходимая вспомогательная прислуга и т.д.
Террористы-одиночки также существуют в природе, но крайне редко, и, как правило, не способны на удачные и успешные действия - с точки зрения террористов, разумеется.
Единственное исключение в истории царского времени, одновременно подтверждающее общее правило, это - убийство Петром Карповичем министра народного просвещения Н.П. Боголепова в 1901 году.
Внебрачный сын богатого помещика, Карпович участвовал в студенческих волнениях конца века (через это прошло большинство студентов того поколения), за что был исключен из Юрьевского университета и уехал доучиваться за границу.
Находясь в Германии, внезапно решился на террористический акт, но никаких террористических организаций тогда не существовало, и он был вынужден действовать самостоятельно: никого не оповестил о своем намерении, вернулся в Россию, беспрепятственно получил прием у министра и застрелил последнего.
Во-первых, власти утратили почти всякую бдительность к концу двадцатилетия, практически лишенного серьезных террористических выступлений (кроме как раз попытки 1 марта 1887 года); позднее совершить подобное одиночке, не имеющему сообщников, стало просто невозможно.
Во-вторых, Карпович располагал собственными средствами, позволявшими свободно организовывать все его действия; выезжая из Германии, он оставил даже значительную сумму - 1500 рублей, завещав ее на продолжение террористической борьбы.
Граф Монте-Кристо или Фантомас в роли политического террориста - это, согласитесь, не может быть обычным явлением; какой-нибудь Уссама бен Ладен - это уже не индивидуалист-одиночка, к тому же - бывший сотрудник ЦРУ (можно подумать, что у этой организации, как и у других, ей подобных, могут быть бывшие сотрудники!).
Подтверждением же общего правила покушение Карповича является потому, что это все же была не удача, а неудача: Карпович собирался убить Николая II, но убедился в невозможности этого, и только с отчаяния остановился на более доступной жертве.
В докладе приводится интересная подробность:
«Говорухин скрылся, оставив письмо о самоубийстве». Говорухин принимал затем участие в социалистическом движении в Болгарии, не играя там заметной роли, и, возвратившись в СССР только в 1926 году (!), вступил в ВКП(б).
С 28 февраля 1887 за Андреюшкиным было установлено наружное наблюдение, которое вдруг сразу обнаружило, что он провел этот день с другими лицами на улицах, что можно было интерпретировать, как занятие диспозиции для подготовленного террористического акта. Когда на следующий день, 1 марта, это возобновилось, то немедленно были схвачены все шестеро зафиксированных участников группы: П.И. Андреюшкин, В.Д. Генералов, В.С. Осипанов - с бомбами в руках, и «сигнальщики» - П.С. Гаркун, С.А. Волохов и М.Н. Канчер, который, по-видимому, и руководил этой группой. 2 марта Канчер дал откровенные показания, после чего на следующий день были арестованы Новорусский, Ульянов и Лукашевич; тогда же и позже - еще несколько человек; Шевырев - 7 марта в Ялте.
Уже в докладе Толстого, датированном 5 марта, сообщается: «Студент [Бронислав] Пилсудский, который в г. Вильно свел прибывшего за азотной кислотой Канчера с „Антоном“, показал, что „Антон“ бывший ученик железнодорожного училища Антон Гнатовский. /.../
Участие в набивке снарядов динамитом студента Лукашевича подтверждает и мещанин Волохов, приходивший вместе с Канчером в квартиру».
Вся эта история возбуждает массу вопросов: уж больно странно выглядит то, что долговременно развивавшиеся полицейские поиски гипотетических преступников привели к успеху именно в тот момент, когда только и оставалась последняя возможность схватить убийц за руку.
Публике в то время и вовсе рассказывалось, что просто агенты охраны, производя наблюдение за подступами к Аничкиному дворцу - тогдашней резиденции царя, обратили внимание 28 февраля, безо всяких посторонних поводов, на эту группу подозрительных молодых людей. Такая возможность чисто теоретически могла иметь место, но она совершенно невероятна: ни одна другая из попыток покушений, вошедших в историю, не была ликвидирована полицией столь простейшим способом!..
