26 бакинских комиссаров: истина в толще мифов
http://www.nv.amДеятельность Бакинского Совета Народных Комиссаров - одно из звеньев в процессе советизации всей Российской империи. Реальный эпизод мировой истории, покрытый, однако, толстый слоем домыслов, легенд, мифов и фальсификаций. Героизированные в советское время комиссары после распада СССР были низвергнуты и приравнены едва ли не к преступникам. Особенно стараются в Азербайджане, где историческая наука полностью зависит от политической конъюнктуры. Наибольшие споры и разногласия вызывают обстоятельства гибели 26 комиссаров. Вариантов столько, сколько и авторов. То с ними расправился Сталин, то их подставил Анастас Микоян, то с ними свели счеты англичане - версий много.
Публикуемые воспоминания Бориса БАЙКОВА, скончавшегося в 60-х годах в Париже, интересны тем, что он был свидетелем, достаточно объективным, бакинских событий 1917-1919 годов. Разумеется, объективным, насколько позволяло положение. Это обычное явление в такой революционной ситуации - одна сторона чернит другую. Так было всегда. Вот и Байков обвиняет во всех грехах Баксовет. Однако истина наверняка где-то посередине. Особенно он шельмует комиссаров. Между тем среди них были высокообразованные люди - тот же Шаумян, учившийся в Германии, или Каринян, окончивший юрфак Петербургского университета. Но революция, любая, меняет людей. Вспомним Великую Французскую революцию, ее великолепные “Либерте, Фратерните, Эгалите” и десять тысяч отрубленных революционерами голов, в большинстве весьма светлых. Так и бывает...
Всеобщий вождь и генералиссимус Сталин в свою очередь прошелся по комиссарам, но призывал к “правдивой” оценке фактов. И хотя мало кто так искажал исторические факты, представляем его характеристику: “Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали ее врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками. И когда пишется история, нужно говорить правду. Одно дело - чтить память. Мы это делаем. Другое дело - правдивая оценка исторического факта...” Отметим, что даже такой идеологический противник большевиков, как виднейший эсер В.Чайкин, отдал должное Шаумяну и его команде: “Согласно признанию и их друзей и врагов, 26 комиссаров являлись цветом восточного большевизма, его подлинным идеалом и мыслящим центром”. Одним словом, неисповедимы пути истории...
Итак, 26 комиссаров. Версия члена Баксовета Бориса Байкова.
...Исход татар, начавшийся еще в самые дни мартовских событий, обратился в поголовное бегство. Татары, спасшие свою жизнь, боялись за свою свободу, ибо большевики принялись массами арестовывать татар (больше по доносам), и в особенности всех тех, которые хоть сколько-нибудь возвышались над уровнем пролетарских классов; обвинения если и предъявлялись, то или в контрреволюционности, или в принадлежности к “бекско-ханской” партии “Мусават”.
Немедленно же начались (для нас это было еще вновь) политические и социальные эксперименты, составляющие систему большевистского государственного управления: под лозунгом конфискации буржуазных капиталов были закрыты и ограблены банки вместе с их сейфами; произведена реквизиция товаров в магазинах и на складах.
Меры эти тотчас же привели к фактическому уничтожению всякой торговли, закрытию базаров и к исчезновению с рынка товаров и съестных продуктов. Все бралось на учет и подлежало распределению.
Началась реквизиция квартир, помещений и домов. На месте учреждений и организаций, существовавших до того, создавался неимоверно сложный аппарат многочисленных коллегиальных учреждений с огромным штатом служащих “товарищей”.
Большевистские учреждения заполнялись людьми в большинстве малограмотными, не понимавшими того дела, к которому они приставлены, исписывалась масса бумаги, отдавались бессмысленные и жестокие распоряжения, и все это злое дело оправдывалось каким-то революционным правосознанием и прочими социалистическими бреднями.
Проведя на первых же порах выборы в Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов, куда, понятно, на первых же порах прошло большинство делегатов-большевиков, Верховный комиссар Ст.Шаумян сорганизовал при себе исполнительный комитет, члены которого являлись народными комиссарами по отдельным отраслям управления.
Затем было преступлено к организации этих отдельных комиссариатов.
Кто же были эти комиссары?
