Мелочь сто семьдесят пятая-Большой черный
В ранней юности судьба связала меня с исполнителем буддистских тханок.
Причем работал он в очень интересной точечной технике. То есть ни одной линии на изображении ликов божеств не было. Только точки. Это требовало необыкновенной концентрации. Сродни медитации.
Работал он по ночам.
Жили мы в доме напротив горы минутах в десяти ходьбы от моря.
Штор в доме не было.И если б кто-нибудь взобрался на гору, то наше жилище было бы как на ладони. Но никто не взбирался. Кроме моего приятеля.
Я попыталась как-то взобраться с ним на эту каменную неприступность, но едва достигнув первой устойчивой площадки в четыре фута, инициировала секс и дальше карабкаться мне стало неинтересно. Я своей вершины достигла ж.
Секс в нашей жизни инициировался ежедневно. По несколько раз, если нам удавалось пересечься днем. И я была уверена. что так устроены все мужчины.
Когда я зачем-то вышла замуж, я очень удивилась, что бывает по другому. Сначала, муж горделиво рассматривал звездочки, которыми я отмечала его успехи в календаре на стене в столовой:
-Ты понимаешь, что не один человек, занимающийся бизнесом не может жить в таком ритме?
-Не раздувай щеки, господин владелец заводов, газет, пароходов, мне не интересен твой бизнес, мне важнее сколько звездочек ты заработал.
Потом звездочек на календаре становилось меньше, а денег больше.
И я оказалась в замешательстве. Жизнь не складывалась так, как я ее сложила.
Мне чудовищно хотелось вернуться в ту двушку на берегу моря, где наверняка все еще курит по ночам, глядя на звезды с балкона мой приятель:
«Я стою , задрав голову и смотрю в том направлении, где находишься сейчас ты, зная, что эти звезды сейчас над твоей головой.»
Да не стой же! Переплыви океан и забери меня отсюда! Я наигралась. Хочу обратно, в родную песочницу!
Хочу оказаться на полу в пустой квартире с зеркалом на стене. С гвоздиком, на котором висят отполированные касаниями чутких пальцев Мала из темного дерева. С обоями исписанными аккуратными рядками цифр простираний. С запахом сигарет и краски.
Тогда я не сразу сообразила, что человек оставляет меня ночами.
Жизнь моя была переполнена событиями и проживались они на головокружительной скорости. Это, в купе с чистой совестью и отсутствием моральных дилемм, давало очень крепкий сон.
Однажды в какое-то особенно яркое полнолуние открыла глаза. Услышала биение волн о волнорез. И ощутила одиночество. Просто физическое.
Я-одна.
Мне не привыкать, я с шести лет одна.
Днем окружена людьми. Маленькими и большими. Это только с наступлением темноты в меня начинает вползать холод и одиночество.
Но всякий раз, ложась спать в пустом доме, я зажигала ночник. Волшебный сказочный светящийся стеклянный грот.
Как то я расколола его надвое. Не специально, сам упал. Заглянула внутрь. Увидела изнанку. Небольшой кусок стекла, подкрашенный снизу и подсвеченный лампочкой, спрятан за черной пластиковой основой с проводками.
Сказка кончилась. Началась физика и механика. За всем красивым и волшебным в жизни есть проводки и шестеренки. Нужно научиться понимать как они работают, чтоб создавать красоту. Потому что красота и свет- залог безопасности.
Просыпаться со светом ночника было проще, чем в темноте утр вечно обмороженой мрачной родины.
Ночник был мостиком между темно-----ну, очень темно-----и темно, но светает.
А тут, вдруг без ночника: прибой, луна в окне и пустота.
Я ведь нашла новый мостик, чтоб перебираться с вечера в утро-высокого сильного и гибкого человека со стеклянными волосами, наполненного светом.
Но его почему-то рядом нет, хотя я уверена, что должен быть там, где оставлен.
Сломался?
Раскололся надвое?
Значит я сейчас увижу цветные проволочки и облупившуюся краску в черном пластике?
Встаю, волоку по холодному полу одеяло на кухню, откуда из-под закрытой двери размазывается по коридору свет.
Открываю двери и с порога оказываюсь лицом к лицу с чудовищем.
Оно заполнило всю кухню и отражается во всех зеркалах, в которых обычно отражаются мои ноги, задранные на плечи моему приятелю, стоящему перед столом.
Чудовище иссиня-черное, во лбу-третий глаз, на шее ожерелье из костей и змей, на бедрах-тигриная шкура, за спиной-языки пламени.
Оно скалится так, что кажется, через секунду разорвет меня.
И тот, что своим светом должен охранять меня от всего, что происходит в темноте, стоит не меж моих бедер, а этого чудовища. С кистью в руке, коленопреклоненный.
Лиловые тучи из-за спины чудовища движутся прямо на меня, но вместо ожидаемого холода, обдают меня жаром, и я-уже не я, а часть пламени.
Я танцую с такими же языками пламени возле чудовища, которое вовсе не страшное, а просто сильное и на моей стороне. Чувствую, что я защищена.
Мой приятель оборачивается, поднимается с колен, откладывает кисть и сгребая меня в охапку, прижимает к стене так сильно что раздается хруст, то ли моих ребер, то ли зеркала за моей спиной.
-Ом Махакала Хум Пхат! Закончил.
Я уже давно большая. Я не боюсь ни темноты, ни одиночества, которое она приносит.
Я живу одна. Я умру одна.
И это принято мной. И не тревожит больше.
Нет, я не обрела покой или просветление.
Just came to terms with ...Как это сказать? Заключила контракт между собой и миром, может?
Уж слишком люблю этот материальный мир со всеми радостями, что он мне преподносит. Слишком зациклена на себе и том, что меня окружает.