Нельзя отбрасывать предположение, что все это было спровоцировано и инсценировано самой полицией, дабы, обезвредив заговорщиков в нужный момент, добиться успеха и признания у начальства - именно так позже действовал полицейский гений С.В. Зубатов в Москве, «разоблачив» в мае 1895 года группу студента И.С. Распутина, готовившую новое «цареубийство». Группа была, по-существу, создана самим Зубатовым, поскольку главная роль в ней изначально принадлежала надежному агенту Зубатова - знаменитой «Зиночке» - З.Ф. Гернгросс, по мужу - Жученко. «Техники» организации к моменту ареста еще только приступили к опытам по изготовлению боевой взрывчатки.
Но применительно к 1 марта 1887 аналогия c зубатовской липой, вроде бы, несостоятельна: следов деятельности необходимого «суперагента», внедренного заранее, как будто бы не обнаруживается. Вся история произвела ошеломляющее впечатление на само полицейское начальство: если в 1895 году Зубатов получил орден Св. Владимира 4-й степени и приобрел популярность в правительственных кругах, то в 1887-м был немедленно уволен товарищ (заместитель) министра внутренних дел генерал П.В. Оржевский, возглавлявший полицию (в том числе тайную) с июня 1882 года, а никто из его достаточно высокопоставленных подчиненных никаких лавров на этой истории не заработал.
Поимка преступников в самый последний момент была воспринята ни в коем случае не как удача полиции, а как совершенно невероятный случай: Божественное вмешательство не исключалось, но вот заслуг полиции не было почти никаких!
Мало кто мог поверить, что все это дело состряпано исключительно несколькими судентами-недоучками.
Кому необходимо, и именно теперь, произвести переворот в России или хоть воскресить призрак, исчезнувший после коронации, России бессильной, подкопанной заговорами, распадающейся? Представить одним, что на Россию надежда плоха, а иным, что России бояться нечего? Действительно, день 1 марта 1881 года, казалось, завершал Бисмарково столпотворение. Россия /.../ могла мечтать лишь о врачевании собственных ран и недугов. Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг благодаря смелому шагу Скобелева сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди и в этом не сомневаются, /.../ но дело было сделано. Вскоре чудо коронации показало всему свету мощь и жизненность России. Тогда все было испробовано, чтобы приманить или опутать Россию: /.../ травили Болгарию и Болгариею /.../, но, слава Богу, благодаря мудрости, мужеству и терпению государя все было безуспешно /.../.
Россия и Франция не подчиняются воле Бисмарка, он не может безнаказанно раздавить Францию. Он чует, что его столпотворению, созданному столькими неправдами, грозит опасность. Его гнетет мысль, что он стар, что вот-вот наступит минута возмездия за все зло, им содеянное. Ужели после стольких человеческих жертв, принесенных им же обновленному идолу Германии, после всех преступлений, им совершенных против врагов или просто людей, ему неудобных, - ужели он остановится перед новым злодеянием?», - это из письма князя Николая Петровича Мещерского, бывшего попечителя московского учебного округа, к обер-прокурору Синода К.П. Победоносцеву от 10 марта 1887 года.
Ссылка на генерала М.Д. Скобелева объясняется тем, что весной 1882 года, находясь во Франции, этот прославленный герой покорения Средней Азии и Балканской кампании, позволил себе публичные выступления против Германии и за немедленный союз Франции с Россией; это имело огромный резонанс, а Скобелев, для пресечения дальнейшего скандала, был немедленно отозван в Россию; вскоре, в июне 1882 года, он неожиданно умер в Москве при странных обстоятельствах (на 39 году жизни).
Имеется множество версий его смерти, окончательно не опровергнутых и не подтвержденных. Скобелев, кроме прочего, пытался наладить в Париже контакты с народовольцами, а одна из версий предполагает, что Скобелев якобы возглавлял заговор, который должен был свергнуть Александра III во время коронации в мае 1883 года, чтобы решительно изменить внешнюю политику России. Следовательно, в смерти Скобелева могли быть заинтересованы влиятельные российские иерархи, включая самого Александра III.
Сразу же в 1882 году - отнюдь не только Н.П. Мещерским! - выдвигалась и конкурирующая версия о Бисмарке, как «заказчике» возможного убийства «Белого генерала».
Это версии вовсе не взаимоисключающие, а Скобелев сумел наступить на пятку стольким влиятельным лицам, что могла создаться подлинная конкуренция за его устранение, а может быть - и сотрудничество при этом.
