Западная идея «ненасилия» основана на целом ряде допущений. Например, предполагается, что любой конфликт можно решить за столом переговоров, находя общие позиции и точки соприкосновения, и затем прорабатывая решения на их основе. Безумная вакханалия взаимного убийства на протяжении первой половины ХХ века не только не поколебала глубокую внутреннюю веру в дипломатические перспективы, но, напротив, только укрепила её. Но что, если компромисс, лежащий в основе всякой дипломатии, невозможен?
Приверженность идее ненасилия исходит из предположения, что войны жаждет некая кучка фанатиков и мерзавцев, в то время как подавляющее большинство людей хотят мира. Ну, или даже если они и хотят воевать, то уж никак не желают кого-нибудь совершенно истребить и тотально уничтожить. Мало того: в случае, когда такая война всё же ведётся, она отражает не волю народа, а единственно - страсть к убийству тех самых фанатиков, число которых строго конечно.
Эта совершенно абсурдная, фантастическая толстовщина, полностью противоречащая всему имеющемуся историческому опыту, настолько одолела наших ответственных - или, точнее говоря, безответственных - руководителей, что сей факт уже сам по себе красноречиво свидетельствует о тяжелейшем кризисе, охватившем цивилизацию, ещё совсем недавно абсолютно успешную и безусловно доминирующую. Но размягчение мозга от этого не уменьшается.
Ответственность за любые злодейства и безобразия возлагается исключительно на диктаторов и узкий круг придворных клевретов. Долой тиранов, марш-марш бегом к избирательным урнам истинной демократии, - и вуаля, вечный мир, нетерпеливо приплясывая, томится у нашего порога!
А как же исламский террор? Этот «тренд» никак не вписывается в буколическую картинку, царящую в головах миролюбивых романтиков. В исламе нет Гитлера или Сталина (кому кто больше не нравится). Не существует исламского «Бильдербергского клуба», куда можно было бы адресовать гневные проклятия. Не армия, посланная рукой исламского Наполеона, а обыкновенные мусульмане устраивают ежедневный амок. Никто, кроме имама, и ничто, кроме ислама, не заставляет их терять человеческий облик и убивать.
Если к войне применимо такое понятие, как «демократичность», то исламский террор - это самая демократичная из всех войн, когда-либо происходивших в человеческой истории. Нет никакого плана. Отсутствует мандат от какого-нибудь государства. Никакого принуждения, кроме корана. Нет, конечно, на просторах, где царит ислам, в джихадёры иногда забривают насильно. Но уж в Германии или в Америке (некоторые) мусульмане становятся убийцами совершенно добровольно. И пока западные дипломаты блеют о демократии, мусульмане голосуют за неё, надевая пояс шахида, набитый взрывчаткой.
Исламский террор - прямое опровержение широко распространённого убеждения, будто зло и насилие - исключительная прерогатива государств, а не людей или народов. Широчайшая, «демократическая» поддержка, которой пользуется террор и террористы, превращает в ничто идею демократии как системы пропорционального политического представительства, а ведь именно она, как полагают, может и должна покончить с насилием и ненавистью. В то время как «властители дум» на Западе тупо ведут «линию партии» на то, что во всём виновата ничтожная кучка экстремистов, политический успех всяких мусульманских братьев и сватьев ясно показывает: никакое они не меньшинство и не экстремисты. Экстремисты - это ведь те, кто готов идти значительно дальше, нежели большинство, не так ли? Почему тогда большинство голосует за «экстремистов»?! Э-э-э, что-то тут не так… Я вам объясню, что «не так»: просто именно та версия ислама, которую они загоняют живущим в многоэтажных могилах дикарям, и есть единственная настоящая.
Если бы наши рук-ой-водители осмелились это осознать, то им некуда было бы деться от понимания, что никакой надежды на компромисс в результате переговоров не существует. Они дотумкали бы, наконец, что идёт война на уничтожение, развязанная против нас, и что ведётся она всеми средствами, в настоящий момент доступными врагу - от демографии до ядерной энергетики. И вместо того, чтобы осознать порочность собственной болтовни, западные элиты выбирают соглашательство, в результате которого всякие ХАМАСы и муслобратства прут ввысь и вширь, как на дрожжах. Когда очередная шайка отмороженных живорезов усаживается в парламентские кресла, их западные адвокаты наперебой начинают нам объяснять, что вот именно эти вот ребята совсем не такие уж плохие, как о них принято думать, они, дескать, «умеренные». И поверьте мне, если какой-нибудь «Боко Харам» захватит власть в результате выборов, эти дураки и мерзавцы окажутся тут как тут, чтобы объяснить нам «разницу» между террористами, победившими в результате глубоко демократических процедурок, и экстремистами, ни разу не разделяющими кристально гуманистических принципов, на страже которых этот самый «Боко Харам» непоколебимо стоит.