Народное просвещение было вручено некоей Колесниковой, сельской учительнице, вся заслуга которой перед революцией заключалась в довольно продолжительном тюремном стаже. Психопатка, малограмотная, вздорная, с очень тяжелым характером, особа эта принялась за коренную ломку всех школ и учебных заведений (было много специальных) и на первых же порах окончательно запутала все дело народного образования.
Как на один из примеров ее бестолковой деятельности укажу на следующее: ей, Колесниковой, захотелось облагодетельствовать пролетарские массы открытием целой системы библиотек, приблизив их к самому населению. Для этого несколько богатейших и прекрасно поставленных библиотек (городского самоуправления и в особенности Общественного собрания - частного клуба) со многими десятками тысяч томов были свезены в одно место, откуда без всякой системы книги эти (разрозненные издания, вперемешку и без всякого разбора) были арифметически, счетом, разбиты между несколькими десятками пролетарских библиотек. Нечего и говорить, что большинство книг “товарищами” было раскрадено и впоследствии появилось в виде товара на базарах. Колесникова добивалась от учительского персонала того, чтобы он проникся пролетарским миросозерцанием.
Комиссар водного транспорта, тоже имевший продолжительный тюремный стаж при старом режиме (фамилии его не помню), уже через месяц проворовался и, хапнув 3 000 000 николаевских рублей, с ними бежал, но был где-то около Астрахани задержан и выведен “в расход”.
Комиссар финансов (фамилии также не помню), мелкий чиновник Бакинского казначейства, сразу ставший большевиком, был изобличен в мелкой взятке (несколько десятков тысяч рублей, бакинскими бонами) и также выведен “в расход”.
Мне более известна деятельность комиссариата юстиции. Во главе его был поставлен некто Кариниан (ныне, в 1921-1922 годах состоит на службе в большевистском Внешторге в Константинополе. - Б.Б.), столичный помощник присяжного поверенного, никогда не занимавшийся судебной практикой и имевший завидное, с точки зрения революционера, тюремное прошлое. (Арташес Каринян (1886-1962), окончил юридический факультет Петербургского университета, действительный член АН Арм.ССР, доктор исторических наук. - “НВ”.)
Мало сведущий в юриспруденции, основательно им позабытой с университетской скамьи, Кариниан получил себе в коллеги или же сам себе пригласил какого-то темного дельца, татарина, состоявшего при одном из местных присяжных поверенных в качестве переводчика и маклера, приводившего своему патрону с улицы клиентов; и этот господин являлся главным советчиком “товарища” Кариниана.
Назначенный Каринианом председателем следственной комиссии некто Тер-Оганиан, левый эсер, помощник присяжного поверенного, никогда не занимавшийся практикой, обратился ко мне с просьбой помочь им моими знаниями. Я не мог отказать себе в удовольствии написать вместо проекта судебной реформы самый злой памфлет, придав ему самый корректный вид деловой записки, обильно снабженной ссылками на литературу по затронутым вопросам.
Кариниан пожелал со мной познакомиться и побеседовать. При единственном моем свидании с ним я еще резче высказал мою точку зрения, и предсказал ему, что уже через месяц они (большевики) не будут знать, что им делать со своими судебными учреждениями и с расположенными ими делами. Разумеется, от всяких предложений, сделанных мне Каринианом, я отказался.
Военно-следственная комиссия со своим председателем “товарищем” Кожемякой (малограмотным слесарем) занялась исследованием “мусаватского” бунта; так квалифицировались, с точки зрения большевиков, “мартовские дни”. В этой комиссии почти ничего не писали, а больше действовали: хватали людей, сажали в тюрьмы и расстреливали.
Лично мне пришлось много раз по делам моих клиентов обращаться в Следственную комиссию, где председателем был Тер-Оганиан, уже упомянутый мною выше. Среди 15-20 следователей, ее составлявших, было не более двух-трех юристов, да и то без всякого стажа; недоучившиеся студенты (медики, ветеринары, математики), писцы из судебных канцелярий, два-три письмоводителя, служивших у присяжных поверенных - вот состав этих следователей.
Принимались к производству всякие жалобы, даже чисто гражданского характера; дела нагромождались сотнями и тысячами.