Н.П. Мещерский - лицо достаточно незначительное (не путать с его знаменитым братом Владимиром Мещерским, другом и советником императоров Александра III и Николая II!), а главное - малоинформированное. Иное дело получатель письма - всесильный в то время Победоносцев, живо интересовавшийся происшедшими событиями и присутствовавший на суде над террористами, а ведь молодой православный интеллектуал Новорусский и некоторые близкие к нему люди в Духовной академии весьма тесно соприкасались с кругом церковных иерархов, возглавляемых самим обер-прокурором Синода!
Последнего это не могло не волновать: версия об иностранном происхождении заговора оправдывала, по крайней мере частично, несомненную вину вроде бы идейных, сознательных и образованных адептов православной церкви. Именно в таком направлении Победоносцев и должен был воздействовать на Александра III!
В отношении участи Новорусского это проявилось с полной наглядностью.
Бронислав Пилсудский судился вместе с остальными террористами и получил 12 лет каторги.
Был арестован в Вильне и А.Д. Гнатовский, снабжавший террористов азотной кислотой для изготовления динамита, - по показаниям Канчера, а затем, как упоминалось, и Б. Пилсудского.
Девятнадцатилетний Юзеф Пилсудский был арестован 22 марта в Харькове, но не судился в Петербурге, поскольку симулировал сумасшествие: «Симулировать сумасшествие ему было не трудно», как ядовито заметил многократно цитированный нами очевидец, близко познакомившийся с Пилсудским уже в эмиграции в начале 1900-х годов.
«Сумасшедший» Юзеф был все-таки выслан административным порядком на 5 лет в Восточную Сибирь. Вернувшись, он практически сразу сделался признанным лидером ППС - Польской социалистической партии, несмотря на свою молодость.
Этот гениальный политик прославился, кроме прочего, и тем, что впоследствии мастерски вымогал средства на свои мероприятия у разведок враждебных России держав: в 1904-1905 годах - у японцев, в 1914-1918 - у немцев и австрийцев, потом переключился на французов и англичан. Что поделаешь - цель оправдывает средства, а целью Пилсудского всегда оставалась независимость Польши, которой он добивался и добился.
Но в 1887 году Ю. Пилсудский едва ли мог быть главным закулисным руководителем заговора - уж больно он был молод, да и находился далеко и от Петербурга, и от Польши и Литвы. Скорее опыт, полученный в то время, обучал его самого и помогал в его дальнейшей деятельности.
Главные кукловоды находились, разумеется, или в самом Петербурге, или в Вильне и Варшаве, или в Берлине!
Мнение Мещерского не составляло секрета ни для Победоносцева, ни, скорее всего, для Александра III, да у них были и собственные головы на плечах, и знали они куда больше Мещерского!
Да и в том случае, если они даже и не были замешаны в убийстве Скобелева, не думать о мотивах странной смерти «Белого генерала» они, разумеется, не могли.
Разумеется верно утверждение, что каждый понимает происходящее в меру собственной испорченности!
Итак, польский след существовал и не вызывал сомнений. Но не было ли какого-либо еще?
Нигилисты, как справедливо отметил Мещерский, имелись всегда, и всегда были готовы на любую пакость, включая цареубийство, но вот только не всегда, как полагал Мещерский и подчеркиваем мы, им за это платили.
Поляки также имелись издавна, став важнейшим фактором российской политики, и всегда жаждали освобождения Польши от России.
Но и к полякам, коль скоро они имелись постоянно, вполне относится вопрос в первых приведенных строках письма Мещерского: «Но почему же после долгого бездействия они начали действовать именно теперь?»
Кстати, а почему поляки все-таки не столь часто прибегали к попыткам цареубийства (точнее - крайне редко)?
Да потому, что это, с одной стороны, грозило нешуточными репрессиями по отношению ко всей Польше, и, главное, потому, что смена одного царя на другого именно для поляков должна была бы быть только расточительным расходом сил и средств на бессмысленное убийство, если престолонаследник не был бы хоть в чем-то более лоялен к Польше, чем его предшественник.
