Аленький цветочек
Дом, который построил Джек. А может и не Джек. Я не знаю, как его звали.
Этого известного физика из лучшего тогда, да и сейчас не теряющего в репутации, универа MIT, для которого построили этот дом.
Нравы были легки в то прекрасное время столетней давности. Обитатели дома, просвещенные и необремененные пуританством, были не чужды нудизму. И выходя за порог этого дома, с огромными, девятиметровой высоты, окнами, бросались голышом в озеро.
Удивительно, что несмотря на всю техническую образованность хозяина, конструкция дома малопригодна для жизни людей нашего времени, отягощенного множеством правил и законов. Например все семь каминных труб, да, в доме семь каминов, не имеют обязательных нынче дымоотводов и инспекция не позволила бы использовать его для простоянного проживания, если бы новый хозяин, не занялся адаптацией и приведением его в порядок.
Но кажется, я проскочила лет сорок из жизни этого дома. Интересных сорок лет.
Потому что вторым по счету хозяином дома стал скульптор Архимедeс Аристедес, сын дирижера симфонического оркестра. Экстравагантный итальянец задумал устроить в пригороде Нью Йорка летнюю резиденцию с театром, мастерской, гостевыми комнатами и огромным залом для приемов. По его заказу привезли с каналов Венеции гондолу. И в озере отразились огни факелов из кавалькады кораблей, ведомых гондолой.
И театр такой, как у Чехова в "Чайке". С озером и лесом вместо задника и декораций.
И то, что ставили здесь Апулеевскую классику "Амур и Психея", меня не удивляет. Пруд, заросший лилиями, с цаплями, стояшими на одной ноге и белыми лебедями, создавал атмосферу владений невидимого таинственного сушества, следившего за Психеей, младшей дочерью, которая не туалет хрустальный, ни наряды заморские, а неразбавленную любовь выбрала, пусть и не совсем по Аксакову, в образе цветочка аленького.
Во время учебы в Королевской академии искусств в Риме, Архимедас сдружился с Бенито Муссолини, который стал моделью его ранних работ.
Вернувшись после учебы художником со сложившимся стилем, как-то сразу оброс клиентами из числа сильных мира сего, желающих увековечиться, от банкиров с Уоллстрит до сенаторов и самого президента Эйзенхауэра.
Домом заниматься было некогда, до семидесятых годов дожила лестница с гнутыми перилами, оплетенными проволокой, чтоб гости-поклонники итальянского вина, не свернули себе шею, оступившись у биллиардных столов на уровне второго этажа.
Умение жить радостно и красиво отразилось в каждой черте этого чудаковатого дома, с порядком и организованностью ничего обшего не имеюшего.
Наверное потому мне здесь дышится так легко.
Он был дружен и со звездами фабрики грез, где пробовал себя в роли продюсера. Частыми гостями были лица с экрана, в числе которых мой абсолютные любимцы Хамфри Богарт и его последняя жена и муза, сиреноподобная Лорэн. Ультимативно лучшая пара Голливуда. На все времена.
Это от тех вечеринок остались застрявшие в потолке дротики.
И старинный орган со стопками листочков модных фокстротов.
Когда умерла жена, Архимедас долгое время оставался одиноким и завидным женихом. Он так и не женился во второй раз. Но какое-то время спустя в доме появилась экзотическая, а по тем послевоенным временам и непристойно вызывающая, подруга-японка.
Кто она была, история умолчала.
Беженка ли из изувеченного бомбардировками Токио, в числе тех, кого по Иммиграционному акту 1952 года Американское правительство позволило привезти в качестве жен солдат и офицеров, оккупировавших Японию, освобожденная ли из концлагеря, куда свезли со всей страны более сотни тысяч “коренных” американцев японского происхождения ли? Стены дома сохранили ее присутствие. В японских акварелях и столовой керамике.
Скульптор умер. Потомкам его дом был ни к чему. Никто не унаследовал жажды и умения жить неординарно.
И дом перешел в руки другого творца.