Официально, дорогие друзья, мы воюем исключительно идейно и только против «радикализации». До победы нам осталось всего ничего: только и дела, что в ходе блистательных дебатов о принципах их религии разбить в пух и развеять в прах горсточку никого не представляющих и совершенно неавторитетных экстремистов. Это ничего, что их знания корана, сунны и хадисов превосходят наши на несколько порядков: главное мы же выучили! Что «главное»?! Главное - это глупый и неведомо где вычитанный рефрен «Ислам - Религия Мира и Добра!» Ом мане падме хум! Лепечите этот бред без остановки - и просветление непременно снизойдёт на вас, а вместе с ним - и долгожданная победа! Тьфу! Неважно, сколько раз мы уже облажались на подобных дебатах, мы непобедимы! Мы будем и дальше всячески лелеять исламский популизм, и когда выяснится, что взлелеянные нами популисты и есть те самые «радикалы», с которыми мы «сражаемся», мы начнём судорожно озираться по сторонам в поисках песочницы, куда можно срочно засунуть голову, сделав вид, будто всё так и должно быть. Да, конечно, перед этим мы не забудем объявить их «умеренными» и «договороспособными».
Глубокое повреждение умов, лежащее в основе этой инфернальной цепи стенающего бреда, исходит из абсолютно ложной идеи, будто проблема не может заключаться в народе. Что, мол, никакой народ не может искренне и последовательно стремиться к разрушению и уничтожению других народов. Что толпа гуманоидов скорее займётся поиском основ для достижения приемлемого согласия, чем предастся грабежам и убийствам.
И когда внезапно выясняется: компромисс отвергнут, что тогда? Тогда - о, тогда виноваты… условия компромисса! Они, видите ли, «недостаточны»! Они, такое дело, «унизительны»! Надо раздвигать, быть шире, щедрее, снисходительнее, легче на (подмах подъём)! Как, опять «Нет!»?! Ну, товарищи, надо, наконец, сесть за круглый стол, понять, отчего прежние идеи компромисса были сочтены одной из сторон сугубо неадекватными, и выработать, в конце-то концов, такие предложения, которые ну уж теперь-то никак не смогут быть отвергнуты - просто по определению! Знаете, как в покере - чтобы уж проиграться, так вчистую, и встать из-за стола не просто с пустым кошельком, а без трусов! Мысль о том, что компромисс не принимается по одной-единственной причине, а именно - потому, что это компромисс, даже не думается. Нечем.
Что воспринимается противной договаривающейся стороной положительно - так это односторонние «компромиссы». Но односторонний компромисс - это оксюморон, и действие, его олицетворяющее, нужно называть так, как оно того заслуживает: уступка. Уступки - вот что им нравится. Но и это - до поры, до времени. Зачем принимать отдельные уступки, когда можно получить всё?! В глазах «правоверных», чьи представления очень конкретны - «мы будем править миром!» и «мы рождены, чтобы править миром!», любая уступка выглядит, как слабость, и даже сама мысль об уступке - с их стороны, разумеется, а не с нашей - уже поражение, пощёчина судьбе, подножка предназначению! Они не боятся войны. А чего им её бояться?! Ценность, которой цивилизация наделяет каждое живое существо, совершенно отсутствует в «культуре», где личность ничего не значит, где человек, мужчина или, хуже того, женщина - всего лишь клетка организма под названием «клан», чья «честь» неизмеримо важнее чьей-то там жизни!
Болезненная западная фиксация на ненасильственных методах решения некоторых проблем не находит и самомалейшего отклика в исламском мире. Ненасильственные варианты там относят исключительно к тактическим приёмам, и тактическая трусость, заключающаяся в ненасилии, возможна, хотя и нежелательна. Желательно - и считается нравственным - именно насилие. Джихад провозглашён Мухаммедом (ой, простите, аллахом же самим!) в коране. И разговаривать на равных с «неверными» - оскорбительно для «правоверного». Безнравственно. Если западная цивилизация считает аморальной войну, то мусульмане полагают аморальным как раз миролюбие. Эту фундаментальную противоположность невозможно разрешить никаким компромиссом. Компромисс тут вообще ни при чём. Бешеного носорога останавливают «нитроэкспрессом», а не бумажной салфеткой с миролюбивыми каракулями.