Главное затруднение комиссии состояло в том, что никто не знал, в какой момент счесть дело законченным и что с законченным делом сделать дальше.
Народные судьи также не были назначены по недостатку подходящих людей.
Кариниан занялся совращением членов магистратуры и чинов прокуратуры на службу советской власти. Положение чинов судебного ведомства, материально и при прежнем режиме не обеспеченного, было ужасное; и тем не менее не более половины из состава магистратуры соблазнились на призыв Кариниана. Прокуратура же во главе со своим прокурором А.Ю.Литвиновичем категорически отказалась работать у большевиков, и все они оказались за бортом.
Из числа комиссаров некоторое исключение составлял А.Джапаридзе, которому вверено было два ведомства: внутренние дела и продовольствие.
Первая из этих отраслей управления, при условии коллегиальности созданных учреждений и, главное, при режиме диктатуры одного класса (пролетариата) над всеми другими, скоро дала себя почувствовать всему населенно.
Печать на первых же порах была задушена, причем типографии были национализированы, как и вся бумага.
Издавались в изобилии декреты, коими обыватель окончательно ущемлялся.
Дело продовольствия день от дня становилось все хуже и угрожала катастрофой.
Во-первых, все окрестные селения (татарские) совершенно прекратили подвоз, и город остался без овощей, молока, яиц, живности и т.д. Путь на хлебную Кубань и в Ставропольскую губернию был отрезан, так как весь Дагестан был не только определенно настроен против большевиков за их жестокость в отношении мусульман, но из Дагестана доходили тревожные сведения, что оттуда угрожает большевикам первый удар.
Не приходилось далее большевикам рассчитывать и на богатую всегда хлебом Мугань: отношения русского населения Мугани к мусульманам Мугани были до того обострены, что там ежеминутно можно было ожидать возникновения столкновений; кроме того, русские поселенцы не дали бы хлеба иначе как за деньги или за товары, и о реквизициях нечего было и думать.
Голод в Баку был, что называется, на носу. И комиссар А.Джапаридзе сумел на время отказаться от своих большевистских доктрин, понимая, что Господь может легко привести большевиков к падению их власти. Достаточно вспомнить его проект получения хлеба из Терской области морским путем с постройкой железнодорожной ветки к Старотеречной (пристань на западном побережье Каспия), благодаря чему можно было миновать Петровск-Дагестанский и Кубинский уезд, находившиеся в руках дагестанцев и татар. К постройке этой ветки, которая должна была соединить Каспий с Моздоком и Кизляром для выкачивания хлеба с Северного Кавказа, было приступлено, но она не была закончена до падения власти большевиков.
А.Джапаридзе окончил свои дни так же, как и большинство бакинских комиссаров; в августе, когда комиссары вынуждены были бежать и прибыли в Красноводск, там они были все задержаны по распоряжению правительства Закаспийской области, состоявшего из правых эсеров и меньшевиков, и, по требованию англичан (генерала (Мадисона), были переданы в руки англичан, которые и расстреляли их всех в пустыне, верстах в ста от города Красноводска.
С первых же дней захвата ими власти в Баку большевики повели усиленную агитацию против татар, имея главным образом в виду партию Мусават, по их, большевиков, определению, бекско-ханскую феодальную организацию; и на митингах, и в печати, и в многочисленных прокламациях большевики призывали рабочих и крестьян к свержению ига татарской буржуазии, капиталистов и помещиков.
Пропаганда эта в некоторых районах Елизаветпольской губернии привела к кровавым расправам татарского крестьянства над своими помещиками.
Вместе с тем большевики проповедовали поход дальше, в глубь Закавказья, занятие не только татарских провинций, но и всей Грузии.
В Баку стали прибывать через Астрахань морем артиллерия, пулеметы, воинские части и все необходимое для ведения военных действий. Одновременно шла и усиленная мобилизация среди христианского населения, главным образом города Баку и его промыслового района; выдача усиленных пайков не только самим красноармейцам, но и их семьям, а также и снабжение семей мобилизованных всем необходимым привлекло в ряды армии массу людей, в большинстве без всякой военной подготовки.
Начался поход вдоль линии Закавказских железных дорог на Тифлис.