Мощный балкано-средиземноморский художник, с парижским образованием, равный по темпераменту хозяину, внес свой вклад в создание нынешнего облика этого строения, не считаясь с доводами здравого смысла.
Старое темное дерево не сдержало полета его, инфицированной индустриальностью, мысли.
Дом стал вообще невписываемым в каталоги.
Я листаю их, перепрыгивая со странички на страничку симметричных прилизано типовых “американская мечта” строений, и моему глазу не за что зацепиться.
А в этом доме мощь и безумие слились воедино.
Он выставлен на продажу пару месяцев назад. И пока только трое любопытствуюших приехали поинтересоваться.
Не ценится здесь чудаковатость.
Стоит он что-то около миллиона, дешево по местным меркам, но исходя из того сколько здесь всего мне захочется заменить, нужно будет умножить сумму вдвое.
Впрочем, сейчас мне по карману разве что дверная ручка от двери в комнату, где я остановилась.
" С тех пор, как я сделал гостевую двадцать лет прошло, но ты первая, кому она пришлась по вкусу. Живи. Ты в нее отлично вписалась.
Да и то сказать, как часто в спальнях устанавливают ванные? Так, чтоб встал из воды, завернулся в полотенце, переступил через две ступеньки, сделал несколько шагов и уже в постели.
Одна стена, смотрящая в лес, застеклена. Рядом душ, но он за прозрачной стеной. За ним туалет, а дальше комната для приема гостей. Гостями.
В этой реальности гости, остановившиеся в доме приглашают в свою гостевую гостиную своих гостей.
И затуманивший завистью мои мозги, полный воздуха и света репетиционный зал для разминки небольшой балетной труппы, за дверями спальи на третьем этаже.
Не знаю что мне нравится больше : лежать в ванной залитой солнечным светом или в полной темноте, смотреть на звезды лежа в пенной воде.
За окном ночь, раздираемая треском цикад, урчанием bullfrogs и криком ночных птиц. Мне не спится. Иду бродить по пустому дому- сказке про цветочек аленький.
Нравится так жить. С доверием к тайному, смотрящему на меня блестящими глазами из темноты, хозяину этой истории.
Этого известного физика из лучшего тогда, да и сейчас не теряющего в репутации, универа MIT, для которого построили этот дом.
Нравы были легки в то прекрасное время столетней давности. Обитатели дома, просвещенные и необремененные пуританством, были не чужды нудизму. И выходя за порог этого дома, с огромными, девятиметровой высоты, окнами, бросались голышом в озеро.
Удивительно, что несмотря на всю техническую образованность хозяина, конструкция дома малопригодна для жизни людей нашего времени, отягощенного множеством правил и законов. Например все семь каминных труб, да, в доме семь каминов, не имеют обязательных нынче дымоотводов и инспекция не позволила бы использовать его для простоянного проживания, если бы новый хозяин, не занялся адаптацией и приведением его в порядок.
Но кажется, я проскочила лет сорок из жизни этого дома. Интересных сорок лет.
Потому что вторым по счету хозяином дома стал скульптор Архимедeс Аристедес, сын дирижера симфонического оркестра. Экстравагантный итальянец задумал устроить в пригороде Нью Йорка летнюю резиденцию с театром, мастерской, гостевыми комнатами и огромным залом для приемов. По его заказу привезли с каналов Венеции гондолу. И в озере отразились огни факелов из кавалькады кораблей, ведомых гондолой.
И театр такой, как у Чехова в "Чайке". С озером и лесом вместо задника и декораций.
И то, что ставили здесь Апулеевскую классику "Амур и Психея", меня не удивляет. Пруд, заросший лилиями, с цаплями, стояшими на одной ноге и белыми лебедями, создавал атмосферу владений невидимого таинственного сушества, следившего за Психеей, младшей дочерью, которая не туалет хрустальный, ни наряды заморские, а неразбавленную любовь выбрала, пусть и не совсем по Аксакову, в образе цветочка аленького.
Во время учебы в Королевской академии искусств в Риме, Архимедас сдружился с Бенито Муссолини, который стал моделью его ранних работ.