Западная дипломатия не в силах осознать невозможность компромисса, поскольку в таком случае вся их жизнь оказывается перевёрнутой с ног на голову. Они не могут остановиться, перегруппироваться и переосмыслить происходящее, и неважно, в какой на самом деле безнадёжный тупик ведёт их нынешний путь. Вместо того, чтобы начать исправлять ошибки, они продолжают проклинать отдельных тиранов, громогласно приветствовать любые выборы и возлагать надежду на «добрую волю большинства», которое, разумеется, «не допустит насилия». Никакой перспективы такая «политика» не имеет, и уж точно не потому, что ей не хватает воли к компромиссам.
Израиль уже практически согласился испариться, как вода в Негеве, в процессе «односторонних компромиссов», которые не привели ни к чему, кроме эскалации насилия. Европа поторапливается за ним вприпрыжку, активно подталкивая его при этом впереди себя: «Умри ты сегодня, а я - завтра!» Америка, Австралия и Канада, прямо сказать, стремительно догоняют лидеров этого смертельного марафона. Соглашатели твердят: мы честные, мы благородные, мы не должны опускаться до… До чего? Чтобы защищаться? Мы для этого, оказывается, слишком благородны?! Просто отлично! «Если компромисс отвергнут - значит, мы недостаточно готовы к компромиссу!»: с такой «стратегией» они подступают к нам, как с ножом к горлу, желая принудить нас к суициду. Всякая безответственная и бессмысленная болтовня о мире становится ванной с тёплой водой, в которой нам предлагают отворить себе вены и быстренько сдохнуть.
Но ни одна из наших жертв - ни утрата собственного достоинства, ни кастрация наших законов, ни предательство наших принципов - не поможет обуздать жажду насилия у тех, кто истово верует, будто их священный и нравственный долг - вырезать нас всех подчистую, поскольку именно это заповедал им «бог» Мухаммеда и дух корана. Тех, кто верует, будто учиняемый ими кровавый потоп - и есть высший смысл их без того никчёмной жизни, их единственное призвание.
Компромисс - это размен победы на взаимоприемлемое соглашение. Но морок якобы неизбежного компромисса - это дымовая завеса, распускаемая западными дипломатами и т. н. «интеллектуалами», обслуживающими закат нашей цивилизации. Компромисс - это то, что они предпочитают во избежание ненужного - неприемлемого, как им кажется - риска. Это сохраняет жизни отдельных людей за счёт цивилизации как таковой. Точнее, компромисс - это то, что они хотели бы предпочесть. То, что им представляется нравственным выходом и хорошей сделкой ради будущего, ислам, живущий по-прежнему целиком и полностью в прошлом, почитает за постыдную трусость и слабость.
Перед лицом столь чётко и безусловно определённого зла никакой компромисс невозможен. А даже если и возможен - безнравственен. Отвратителен куда больше, чем Мюнхенский сговор - клочок бумаги, принёсший не мир, а возможность врагу жизни и свободы окрепнуть и утвердиться, пожать новый урожай жертв, - прежде, чем устремить безумный и жадный взгляд к новым и новым захватам.
Источник Размышления по прочтении:
Почему Европа не способна противостоять мусульманской агрессии
Можно сколько угодно обвинять современных европейцев в трусости, приспособленчестве, конформизме и неспособности противостоять необъявленной арабо-мусульманской агрессии, джихаду и исламизации. Я и сам это часто делаю. Важно понять, откуда это берется и что это, к сожалению, объективная закономерность, которую никакими призывами "к топору", к тому, чтобы одуматься, изменить невозможно. И дело тут даже не в зависимости Европы от арабской нефти, это как раз легко можно было бы изменить, поскольку арабы точно так же зависят от Европы и Штатов по многим другим товарам и продуктам, и на нефтяной шантаж, идущий с 1973 года, легко можно было бы ответить своим шантажом.
Дело в другом: нынешнее поколение европейцев лишено идеи. Арабы готовы дохнуть за свою исламскую идею и убивать собственных детей (вспомните, как они бросали в воду своих детей, когда австралийцы однажды отказались впускать корабль с ними на берег), а европейцы не способны. И детей у европейцев для этого слишком мало (поскольку они ориентированы на удовольствия). Точнее, в среднем чуть больше одного ребенка на семью. А один ребенок в семье - это не воин и не защитник. Это единственный дорогой ребенок, которого с младых ногтей холят, лелеют и оберегают, и поэтому не то что лезть на баррикады и ложиться грудью на амбразуру, но и просто постоять за себя он чаще всего не способен. Не случайно единственного ребенка ("кормильца") во многих странах, включая Россию, в армию раньше не призывали. "Нация одного ребенка" не способна не то что к джихаду и самопожертвованию, но и вообще к войне и к элементарному сопротивлению.
Если этот единственный ребенок погибнет, кто будет продолжать род, кто будет платить старикам пенсии из своей зарплаты?