Полонофилы в царском семействе если и имелись, то это относилось к ушедшему прошлому. Таковыми молва называла императора Александра I, давшего Польше конституцию 1815 года (отобранную впоследствии Николаем I), и брата Александра II великого князя Константина Николаевича. Последний, будучи наместником в Варшаве в 1862-1863 годах, пытался играть примирительную роль, что не было оценено ни с польской стороны (поляки устраивали на него покушения), ни с русской - великий князь утратил на этом львиную долю своего прежнего влияния в России, а с воцарением Александра III был и вовсе изгнан в отставку и не имел ни формальных, ни практических шансов на занятие российского престола.
Поэтому в отношении покушения 1 марта 1887 года у поляков имелось четкое логическое политическое алиби: им это просто было не нужно.
Этого не мог не понимать и Александр III. Следовательно, в данном случае польский след, с его точки зрения был обязан иметь продолжение.
Попытка использовать георгиевского кавалера, расписанная Лукашевичем, происходила неизвестно когда (хотя при желании это можно вычислить - едва ли не единственный раз в году могло происходить собрание, на котором предполагалось покушение), но это не имеет и особого значения: ведь Шевырев и Лукашевич (один - нигилист, а другой - поляк) в любой момент могли решиться на подобное по своей собственной инициативе, а никакой внешней помощи им для этого и не требовалось: едва ли были необходимы крупные деньги для подкупа этого георгиевского кавалера. Но, с другой стороны, едва ли вообще эта история заслуживает серьезного внимания: в нормальных условиях (не в современных Палестине и России!) трудно было надеяться отыскать реального кандидата в камикадзе и, главное, поддерживать в нем прочную мотивацию и решимость! Вряд ли об этом эпизоде стало известно и следствию: ведь и Шевырев, и Лукашевич попусту не трепались!
А вот деятельность организации, обеспечившей непосредственную подготовку покушения 1 марта 1887 года, имеет очень четкую привязку ко времени.
Мы можем указать на единственное важнейшее и быстро надвигающееся обстоятельство, которое должно было влиять на поведение буквально всех европейцев, имеющих раскрытые глаза и уши: приближающуюся войну (позже так и не состоявшуюся), которую четко предсказал и обрисовал Бисмарк, выступая в Рейхстаге. Воевать зимой тогда в Европе было все-таки не принято, и начало серьезной войны должно было происходить не ранее апреля; до этого, следовательно, должны были завершиться дипломатические приготовления - и все прочие. Решение же нужно было принять заранее - сразу вслед за подписанием договора Германии с Россией о сохранении последней нейтралитета в этой войне.
Выяснить это достоверно, разумеется, невозможно - как не было возможно и в 1887 году, но можно логически порассуждать.
Если Бисмарк был уверен в том, что царь не подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя вполне определенно имело смысл.
Если Бисмарк был уверен в том, что царь подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя не имело никакого смысла.
Если Бисмарк ни в чем не был уверен, то тем более едва ли рационально было связываться с такой аморальной и, главное, сомнительной по результатам акцией, как цареубийство.
Что же происходило на практике?
На практике отказ царя подписать договор оказался оглушительным неуспехом Бисмарка и сюрпризом, совершенно для него неожиданным. Он перечеркнул все дипломатические достижения Бисмарка, с которыми тот рискнул выступить в январе 1887 перед всей Германией и всей Европой - и снова, как в 1875 году, оказался осмеян и оплеван. Совершенно иррациональное поведение Бисмарка в продолжении 1887 года показывает, насколько он вышел из себя.
На наш взгляд, именно выступление в Рейхстаге в январе, явно и напрасно опередившее окончательное решение поставленной Бисмарком задачи, а затем заметная потеря самообладания и являются психологическим алиби Бисмарка в отношении цареубийства.
Бисмарк совершенно не числил за собой собственной вины за оплеуху, которую ему внезапно нанесли, и, по-видимому, не понимал ее мотивов и причин: ведь если он не был инициатором цареубийства, то ему и в голову не могло прийти, что его закулисно заподозрили и обвинили в этом деле - такие обвинения никогда незвучали ни при каких официальных и неофициальных международных контактах и не публиковались в независимой и тем более официальной прессе.
Но коль скоро это так, так кто же виноват в таком скандальном развитии международных событий?
Если бы Бисмарк и царь полностью договорились бы друг с другом то при таком развитии событий мир между Россией мог бы затянуться на века, а следовательно - на такой же срок или вовсе навсегда отодвинулось бы и воссоздание Польши: ведь Германия и Россия, достигнув высшей степени собственного могущества, еще менее будут считаться с интересами польского народа, чем считались до того. Бисмарк в январе-феврале.