Вернувшись после учебы художником со сложившимся стилем, как-то сразу оброс клиентами из числа сильных мира сего, желающих увековечиться, от банкиров с Уоллстрит до сенаторов и самого президента Эйзенхауэра.
Домом заниматься было некогда, до семидесятых годов дожила лестница с гнутыми перилами, оплетенными проволокой, чтоб гости-поклонники итальянского вина, не свернули себе шею, оступившись у биллиардных столов на уровне второго этажа.
Умение жить радостно и красиво отразилось в каждой черте этого чудаковатого дома, с порядком и организованностью ничего обшего не имеюшего.
Наверное потому мне здесь дышится так легко.
Он был дружен и со звездами фабрики грез, где пробовал себя в роли продюсера. Частыми гостями были лица с экрана, в числе которых мой абсолютные любимцы Хамфри Богарт и его последняя жена и муза, сиреноподобная Лорэн. Ультимативно лучшая пара Голливуда. На все времена.
Это от тех вечеринок остались застрявшие в потолке дротики.
И старинный орган со стопками листочков модных фокстротов.
Когда умерла жена, Архимедас долгое время оставался одиноким и завидным женихом. Он так и не женился во второй раз. Но какое-то время спустя в доме появилась экзотическая, а по тем послевоенным временам и непристойно вызывающая, подруга-японка.
Кто она была, история умолчала.
Беженка ли из изувеченного бомбардировками Токио, в числе тех, кого по Иммиграционному акту 1952 года Американское правительство позволило привезти в качестве жен солдат и офицеров, оккупировавших Японию, освобожденная ли из концлагеря, куда свезли со всей страны более сотни тысяч “коренных” американцев японского происхождения ли? Стены дома сохранили ее присутствие. В японских акварелях и столовой керамике.
Скульптор умер. Потомкам его дом был ни к чему. Никто не унаследовал жажды и умения жить неординарно.
И дом перешел в руки другого творца.
Мощный балкано-средиземноморский художник, с парижским образованием, равный по темпераменту хозяину, внес свой вклад в создание нынешнего облика этого строения, не считаясь с доводами здравого смысла.
Старое темное дерево не сдержало полета его, инфицированной индустриальностью, мысли.
Дом стал вообще невписываемым в каталоги.
Я листаю их, перепрыгивая со странички на страничку симметричных прилизано типовых “американская мечта” строений, и моему глазу не за что зацепиться.
А в этом доме мощь и безумие слились воедино.
Он выставлен на продажу пару месяцев назад. И пока только трое любопытствуюших приехали поинтересоваться.
Не ценится здесь чудаковатость.
Стоит он что-то около миллиона, дешево по местным меркам, но исходя из того сколько здесь всего мне захочется заменить, нужно будет умножить сумму вдвое.
Впрочем, сейчас мне по карману разве что дверная ручка от двери в комнату, где я остановилась.
" С тех пор, как я сделал гостевую двадцать лет прошло, но ты первая, кому она пришлась по вкусу. Живи. Ты в нее отлично вписалась.
Да и то сказать, как часто в спальнях устанавливают ванные? Так, чтоб встал из воды, завернулся в полотенце, переступил через две ступеньки, сделал несколько шагов и уже в постели.
Одна стена, смотрящая в лес, застеклена. Рядом душ, но он за прозрачной стеной. За ним туалет, а дальше комната для приема гостей. Гостями.
В этой реальности гости, остановившиеся в доме приглашают в свою гостевую гостиную своих гостей.
И затуманивший завистью мои мозги, полный воздуха и света репетиционный зал для разминки небольшой балетной труппы, за дверями спальи на третьем этаже.
Не знаю что мне нравится больше : лежать в ванной залитой солнечным светом или в полной темноте, смотреть на звезды лежа в пенной воде.
За окном ночь, раздираемая треском цикад, урчанием bullfrogs и криком ночных птиц. Мне не спится. Иду бродить по пустому дому- сказке про цветочек аленький.
Нравится так жить. С доверием к тайному, смотрящему на меня блестящими глазами из темноты, хозяину этой истории.