Михаил Магид
...Что горячее: солнце или кровь? -
Оно и мы стоим на вечной страже,
Но срок придет, и мы друг другу скажем,
Что горячее - солнце или кровь..
Мы пьем вино из доменных печей,
У горнов страсти наши закаляем,
Мы, умирая, снова воскресаем,
Чтоб пить вино из доменных печей..
У наших девушек бездонные глаза,
В голубизну их сотни солнц вместятся,
Они ни тьмы, ни блеска не боятся..
У наших девушек бездонные глаза..
На смуглые ладони площадей
Мы каждый день расплескиваем души,
Мы каждый день выходим солнце слушать
На смуглые ладони площадей...
В.Александровский "Мы"
Она- инженер, училась 6 лет в институте. Но предпочла работать на фабрике, прядильщицей- говорит, так удобно. Другая работа показалась ей скучной, да и платили мало. А тут фабрика в Москве- 10 000 зарплата. Но что примечательно- все-таки пошла на фабрику, а не торговкой на рынок. Тут не идеология, а нечто естественное. Для нее естественное. Видно, тяжко было бы ей торговать. А на фабрике работа монотонная, на станке, творчества в труде мало (правда сказала- я могу сделать такой объем работы на станке как мало кто еще, просто знаю всякие способы- сказала без всякой гордости или чувства собственного превосходства).
О своих соседках- они хорошие девушки, но у них все интересы сводятся к пиву, мальчикам и мыслям о том, чтоб выйти замуж за москвича. ("Москва слезам не верит", только хуже).
- А как они проводят свободное время?
- Пиво пьют. Иногда книжки читают.
- Какие книжки?
- Любовные романы, детективы. В кино и, тем более, театры они не ходят. Молодые ребята тоже пьют. Много пьют. Иногда бьют девушек. А те продолжают с ними спать после этого.
Еще есть люди старшего поколения. Они стараются дотянуть до пенсии. Очень боятся, что выкинут из общежития- им тогда некуда будет идти и не найти работы.
- А вы, молодые?
- Мы не боимся, за те же деньги что-нибудь найдем.
- А стоит мне говорить с ними?
- Нет. Я дала им ваши газеты, они посмотрели, но их это не заинтересовало. Я могу тебя провести, если хочешь, но им это не нужно. Им ничего не нужно.
Сама А. относится к тому типу человека, который редко встречается в современном обществе и может стать основой общества анархо-коммунистического, типу интеллигентного рабочего. Обычно такой человек знаком с условиями существования на нижних этажах социальной пирамиды, с пьянством, дикостью и монотонным трудом, но зато и понимает (по этой самой причине) жизнь много лучше интеллектуала, а с другой стороны - это тип человека, способного к обобщениям, анализу. Все вместе дает цельную и сильную личность, способную искать истину. Именно поэтому цельный человек не есть человек законченный. Как раз наоборот- законченным (не вполне законченным, но слишком близким к законченности) является человек одномерный, частичный, привязанный к какому-то одному делу или кругу, слившийся с кругом повседневья и не интересующийся тем, что лежит за его пределами. Она- интересуется. Интересуется без кривляния, свойственного интеллектуалам. Отсюда и желание и способность выходить за пределы данного, наличного бытия.
- Они- хорошие девочки, я стараюсь с ними не ссориться. Но мне совсем не о чем говорить с ними. Вот ты отличаешься, я сразу поняла- что-то другое, странное. И еще я подумала, когда читала вашу газету ("Черная Звезда" - прим. Магид): наверное ты пишешь там, некоторые статьи очень похожи на то, как ты говоришь.. У меня было много плохого за последние лет 7. Я даже о самоубийстве думала. Серьезно, думала. Мне не хотелось жить. Очень плохо жила. Потом стало легче. Я поняла- ничего нельзя изменить. Только себя изменить можно. Я стала заниматься разными упражнениями (называет какой-то институт, школу- по-моему секта- прим. Магид). Потом стала читать книги Ошо (индийский мистик XX столетия- прим. Магид).
