ЛИТВАКИ
Я не ощущаю себя евреем. Но любопытно бывает почитать о "предках". Значительная часть моей семьи - это литваки, то есть литовские и беларуские евреи. Не представлял всей сложности межобщинных отношений внутри еврейской традиционной ашкеназской среды. Вот любопытный текст на эту тему:
http://gorliwy-litwin.livejournal.com/389853.html
Существовавшая до 1764 г. фискальная система, при которой единицей налогообложения был не совершеннолетний мужчина, семья или дом, а вся община, привела к необратимым этнокультурным последствиям для евреев Речи Посполитой. Наличие автономных ваадов с коллективной налоговой ответственностью и кагальной замкнутостью способствовало в XVI веке началу приобретения, в частности евреями Великого княжества Литовского, ментальных особенностей, которые со временем усилились и стали отличать их от польского и украинского еврейства.
Так называемые литваки - литовско-белорусские евреи - к концу XVIII века стали говорить на своём собственном диалекте, по-другому одеваться и стричься, приобрели особую ментальность, отличавшуюся от близких им украинских и польских евреев рационализмом в поведении, тягой к знаниям, деловитостью, целеустремлённостью и сдержанностью в выражении чувств. Эти качества проявлялись в повседневной и духовной жизни. Одна часть литваков, во главе с Виленским гаоном раби Элиягу бен Шломо-Залманом, вообще не приняла хасидизм, получив название миснагиды (миснагдим - букв. «противящиеся», «возражающие», ед. ч. - миснагид, иврит - название, которое дали приверженцы хасидизма его противникам), а другая, во главе с раби Шнеур-Залманом из Ляд, соединила хасидизм с раввинской учёностью и рационализмом, создав собственное самостоятельное течение в хасидизме - Хабад. Между литваками и польско-украинским еврейством существовал определённый антагонизм. Шлёма Зальцман пишет о взаимной неприязни между польскими евреями и литваками в Варшаве, про которую в городе ходило много анекдотов. И если отношение миснагидов к польскому или украинскому хасидизму было резко отрицательным, то к литовскому хасидизму оно было мягче, так как его приверженцы были ближе им ментально. Браки между представителями обоих литвакских религиозных течений были нередки на территории Белоруссии. По свидетельству уроженца белорусского Каменца Ехезкеля Котика, посетившего в последней трети XIX века Варшаву, местные евреи и литовско-белорусские евреи, составлявшие там довольно большую общину, предпочитали не общаться друг с другом. При этом литваков, по свидетельству того же автора, называли свиньями за аскетизм в питании и образе жизни. Кроме того, за тягу к знаниям, которая у части литваков распространялась и на светские науки, что считалось отступничеством, их называли также целем коп (букв. - «голова крестом», идиш). В свою очередь, литовско-белорусское еврейство презирало польских евреев за аккультурацию и невежество. Согласно другой версии, наименование целем коп литваки получили от украинских хасидов за эмоциональную сдержанность, граничившую в их глазах с атеизмом. Судя потому, что Котик не сообщает о том, что польские хасиды относились отрицательно только к миснагидам, можно заключить, что такое же отношение было и к литвакам-хасидам.
Г. Цыбукмахер, посетивший в 1880 г. еврейские сельскохозяйственные колонии в Херсонской губернии, писал о трениях между украинскими евреями и литваками: «Господствующий элемент населения - выходцы из Литвы - пренебрежительно относятся как к невеждам к выходцам из украинских губерний». На территории современных Белоруссии и Литвы, по свидетельству Шлёмы Зальцмана, не принимали чужаков в качестве общинных раввинов.
Взаимное пренебрежение было основано на инаковости этих двух этнокультурных групп, которые вполне можно считать разными еврейскими субэтносами. Отталкивало всё: манера поведения и внешний вид, язык, к чему вернёмся ниже, и кулинарные пристрастия (например, разные способы приготовления гефилтэ-фиш - фаршированной рыбы), но больше всего темперамент. Так описывает еврейский писатель Мордехай Бен-Амми (псевдоним, наст. имя Марк Рабинович; 1854-1932) в местечке Верховка (Винницкая область) в 60-е гг. XIX века отношение к приехавшему туда литовско-белорусскому еврею: «Слыхали новость! - сообщали друг другу. - Какой-то литвак свалился к нам. И посмотрели бы вы на его трефную цире (букв. - «вид», идиш. - А. К.). Совсем нет у него еврейского лица. Сказано целем коп. Надо сказать, что литвака у нас ещё никто не видал... его все пронизывали своими взорами, оглядывая с величайшим любопытством и большим недоверием и далеко не дружелюбно, даже враждебно. Дети же за ним бегали, как бегали бы за обезьяной или за цыганом, который водит медведя. Некоторые... кричали ему: целем коп, где твои пейсы? Смотрите, крысы срезали у него пейсы. С таким же напряжённым любопытством и резко выраженным недоверием... [все] следили, как он молится, с сердцем ли, с усердием и т. п.». Далее писатель вспоминает, что несколько дней литвак держался очень скромно, но потом всех ошеломил, когда во время горячего обсуждения одного из трудных мест комментария к Талмуду попросил у местного раввина посмотреть книгу, заявив, что когда-то учился в хедере, а затем скромно и тихо сделал правильное толкование. Все удивлялись: «Как вам нравится литвекель. Оказывается, совсем ламдан («учёный»)... недаром говорят литвацкая голова. Но тут что-то неладное». Затем автор пишет, что если бы замечательно шивший костюмы приезжий одевался и стригся «как человек», в Верховке стали бы подозревать в нём скрывающегося праведника, «но никто не мог бы допустить такую кощунственную мысль», что литвак мог быть праведником. «Литваки у нас были вообще на весьма дурном счету», - заключает Бен-Амми.