Значит, что? Frieden, Frieden, Frieden, значит, мы оголтелые пацифисты, мы согласимся на любые унижения, лишь бы нас не трогали. Но тех, кто боятся, чтобы их трогали, как раз больше всего и трогают. Другая сторона видит: это трусы, на них только топни или шикни, они тебе все отдадут, что ни попроси. И топают, и шикают, и истеричат из-за каждой карикатуры и каждой мелочи - запугивают, причем с успехом.
Отсутствие готовности сражаться обусловлено исторически. В истории Европы были такие страшные вещи, как Тридцатилетняя война, Столетняя война и пр., люди бились и уничтожали друг друга долгое время, популяция попадала на грань вымирания и готовность убивать и умирать у населения надолго пропадала.
19-й век был веком некоторой передышки, после которой европейцы довольно долгое время готовы были убивать и умирать, пока не доходили до предела. Французов, например, выбила Первая мировая и битва при Вердене с миллионом жертв (и полумиллионом убитых). Больше они умирать были не готовы и во Вторую мировую отдали Гитлеру свою Францию без боя. Немцы уже в 1914-м году лихо поперли на превосходящие силы Антанты, а готовность убивать и умирать пропала у них лишь после 1945 года. Теперь это мирный, трусливый, пацифистский народ.
Чем лучше в стране экономическое положение, тем готовности убивать и умирать меньше. Пока что европейцам живется слишком хорошо, чтобы они были готовы на подвиги.
У мусульман готовность умирать и убивать, т.е. их пассионарность, во многом обусловлена их сексуальной неудовлетворенностью. Грубо говоря, высокая рождаемость приводит к тому, что на улицах бродят толпы сексуально неудовлетворенных юнцов, у которых нет работы (молодежная безработица во многих арабских странах гигантская). Живут они на объедки от триллионов нефтедолларов, загребаемых их шейхами. Чтобы жениться, им необходимы бОльшие деньги, которых у них нет. Их потенциальные жены идут в гаремы к богачам. При этом даже увидеть живое женское лицо у них почти нет шансов, пока девушки и женщины ходят в чадрах и паранджах. А ислам обещает им за теракт сразу 72 гурии на небе. Этим решается сразу множество задач: как социальная, так и сексуальная неудовлетворенность умело канализируются в ненависть к евреям, американцам и европейцам, и толпы "деревянных солдат Урфин-Джуса" легко отправляются на завоевание Запада террором и запугиванием (а если вспомнить так называмые лагеря "палестинских" "беженцев", где эти "беженцы" своими арабскими хозяевами лишены всех человеческих прав, включая права на работу, на образование, на паспорт, на свободу передвижения и т.д., хотя на поддержание этих лагерей тратятся гигантские деньги спонсоров ООН (в основном США и ЕС), то это вообще инкубаторы саранчи Урфин-Джуса в чистом виде.
Поскольку наукам и искусствам эта молодая саранча не обучена, то их сублимация неудовлетворенного либидо протекает не естественным путем, а выливается в агрессию, с которой современные европейцы ничего поделать не могут. По прибытии на Запад агрессия молодых мусульман, правда, поначалу притупляется, поскольку они включаются в потребительскую карусель, больше пялятся на глянцевые рекламные картинки с красивыми машинками и полуголыми красотками, чем в скучный и маниакально злобный коран, и, даже живя на социале, могут позволить себе гораздо больше, чем на родине, но притупляется эта агрессия не надолго, поскольку а) они быстро замечают, что европейцы все равно живут лучше их, т.е. агрессия подпитывается завистью, и б) мусульманские девушки (особенно выросшие в Европе, посещавшие в ней школу) быстро вестернизируются и таким образом выходят из-под влияния отцов, братьев и мужей, требуют для себя прав, которые на родине им были не положены, отнимая у своих мужчин традиционную мусульманскую роль полноправного хозяина женщины-скотинки, а зачастую и просто выходят замуж за более богатых, более культурных и более толерантных, галантных и компромисных европейцев.
Этим объясняется тот факт, что в терактах и криминальных преступлениях чаще задействованы не те мусульмане, что прибыли в Европу в первом поколении (эти еще отвлечены потребительским ражем), а те, кто в Европе родился и вырос и вроде бы должен считать ее своей родиной. Их главной движущей силой является уже не столько сексуальная неудовлетворенность, сколько низкий социальный статус, связанный с их низким уровнем образования, и связанная с ним зависть. Ислам же дает им чувство превосходства над недочеловеками-зимми.
Вот так объективно и возникает противостояние голодных волков с амбивалентным чувством неполноценности-сверхполноценности и "жирных пИнгвинов, прячущих тело жирное в утесах" европейского оппортунизма, пацифизма и непротивления злу насилием, достигающего высот (или, скорее, низин) стокгольмского синдрома.
Источник