Но как грозный и резкий протектор Махакала трансформировался в улыбчивого кругленького Дайкокутен, пройдя путь из Индии, через Китай в эту страну, так и меня, помотав по миру обточило и выбросили на берег плоским и гладким морским камушком pebble.
Приятель мой делал сценографию к Горьковской пьесе «На дне» и поместил актеров на дно огромной, на все пространство небольшой сцены в Shimo Kitazawa лодки. И Лука, со своим «мяли много, оттого и мягок» как-то объяснил мне эту трансформацию.
А потому когда встал вопрос, к кому из семи синтоистский богов удачи идти за благословением в этом году, ответ пришел сам собой.
К защитнику. Тот, что стал мягок и округл.
Мне надело отвечать на дурацкий вопрос«Ну что тебя держит на этом острове? Ни кола, ни двора, ни семьи. Одна работа беспросветная наравне с этой нацией трудоголиков. Почему не возвращаешься домой, где все есть. К мужу, к дочери, к семье и друзьям? Тебе в Америке и работать не за чем. Ради чего себя так мучить, зная, что тебя никогда не примут там за свою?»
Да вот хотя бы ради этого.
Откройте на экране своего компьютера два изображения: Махакала и Даймонтен.
Два изображения одного бога. С одинаковыми качествами.
Какой больше нравится?
Не кажется ли, что изображение богов отображают черты общества.
Каждый выбирает для себя в каком приятнее было бы жить.
Я сделала свой выбор.
И опять иду в гору, потому что храмы в моем мире обычно строили на возвышении.
Там уже полно народу. Все самые нетерпеливые пришли в храм на первое посещение во время Хатсумоде первого января.
Сын удивился: «Первого? Ты серьезно? Зачем первого января-то? Там народу будет-не протолкнуться. Я третьего-четвертого пойду. Подожди пару дней».
Но нет, либо сегодня, либо никогда.
Я пару лет назад делала полный Хатсумоде. Семь храмов в один день, по одному на каждого из богов, плывущих в лодке.
Но ни разу не делала этого первого января.
Встала в очередь, ведущую к ступеням на гору, на которой находится храм.
У подножия горы-он. Красавчик и живчик. Дайкокутен. Благослови, защитник. Пусть все сложится у всех так, как они этого хотят.
Человек, организовывающий толпу, чтоб она не перекрывала проход для пешеходов, запрудив тротуар, сказал, что ожидание продлится около часа.
Стоим.
У самых ступеней справа жарят масляную лапшу с овощами и свининой. Слева на пару готовят картошку в мундире, чтоб рассечь ее готовую ножом и плюхнуть кусочек масла грамм на пятьдесят, а то и сто.
У меня слюни не текут. Я полна новогодней еды и рисом этого сезона.
Да, и потом, ведь наверняка, не маслом, мою любимую картошечку с Хоккайдо сдобрят, а маргарином каким-нибудь новомодным на растительном масле. Да и картошка, как-то уменьшилась за те годы, что я хожу на Хатсумоде. Измельчала.
В прошлом годы порадовалась, когда обнаружила хипстеровские фургончики с кофемашинками, подогнанные к воротам храма в Мегуро.
Поделилась радостью открытия с сыном.
«Мегуро хипстеровский район, не успеете оглянуться, они свой храм кофейного бога выстроят» ).
А в этом году кто-то из друзей на ФБ выложил фото турецкого кебаб-стенда у ступеней храма.
Все течет, все изменяется.
То, что вчера казалось возмутительным, ныне приемлемо, завтра в порядке вещей.
Минут тридцать прошло и я наконец приблизилась к ступеням.
Гораздо быстрее, чем ожидала. Фотографирую развевающиеся разноцветные ленты над входом на храмовую площадку.
Поднимаюсь еще метров на пять и тут вижу, что народу раза в четыре больше, чем внизу. Попалась.
Одна надежда, что люди, ускорятся и процессия пойдет быстрее. но сейчас могу определить, что ждать придется около двух часов.
Сын, поехавший на распродажу, был прав. Первого в храм ходят только фанатики или те, кому спешить некогда.
Ему через три дня на работу, а потому нужно выжать из столицы все, возможные удовольствия, которые она способна ему обеспечить.
Передо мной стоит разнорабочий. Отец трех детей. Почему-то без жены. Предполагаю, что она осталась дома с четвертым младенцем, возможно беременная пятым. Работяги незамутненные образованием, с хорошим либидо-последняя надежда этой нации. Кому-то же надо восполнять ряды плательщиков пенсионного фонда в стране со средним возрастом жителей 47 лет.
И он, и его старший сын, мальчишка лет 9 с обесцвеченными волосами. Явный признак деклассированности. Папаша вообще показательный образец, как из Манги: толстенная золотая цепь на шее, золотые, но не брандовые, часы, куртка red hot chilly peppers, замороченные кроссовки.
Но какой же чудесный отец. Попробуйте-ка замотивировать четырёхлетку, семилетку и девятилетку отстоять в очереди два часа на зимней (плюс три) площади для непонятного действа перед алтарем.
«Поставить ноги нужно ступнями вместе, поклонитесь, бросьте монетки в ящик, поклонитесь, сделайте два хлопка ладонями перед грудью, вот так, на уровне сердца, проговорите молитву, поклонитесь, ясно?»
И дальше, в храмовую лавку, за выбором амулета и предсказания на год.
Зато когда зажгут костер для сжигания амулетов, начнется самое веселье для детей. Уворачиваться от искр и языков пламени в обыкновенной жизни городского жителя кроме как здесь, негде.
В некоторых храмах в этот день происходят представления театра НО.
И в нашем есть площадка, Но сегодня не будет.
Впрочем я здесь, не для зрелищ.
А для возвращения в себя.