Выгоды Германии и России были очевидны, невыгоды Польши - тоже.
Так что допустимый срок готовящегося покушения ограничивался не только предполагаемой датой подписания русско-германского договора, но и приходом сезона, благоприятного для военных действий в Западной Европе: позднее марта месяца Бисмарк, которому требовался определенный ответ, не позволил бы уже затягивать время ни на подписание любых договоров, ни на собственную военную подготовку.
Но.
Цареубийство устраивало поляков меньше, чем то, что практически произошло: террористов арестовали, скандал получился достаточный, чтобы возбудить необходимые страсти, как при взаправдашнем цареубийстве!
Похоже, что террористы-дилетанты 1887 года были заранее обречены. Их успех и не предусматривался истинными организаторами акции: никто всерьез и не разрабатывал диспозицию нападения. Их задачей было погулять с бомбами, пока их не арестуют.
Вот 28 февраля они так и гуляли - одно это говорит о том, как далеки они были от возможности совершить нападение: ведь их не готовили на определенный, заранее рассчитанный день и час, и едва ли они были даже способны отличить царскую карету от прочих повозок. Но полицейские соглядатаи от неожиданности не успели сразу среагировать, и террористы не были арестованы. Пришлось им гулять еще и на следующий день.
В наше время, чтобы сорвать такой террористический акт, достаточно только анонимного звонка. В 1887 году для анонимных доносов имелись другие оперативные возможности.
Заметим, что коль скоро никто из историков (достаточно немногочисленных в данном случае), занимавшихся расследованием дела 1 марта 1887 года, не ставил вопрос о возможном предателе-доносчике, то, понятно, что до сего времени не существует никакой версии относительно идентификации этого персонажа.
Не исключен Говорухин, который хотя и уехал еще раньше и еще дальше, и, находясь за границей, имел возможность ничуть не проще, чем из Крыма, влиять на события в Петербурге, но зато нам не известно, когда и каким способом попало к полиции его «предсмертное» письмо, да и не было ли именно содержание этого письма истинным доносом?.. Дальнейший жизненный путь Говорухина вовсе не противоречит подобному предположению.
С таким же успехом предателем мог оказаться и любой из «идеологов» заговора; из них наиболее подозрителен Лукашевич. Собственный арест не планировался - тут злую шутку над ними сыграло предательство Канчера, совершенное под угрозой казни практически сразу после ареста, а Канчер оказался притом единственным звеном, соединявшим хотя и малочисленные, но достаточно разумно изолированные друг от друга подразделения заговорщиков - кроме все тех же финансистов заговора, так, повторяем, и оставшихся неизвестными и для следствия, и для нас с вами.
При скудности имеющихся сведений также совершенно невозможно оценить, насколько случайным оказался арест самого Канчера, и как именно он сам и его товарищи старались персонально предохранить его от ареста.
Пережившие Шлиссельбург Новорусский и Лукашевич и эмигрировавший Говорухин имели, во всяком случае, возможность много лет обдумывать все происшедшее, и не случайно никто из них не полез заново в российское революционное движение - в отличие от иных многолетних каторжан и тем более эмигрантов.
Довольно циничные рассуждения Новорусского о минимизации числа необходимых жертв подтверждают возможность любого участника этого заговора, как и других подобных, прибегнуть к любому предательству: ведь это всего лишь реализация известнейшего пресловутого принципа - цель оправдывает средства - краеугольного камня идеологии любых террористов.
Но здесь пора раскрыть карты, и сделать заявление, что информация, изложенная выше, дает полную возможность восстановить почти весь истинный ход событий в Петербурге однозначно прояснить роли каждого персонажа.
Вернемся к самому кануну покушения.
Воспоминания Поссе опубликованы в 1929 году, а возвращение Говорухина в СССР относится, повторяем, к 1926 году.
