старый рассказ о творческом семинаре ШЮФа
And I feel I’m goin’ older…
Deep Purple
На семинар каждый год слетаются девочки.
Это сплошь юные создания, невинные в самом пошлом смысле слова. Они пишут страшно грустные стихи и корявые, но искренние рассказы о суициде.
От их писанины меня тошнит, а иногда - так и завидки берут. Я чувствую себя старой циничной шваброй. Мои песенки в сравнении с их чистыми стихами выглядят как минимум бездарно.
А ещё они умеют писать о любви. С диким пафосом, но ВЕРНО - никакой банальщины, никаких штампов.
Мне же это не дано.
Тем не менее вся эта юная поросль от меня тащится.
Самая умора - первое занятие в году. Я никак не могу отказаться от удовольствия поприсутствовать на нём.
Я появляюсь к середине пары, с гитарой и в нетрезвом виде, как раз когда Терваган, покончив с теоретической частью, предлагает всем рассказать о себе.
Я сажусь в угол и смотрю, как девочки, не подозревающие о том, что попали в притон толчков-раздолбаев, встают и запинаясь бормочут:
-Меня зовут Оля, я пишу стихи.
-А меня - Таня, я не пишу ни стихов, ни проз, но очень хочу…
-А меня зовут Катя, я редактор школьной стенгазеты!!!
Потом доходит дело до толкинистов, и молодёжь приходит в замешательство от кучи нечеловечьих имён. После старой гвардии - мой черёд, и я небрежно кидаю понты: «Собака, блюзмен», и Терваган уступает мне своё место, и я долго настраиваю гитару, а потом пою древние, давно всех доставшие песни. Наши просто ждут, а девочки таращатся на меня так, что мне даже неловко становится.
Пара заканчивается, и все выметаются на улицу и дуют к метро.
Я иду одна. Если в компании больше двух человек, я всегда иду одна. Темнеет, а я думаю о том, что в 13, в 14 - мы все были такие, восторженные дурочки, невинные и трогательные, но всё же в нас горел огонь, мы знали, для чего живём, всё было настоящим, всё было в первый раз - и сколько же ещё предстояло узнать, и мы были чисты; мы были просто люди, ещё не знали дурацких названий и дешёвых понтов - не тёмные эльфийки, не менестрели, не кендры с Эгладора - мы были солью земли, в наших глазах был ясный свет, а боль не стала ещё пародией на саму себя от бессчётных повторений.
И по дороге домой я полна решимости позвонить тебе и сказать наконец, что больше тебя не люблю, что устала, что наши встречи давно стали рутиной, обязанностью, а мне хочется настоящего - даже если будет чертовски больно… но почему-то не звоню.