Хорошо забытое старое
Мы встретились.
Оба в ссадинах, слегка припорошенные пеплом после затянувшихся горячечных бракоразводных процессов.
Меня возмущало в нем почти все.
Его идеально белое белье, его красные машины, и личные, и в его дилерских центрах, арсенал оружия в каждой комнате нелюдимого, похожего на крепость дома в лесу, напичканном камерами слежения, записи с которых он просматривал, не вставая с постели.
Обилие чучел убитых им животных и прочие странные интерьерные решения его жилого пространства.
Его домработница, с трудом скрывающая свое неодобрение выбором хозяина:«Да разве ему такую надо?» , и его ничего не делание по поводу ее бурчания.
Его потребность проводить часы на своем поле для гольфа, играя в одиночку и привычка съедать только треть содержимого любой тарелки, отправляя в мусор остатки.
Его невозможность смотреть мне в глаза, из-за которой у меня было ощущение, что он чего-то недоговаривает.
Синяки, от внезапных хватаний меня за руку и притягивая к окну, за которым оказывался, олень, фазан, лиса или заяц.
Его во мне раздражало непривычное пренебрежение к внешности, отсутствие желания себя украшать косметикой, силиконовыми вливаниями и кружевным бельем, моя привычка ходить по ступенькам с открытой книгой, от которой не оторваться, моя зарплата, дающая возможность купить и себе, и ему, все, что пожелаю.
Мое занудство в объяснении, почему строящаяся им японская беседка приобрела черты китайской пагоды.
Моя привычка улыбаться не обнажая зубов. Он даже потащил меня в кресло дантиста и собственноручно сделал слепок моих челюстей, пытаясь обнаружить проблему. Был неприятно удивлен, что проблемы устранены без его участия, но я из-за какого-то непонятного ему упрямства не хочу светить идеальной работой своих дантистов, как принято в его мире.
Объединял нас дивный неистовый секс.
И невозможность разнять объятия даже во время сна.
А еще способность смеяться над одними и теми же моментами в нравящихся нам фильмах.
И взрывы адреналина в крови, от вероятности, что вылечу через ветровое стекло, когда он мчит на предельной скорости в своих красных машинах по дороге или на four-wheeler по лесу.
Когда все же мы расцепились, чтоб вернуться к своим баталиям на разных концах света, он сказал, что придет, когда мой сын-подросток с которым он не хочет бодаться за единоличное владение мной, подрастет и начнет свою собственную жизнь.
Я же попросила его не беспокоиться, потому что едва ли еще когда-нибудь у меня возникнет потребность связывать свою жизнь с мужчиной. Тем более с тем, кому важно венчание и прочая хрень в стиле “Перед богом и людьми…” и “пока смерть не разлучит нас”.
Заглядываю сегодня поутру через плечо уже пару дней работающего у меня дома сына, превратившего экран моего телевизора в рабочий монитор в добавление к двум компьютерам и двум телефонам, по одному из которых он своим спокойным «рабочим» голосом говорит:
«Да, я прилетаю 29 в головной офис. У вас буду 30. Разбор полетов начнем в 10. Меня беспокоит север вашего штата, а конкретно округа…»
Подхожу ближе, услышав знакомые названия.
По экрану ползут названия штатов, и дилерских центров, которые курирует сын.
Далее, мелкими буквами имена владельцев.
Сердце пропускает удар, когда буковки складываются в знакомое имя.
Значит он еще существует на том же месте, в своих владениях “от начала этой горы до той, третьей слева”.
Проживая жизнь surviver, подчиненную девизу четырех Джи.
God, groceries, guns and gold.
Впрочем уже тогда появилась на горизонте пятая составляющая жизни настоящего мужчины: Ground.
Жить на своей земле по законам бога, в которого веришь, обеспечив своих питанием, защитой и стабильностью.
Тогда мне-девочке из самого густонаселенного и удобного города на земле, казалось это смешным и устаревшим. И только сейчас я наконец дозреваю, подозревая, что все новое-это хорошо забытое старое.
И неспроста мой нынешний спутник жизни-городской мальчик в белых манжетах, а порой и в кружевном жабо, купил озеро, лес и реку, стал колоть дрова и приторочил ружье к сиденью мотоцикла.
Возвращаемся в square one.