В пределах Шемахинского и Геокчайского уездов, где большинство населения составляли татары, большевики встретили отчаянное сопротивление, организованное командированным из Елизаветполя, где в то время уже собралось Учредительное собрание будущей Азербайджанской республики, членом первой Государственной думы Исмаил-Ханом Зиатхановым (кадет, расстрелян большевиками в 1920 году во время подавления восстания в Елизаветполе. - Б.Б.).
Русское население этих уездов (главным образом молокане), уже потерпевшее перед тем от бесчинств татар в связи с Шамхорскими событиями и в особенности население армянское, издавна враждовавшее (еще с 1905-1906 годов) с татарами, присоединились к большевикам. В результате двухмесячной борьбы, ведшейся с переменным успехом, почти все татарские селения, большинство армянских и цветущий город Шемаха, с 30-тысячным населением оказались уничтоженными дотла. От всей Шемахи осталась одна русская церковь, да и то полуразрушенная.
Большевики, имея в своем распоряжении артиллерию и неимоверное количество снарядов, вынудили Зиатханова к отступлению.
Но по линии железной дороги большевики, дойдя до станции Евлах, дальше не могли развить своего наступления и в конце концов были даже вынуждены отойти к станции Кюрдамир, дававшей им более выгодное стратегическое положение, так как левый фланг их прикрывался рекой Курой и рядом болот.
В это же самое время со стороны Дагестана началось наступление двух Дагестанских конных полков с 3 или 4 орудиями под командой генерала Б.П.Лазарева.
Дагестанцы не дошли до Баку всего 25-30 верст. Большевики двинули против них свои лучшие силы (между прочим, матросов) с многочисленной артиллерией. Два орудия у дагестанцев были подбиты, и они начали поспешно отступать.
Большевики в своей прессе (а другой не было) трубили о своих победах. Между тем дела их на главном фронте, на Тифлисском направлении, шли неважно.
На главном фронте появились турецкие регулярные части, медленно, но верно продвигавшиеся вперед.
В начале мая 1918 года и Грузия, и Азербайджан (а следом за ними и Армения) объявили о своем отделении от России и объявили себя независимыми и суверенными государствами. В то же время Азербайджан (или Елизаветпольская и Бакинская губернии) заключил военный союз с Турцией, и на помощь к нему пришел генерал Халил-Паша (брат Энвера) с двумя или тремя пехотными дивизиями. В Елизаветполе (Ганже по татарскому именованию) началось формирование новых воинских частей (татарских), главным образом конных, под руководством турецких офицеров и бывших русских, из числа татар и грузин.
Уже к концу июня турецко-азербайджанская армия под командой Мурсала-Паши сильно потеснила большевиков и, в сущности, обложила Баку со всех сторон.
Население с момента воцарения большевиков переносившее всякие невзгоды, начинало высказывать явное неудовольствие против большевиков.
В Совдепе все сильнее раздавались голоса о необходимости прибегнуть к чьей-нибудь посторонней помощи. Недовольные начавшейся против них со стороны большевиков травлей, армяне - “дашнакцаканы”, которых большевики обвиняли в том, что партия “Дашнакцутюн” преследует не интернациональную, а исключительно национальную и, следовательно, империалистическую политику, не стесняясь выступали открыто против большевиков.
Явное осуждение неуспехов на фронте и бездарной политики большевиков высказывали Союз солдат-фронтовиков и большинство моряков Каспийского флота, организовавших к тому времени руководящий орган Центрофлот, в руках которого находилось могущественнейшее средство обороны Баку - флот с его судовой артиллерией.
Сильное недовольство против большевиков нарастало и среди рабочих масс на заводах и на промыслах. Официально большевиками распущенные Армянский национальный совет и комитет партии “Дашнакцутюн” ясно представляли себе те последствия, которые угрожают армянскому населению (скопившемуся в Баку) в случае взятия последнего турками и озлобленным татарским населением.