Логично предположить, что Козьмин был хорошо знаком с основными фактами биографии Говорухина, вполне вероятно - был лично знаком с ним самим. Откуда Козьмину могло быть известно, что полиция наблюдала за Говорухиным именно в связи с агитацией на Дону? Варианта два: или из вскрытых полицейских архивов, или от самого Говорухина. Из них легко отбросить один: даже если материалы об этом сохранились в каких-то полицейских бумагах, то откуда сама полиция могла знать о том, что именно это обстоятельство побудило Говорухина бежать за границу? Она могла, конечно, узнать об этом от арестованных подельников Говорухина, но последние, в свою очередь, знать об этом могли только от самого Говорухина - еще до его бегства.
Таким образом, круг замыкается: сам Говорухин знал, что его разыскивает полиция именно за попытку агитации на Дону, и был источником сведений об этом и в 1887 году, и накануне 1929 года, хотя это, повторяем, может подтверждаться архивными данными - мы этого не знаем. Теперь повторим первоначальный вопрос: а откуда Говорухин мог знать об этом?
Дорогой читатель, даже если вами никогда не интересовалась полиция, то попробуйте все-таки задуматься о том, почему это могло бы происходить. Если вы числите за собой только одно прегрешение, способное быть основанием для такого интереса, то вы, естественно, подумаете именно о нем. Но если за вами не числится ни одного такого или таковых имеется больше, чем одно, то, естественно, вы окажетесь в недоумении и начнете ломать себе голову, пытаясь вычислить причины - пока вам о них не сообщат исчерпывающим образом!
До осени 1886 года Говорухин еще мог числить за собой только одно прегрешение - эту самую агитацию на Дону. Об интересе полиции ему даже могли сообщить какие-нибудь доброжелатели с Дона, наблюдавшие за тем, как полиция идет по следу. Об этом он мог бы догадаться и сам, если бы заметил за собой наблюдение, но не позднее декабря 1886. Но в таком случае тогда же он должен был предупредить своих товарищей, а последние просто обязаны были бы отстранить Говорухина от подготовки покушения - так глупо и опасно рисковать не позволил бы себе ни один, даже самый начинающий террорист!
Однако, такого отстранения Говорухина от террористической подготовки тогда, в декабре и в начале января, не произошло. Следовательно, тогда не было еще замечено полицейское наблюдение за Говорухиным или, что было бы уже четким указанием на его предательство, он ничего не сообщил товарищам о таком!
Если бы он заметил такое наблюдение после декабря, то уже не знал бы, чем оно мотивировано: агитацией на Дону или самыми последними событиями, в которых был замешан Говорухин и которые, несомненно, представляли собой гораздо большую опасность, исходящую от полиции - и для него самого, и для его друзей-заговорщиков! Единственная возможность внести в это дело ясность была бы в том, чтобы узнать об этом от самой полиции - другого варианта не было!
Следовательно, не позднее февраля 1887 года Говорухин имел контакты с полицией, о которых не сообщил товарищам, или о которых сообщил тогда, но это осталось в самом узком кругу лиц, взявших на себя ответственность на сокрытие этого от остальных. Во всяком случае, много позднее, уже после революции, ни сам Говорухин, ни Лукашевич, опубликовавший воспоминания, предпочли об этом не распространяться!
Говорухин, оказался перед окончательным выбором: либо полностью перейти на сторону полиции - и выдать заранее и вовремя всех и вся, либо попытаться покаяться перед друзьями-заговорщиками и, с их помощью, бежать куда подальше!
Он предпочел второй вариант, хотя и не известно при этом, насколько откровенной была его исповедь и перед кем конкретно была она высказана. Как минимум, он счел должным выдать соратникам версию о том, что его преследуют за прошедшую агитацию, возможно - беседуют с ним, интересуются вполне конкретными обстоятельствами и лицами, а поэтому заговор, в связи с продолжением его участия попадает под прямую и явную угрозу.
Предположительно, в этой нелегкой беседе его собеседниками были Шевырев и Лукашевич - или один только последний, а уже потом Говорухин и Лукашевич, взаимодействуя с остальными, действовали рука об руку - в интересах общего дела, как теперь его понимали эти двое или трое. Такое предположение базируется на последующем поведении всех троих.
Поверила ли полиция тогда в самоубийство Говорухина или нет, но она его упустила. В свете последующего стало ясно, что упущен государственный преступник, а полиция утратила в самый решительный момент глаза и уши, внедренные в террористическую организацию, да и до этого неумело ими воспользовалась - эту профессиональную некомпетентность вполне заслуженно не простили Оржевскому и иже с ним!