А., как и всякий цельный человек, способна зажигаться, пламенеть, отдаваясь полностью тому, что она считает дорогой к истине. В начале века она несомненно стала бы революционеркой, причем из самых лучших, честных и цельных, таких как рабочий-анархист Павел Гольман, который, увидев нечестность, ложь, манипуляции и политиканство вождей эсеров, отвернулся от таких революционеров и стал делать другую, свою революцию (или мне так хочется думать про нее). Но в наши дни, среди ужасающего облома и обломаных людей, среди которых нет и намека на интерес к исправлению неправедливости, к активному сознательному воздействию на общество, путь социальной борьбы и социальных преобразований оказался закрыт, вернее даже не закрыт, а попросту невидим для нее. И она отдалась другому делу, со всей страстью и фанатизмом неофита.
- А ведь то, что ты говоришь- ничего нельзя изменить- сказали мне те женщины из столовой, когда я раздавал листовки в первый раз- мол, если даже начальники отправят их на Колыму- они туда поедут. Только у тебя еще добавляется интеллигентская рефлексия, ты читала умные книжки, а они не читали.
- Конечно. Так оно и есть. Разве я говорила, что я- лучше других?
- Но ведь кроме внутренней жизни есть и внешняя, и ее тоже надо менять. Иногда группы людей начинают вместе думать, как изменить ход событий, и договариваются между собой, а потом действуют сообща. Почти всякий человек, который в этом участвует - тоже меняется, индивидуально. С людьми можно тогда обо всем разговаривать, а не только о пиве и мальчиках с пропиской. Я видел это, пусть все продолжалось недолго, но видел.
- Где?
Я рассказываю ей о Ясногорске 1998 г., об огромной оккупационной стачке, продолжавшейся полгода, о рабочих, которые управляли этой стачкой с помощью общего собрания, как управляли своими полисами древние греки. Она слушает меня внимательно.
- Но ведь ничего не изменилось в итоге.
- Нет. Но разве когда ты тренируешь свое тело, или свой ум в медитации, изменения происходят сразу? Нет, потому что у старых привычек есть громадная инерция. Чтобы закрепить изменения нужны тысячи дней тренировок. Тогда изменения накапливаются- медленно, постепенно, а потом происходит скачек, прорыв. Тоже самое и здесь. За полгода народные собрания могли изменить людей ненамного, а потом поражения и инерция жизни затянули их обратно. Если бы они только стали продолжать..
Она рассказывает про Трехгорку.
- У нас начальники хорошие. Они к нам не цепляются. С ними можно договориться. Но вобщем, ничего хорошего нет. Но мне нравится такая работа. Не надо думать. Повторяешь одно и тоже, а сама- далеко-далеко.
- А знаешь, так тоже было. Когда-то давно. Были самоуправляемые города- полисы. Потом люди утратили власть в них. Когда умерли все, кто умел и хотел управлять своей жизнью- пришли христиане. Они стали учить, что все дело в самом человеке, а мир изменить нельзя. И еще они тогда учили, что человеку не надо думать, что мысль только мешает. Поэтому нужен монотонный физический труд. И им поверили. Многие поверили. Людям стало казаться, что так оно и есть, как говорят христиане, и только так, а иначе не бывает. Но на самом дело было иначе. И у нас в России тоже было иначе.
- Как иначе, раскажи.
Я расказываю о пролеткульте, о том, как собирались рабочие и читали друг другу свои стихи, и иногда это были замечательные стихи. Как другие рабочие делали свои клубы и библиотеки, читали философию, социологию и великую европейскую литературу- Дикенса, Достоевского, Блока. Рассказываю о Трехгорке, какой она была 100 лет назад. Рассказываю, что порой и одного рабочего боялись уволить, потому что за него поднимался горой весь коллектив. Что мастеров, оскорблявших рабочих, вывозили за ворота на тачках. Что был рабочий контроль. Что все стояли друг за друга.
- Разве не было так как сейчас?
- Так ТОЖЕ было. Но было и по-другому.
- У нас все не так. Каждый сам за себя. Никому ни до кого нет дела. Но разве вы не можете построить всех в колонну с вашими лозунгами? Только вам понадобиться много пива..
- Наверное, могли бы, если бы очень захотели. Но нам это не нужно. Мы не большевики. Нам не нужна власть. Мы хотим, чтобы люди мыслили и действовали сами. Мы можем только попробовать их подтолкнуть к этому.
- Зачем?
- Мы хотим жить в интересном мире, с интересными людьми. И еще, нам не нравится, что все мучаются. А, главное- мы сами. Нам не нравятся унижения. Но пока все живут так, то и мы тоже. Чтобы изменить свою жизнь надо менять и себя и все вокруг. Вообще все.
- Вы встретили меня слишком поздно..