Один из членов Армянского национального совета, присяжный поверенный С.А.Тер-Газаров был командирован в Энзели, в Персию к генералу Данстервилю, командовавшему английскими войсками в Персии, для переговоров о приглашении англичан для защиты Баку. И несмотря на сильную оппозицию большевиков, после ряда шумный и бесконечно длинных заседаний Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов незначительным, правда, большинством решил пригласить англичан и, в первую голову, состоявшего у них на службе войскового старшину Л.Ф.Бичерахова, который вслед за тем, высадившись к югу от Баку у станции Аляты, с своим отрядом из 18 сотен (кажется) кубанцев и терцев с двумя батареями, 4 аэропланами и броневыми автомобилями тотчас же потеснил правый фланг турок за станцию Кюрдамир. Но, продержавшись около недели на фронте и понеся в результате горячих боев с турками и с полками Дикой дивизии значительные потери, не поддержанный “красной” армией Л.Ф.Бичерахов внезапно отошел к Баку.
В тот момент, когда турки, воспользовавшись отходом отряда Бичерахова, начали свое первое непосредственное наступление на Баку, Л.Ф.Бичерахов ушел со своим отрядом к северу по железной дороге к Петровску, посылая по своему полевому радиотелеграфу в Баку телеграмму, приглашая защитников Баку держаться и обнадеживая своею дальнейшею помощью.
За несколько дней до ухода бичераховского отряда в город Баку из Астрахани, морем, прибыл отряд товарища Петрова; в составе этого отряда была хорошая артиллерия, и в особенности дивизион полевой тяжелой артиллерии - гаубицы и мортиры. Приход отряда Петрова окрылил надежды большевиков удержаться и на внешнем и на внутреннем фронте, т.е. удержаться у власти. С.Шаумян и Исполнительный комитет распустили Совдеп и назначили новые выборы, причем самые выборы сопровождались внушительной демонстрацией - дефилированием по городу и заводскому району отряда Петрова. Но выборы не оправдали надежд большевиков; в огромном большинстве во всех районах прошли социал-революционеры, эсдеки и даже беспартийные. Такого провала не ожидали даже и большевики. Большевики окончательно потеряли власть и должны были уйти.
Жуткую ночь пережило население осажденного турками города Баку (кажется, 28 или 20 июля): большевики решили уйти в Астрахань, забрав с собою по возможности все вооружение, наличность казначейства и запасы; во всем городе огни были потушены, и большевистским комендантом был отдан приказ, что всякий, появившийся после 8 часов вечера на улицах без разрешения, будет на месте расстрелян; всю ночь по всем улицам грохотали грузовики, фургоны, повозки; скакали во всех направлениях конные ординарцы. В то же самое время какими-то путями проникали в дома слухи о том, что с фронта ушли его защитники и очищено от войска наиболее уязвимое для города место - Баладжарский фронт.
Поутру у Петровской набережной и на рейде Бакинской бухты стояли готовые к отходу полтора десятка спешно погруженных большевиками пароходов. Пароходы не отходили, как оказалось, потому, что между большевиками и Центрофлотом происходили резкие препирательства: большевики требовали свободного их пропуска, в то время как Центрофлот настаивал на возвращении всего захваченного и увозимого большевиками, угрожая в противном случае потопить большевиков. Пока тянулись эти переговоры, часть большевистских судов ушла в море, но их у острова Жилаго (часах в 4 хода от Баку) нагнали два быстроходных военных судна “Каре” и “Ардаган” и принудили, под угрозой открытия огня и потопления в открытом море, вернуться обратно. Бежать удалось только одному пароходу, на котором находились все комиссары и главари большевиков, причем ввиду случившейся на нем аварии и опасения, что он не дойдет до Астрахани, пароход этот повернул в Красноводск, где все большевики, с С.Шаумяном во главе, были задержаны, переданы англичанам и ими расстреляны.
* * *
Власть в Баку перешла к “Диктатуре Центрофлота”, состоявшей из пяти лиц: трех морских офицеров и двух матросов.
Одержанная ими победа над большевиками, выразившаяся в особенности в отобрании у них столь необходимых для продолжения защиты Баку артиллерии и всякого вооружения, вызвала общий подъем настроения в населении.
31 июля турки начали приступ на ближайшие к Баку позиции; наступление на Баладжарском фронте наскоро собранными частями было отбито...
На снимке: классика советского соцреализма - картина Бродского “Расстрел 26-ти бакинских комиссаров”
Подготовила
Елена Шуваева-Петросян