Когда выяснилось, что террористическое письмо написано Андреюшкиным - по-видимому установленным соратником исчезнувшего Говорухина, то в этот момент пасьянс у полиции окончательно сошелся - все, казалось бы, стало ей ясно, и она должна была приступить к энергичным действиям. Кстати, не исключено, что Андреюшкин, вслед за Ульяновым, был указан еще самим Говорухиным в порядке передачи информации, которую предатель был вынужден поставлять полиции в самые последние дни своего пребывания в столице.
Получилось так, что исчезновение в данный критический момент соглядатая внутри террористической организации вполне компенсировалось идеальной службой наружнего наблюдения, предельно четко разыгравшей свою роль. Но тут же полицейское начальство совершило еще одну ошибку, в которой было почти что не повинно.
Арест террористов был приурочен к юбилею - к 1 марта; так, скорее всего, решило само полицейское начальство, считавшее, что располагает полной свободой при выборе этого момента. Ведь оно было уверено, что предварительного наблюдения за проездами царя террористы еще не предпринимали - а для специалистов, хорошо разбирающихся в тактике и технике террора, это было бесспорно необходимым условием террористического успеха. Очевидно, полиция изначально считала, что пока что - 28 февраля и 1 марта - имеет дело только с группой наблюдателей-разведчиков, и поэтому можно не спешить с их ликвидацией.
Оказалось целых два дня бомбисты свободно разгуливали по улицам столицы и могли беспрепятственно убить кого угодно - включая и разъезжавшего в эти дни царя!
Вот это скандал!
Поставив себя на место Лукашевича в феврале 1887 года, автор этих строк поступил бы следующим образом: получил бы от уезжающего Говорухина полные письменные показания о его сотрудничестве с полицией (называя конкретные имена полицейских и прочие подробности) и о том, что Говорухин исчерпывающим образом информировал последнюю о готовящемся цареубийстве (неважно - полностью ли это соответствовало истине!), а потом передал бы эти бумаги верным сообщникам, распорядившись опубликовать все это за границей в случае его, Лукашевича, насильственной смерти (требовать себе от царских властей полного освобождения было бы все-таки при данных обстоятельствах легкомысленно и несерьезно). Поделившись вовремя этой информацией с властями - во время следствия или суда, можно было полностью, на наш взгляд, гарантировать себя и от казни, и от разных неприятных сюрпризов во время каторжного заключения.
По этой же причине Говорухин должен был оставаться в распоряжении сообщников Лукашевича вплоть до того времени, пока последний находился в распоряжении царских властей, практически получилось - до 1905 года. Никаких степеней свободы Говорухин не имел - иначе был бы беспощадно разоблачен как провокатор и предатель.
Если наше предположение недалеко от истины, то Лукашевич должен был иметь (вероятно - в лице Виленской организации) очень влиятельных и надежных сообщников!
Рассказанная история имеет поистине глобальное, эпохальное значение. Ее итогом стало то, что оба обманутых - русский царь и германский канцлер - полностью перестали доверять друг другу, а последний, настолько обманутый, что даже не понял мотивов возникшего отчуждения, окончательно принял на вооружение совершенно порочную идею, что русским никогда и ни в чем невозможно доверять, коль скоро они якобы беспричинно способны на абсолютно непрогнозируемое вероломство. Эту порочную идею Бисмарк постарался позже оставить по наследству своему выученнику Вильгельму II.
Несколько мальчишек-поляков (хотя не исключено, что они пользовались советами и более умудренных лиц) оказались компетентнее, чем высшие руководители России и Германии.
Объектами обмана оставались те же стороны, только сменившие первых лиц во главе: места Бисмарка и Александра III заняли соответственно Вильгельм II и Николай II, идейными стремлениями и предрассудками в значительной степени наследовавший своему отцу. Главные же закулисные деятели 1914 года вполне могли быть посвещены в подробности «цареубийства» 1887 года тем же Пилсудским!
О кануне Первой мировой войны нам уже случалось рассказывать: «Лидер Партии социалистов-революционеров В.М. Чернов свидетельствует, что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Ю. Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе - на стороне западных союзников против Германии.
План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху (хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья - война с воспрянувшей Советской Россией)».
Из книги Владимира БРЮХАНОВА
"Заговор против мира; Кто развязал Первую мировую войну".