Не-встреча Лакана и Арто
Одна из ключевых тем психоанализа - встречи и не-встречи. В связи с этим коллега-философ недавно напомнил мне об одном примечательном эпизоде. Две фигуры французской культуры 30-40х гг. - Жак Лакан и Антонен Арто - однажды встретились, но "встречей" это сложно назвать. И дело не только в ситуации: Лакан посетил Арто, когда тот был помещён в клинику Святой Анны в связи с приступами навязчивого бреда. Ключевой момент в том, что им не удалось найти ни общих тем, ни общих слов, что особенно странно, учитывая, что обоих интересовали вопросы субъекта и сексуальности.
Лакан с позиции доктора высказался о пациенте Арто предельно чётко: «Арто фиксирован, он проживет восемьдесят лет, не написав ни одного предложения, он фиксирован» («Il est fixe» можно перевести и как «он зациклен»). Лакан ошибся во всём. Спустя 10 лет Арто умер в возрасте 51 года, оставив после себя (несмотря на несколько десятков сеансов электрошоковой терапии) неопубликованные тексты и дневники на 25 томов. И хотя родственники Арто мешали публикации, все они постепенно увидели свет. Ничуть не более точной была и ответная характеристика Арто: о Лакане он бросит небрежную реплику в одном из эссе - «этот доктор Л. ... эротоман». Чертовски мимо, ведь на фоне нескольких поколений тогдашних фрейдистов Лакан - скорее «белая ворона». Доктор-«эротоман» удивительно редко говорит о сексе, предпочитая подходить к теме сексуальности через логику означающего, структуры и топологию.
Лакан как человек имел много странностей, но приписать эротоманию (как психотическую убежденность в том, что Другой его хочет) - его поведению или его текстам - вряд ли удастся. Ещё более иронично то, что не в клиническом, а банальном смысле как раз сам Арто - тот самый эротоман, то есть зацикленный на сексе человек. Борьба, которой себя посвятил Арто - это борьба против одного понимания сексуальности ради другого. Или говоря проще: он был негативно фиксирован на коитусе, считая его своего рода проклятием, захватывающим умы людей.
При этом серьёзная проработка идейного наследия обоих авторов давно уже обнаружила поразительные сходства в том, как они связывают три темы - сексуальность, символические отношения и тело. Например, Лоренцо Кьеза отмечал, что Арто по сути видит в мыслях о коитусе функционирование лакановской «кажимости» (семблант), т.к. он скрывает и защищает нехватку. Но и Лакан мог бы сказать словами Арто, что удовлетворение гораздо чаще происходит из повторения определенных мыслей (о сексе), а не из физической разрядки органического тела. Однако именно эти теоретические мосты, наводимые спустя 70-80 лет, лишь подчёркивают их не-встречу (не будем забывать, что проживший ещё 43 года Лакан ни слова не сказал об идеях Арто, лишь раз упомянув это имя в сниженном ключе - сравнив своих буйных слушателей с ним).
Конечно, можно сказать что-нибудь в духе: всякий мэтр - тоже человек и ему свойственно ошибаться, но к чему эти банальности? На мой вкус эта история скорее подтверждает две вполне лакановские идеи.
Первая состоит в том, что никакие штудии о бессознательном не отменяют фактора простой случайности: так бывает, что люди оказываются не в то время, не в том месте - и мельчайшая деталь запускает структурирующие процессы с самыми далеко идущими последствиями. Это касается и событий, и слов, и встреченных людей, в т.ч. подобные мелочи могут создать или разрушить перенос, сделать возможной или невозможной работу с конкретным аналитиком.
Вторая идея касается той самой веры в субъекта, которой продолжают придерживаться лаканисты. Может Лакан в 37 году и сам был больше психиатром, а может ошибки его чему-то да научили? Как бы то ни было неоднократно психоаналитические разборы случаев демонстрировали мне, что иногда субъект что-то делает со своей жизнью вопреки всему. И поэтому даже Лакан, высказываясь о конкретном субъекте, не знал и не мог знать, как тот продолжит бредить и лечить себя. Анализ - это всегда квест с долей непредсказуемости, которая находится в ведении субъекта.
Именно эта непредсказуемость жизни и есть то, что Арто называл la cruauté (жестокость). Однако разница между театром жесткости и сеансом анализа принципиальна в части вопроса о зрителе. Актер сжигает себя на костре, чтобы подать знак зрителю, анализант - напротив, ищет способ начать разгадывать свои собственные знаки без всякого спектакля. И поэтому жестокость по Арто (т.е. прежде всего к себе) - не цель анализа, а предел, к которому не стоит приближаться слишком близко. События могут быть жестоки и бесчеловечны, а слова - суровы и беспощадны, но психоанализ - не школа стоиков, его опыт не описать одним словом из списка моральных качеств. Неизменна только вера в субъекта.