…В 1913 г. Р. Самойлов в петербургской еврейской газете на русском языке «Рассвет» после описания различий ментальности литовского и польского еврейства остановился на «южном еврействе» Новороссии, которое он определил как недавно образованную смесь «поляков» и «литваков». Отмечая зажиточное положение еврейских переселенцев в одном из шахтёрских городов Екатеринославской губернии, Самойлов любопытно описывает отношения трёх субэтнических групп: «Во-первых, нет полного слияния между различными еврейскими группами. До сих пор [вы] отличите южан, “хохлов иудейского вероисповедания”, совершенно невежественных в еврейской культуре и более всего подвергающихся влиянию бытовой ассимиляции. Отдельно живут “литваки”, первые пионеры которых пытались перенести все устои иудаизма на новую родину: они-то организовали синагоги, благотворительные общества, одним словом, всё то, что составляет жизнь современной еврейской общины. Обособленно живут “поляки” с их хасидизмом и демонстративной ортодоксией».
Скорее всего, отличия в ментальности возникли в основном под воздействием среды, в которой пришлось существовать этим еврейским субэтносам. В отличие от польского и украинского еврейства, подавляющему большинству литваков пришлось приспосабливаться к тяжёлым экономическим условиям Белоруссии и Литвы, где в силу бедности сельского населения (на чём остановлюсь в свое время) им приходилось затрачивать много больше усилий, чтобы в конечном итоге довольствоваться лишь малым. Экономические условия способствовали развитию у литваков не только аскетизма, но и скупости, как считал Шлёма Зальцман, сравнивший её с известной скупостью шотландцев. Возможно, это качество литваки переняли от местного населения, о котором писал известный исследователь края, выходец из Речицы, Митрофан Довнар-Запольский: «Белорус отличается бережливостью, почти скупостью, расчётливым ведением хозяйства». Скорее всего, только относительная терпимость населения, о чём будет сказано в третьей главе, и правителей, с одной стороны, и отсутствие между евреями острой конкуренции в силу их небольшой концентрации в XVI-XVIII веках - с другой, удерживали литваков от миграции в другие места.
Сложившийся у литваков особый литовско-белорусский, или северо-восточный, диалект идиша отличается от юго-восточного диалекта украинских евреев и центрального диалекта польских евреев. Кроме значительной разницы в фонетике, он отличается от них отсутствием среднего рода, особенностями спряжения и склонения, а также в некоторой степени лексикой. Например, «шкаф» литваки называют алмэр, украинские евреи шафэ, а польские - шранк. В то время как две последние группы используют слово либн в значении «любить», литовско-белорусские евреи говорят голт гобн.
Литваки-мужчины не носили неудобную длиннополую одежду, за что, с одной стороны, встречали немало нареканий от украинских и польских евреев, а с другой - поощрение русской администрации, боровшейся в XIX веке с еврейским костюмом.
Литваки и украинское еврейство отличались и обрядами, такими, как помолвка, свадьба, встреча субботы. Если в семье литваков мужчина советовался с женой по важным вопросам, и в частности в области торговли, то в семьях украинского еврейства это чаще всего не допускалось. Вообще, женщина в литвакской семье нередко самостоятельно принимала решения.
Кроме различий в ментальности, обрядности, языке и одежде, литваки несколько отличались от украинских евреев ещё и внешне... И у мужчин, и у женщин среди украинских евреев доля светловолосых куда больше, чем среди литваков. Среди украинских евреев также несколько больше голубоглазых мужчин и женщин. Кроме того, украинские евреи оказались немного выше ростом. Индекс структуры крови, установлённый биохимическим анализом, у минских евреев оказался отличным от соответствующего индекса польских евреев и, особенно, украинских евреев. В целом тема физиологических различий этих субэтнических групп изучена ещё слабо, а причины, приведшие к ним, исследованы ещё хуже.
Новые социально-экономические условия, в которых оказались бывшие евреи Речи Посполитой в Российской империи, способствовали быстрому сближению всех трёх субэтносов. Больше всего на размыв этнокультурных особенностей воздействовали миграционные процессы, интенсивность которых особенно была велика во второй половине XIX - начале XX века.