(no subject)
Не люблю начало осени. Самое тоскливое время. Это, наверное, еще со школьных времен осталось - конец августа, возвращение с дачи, всегда вечером, в душный жаркий город, где от жары и заснуть трудно. Если отдыхали в Кахетии - солнце садилось прямо перед машиной, огромное, красное, опускалось в дымку над Тбилиси; а если возвращались из Боржоми - оно было сзади, а впереди видны были только красноватые облака. Чем ближе к городу, тем больше становилось машин, тоже со всяких дач, навьюченных, забитых детьми и вещами. И вот - въезжали в Тбилиси, и сразу воздух становился какой-то другой - городской - и звуки, и цвета - более какие-то серые, пыльные.
А может - это ощущение более позднее, уже московское, когда в конце августа вдруг холодает, начинаются первые осенние дожди, и такая прямо неизбывная тоска вдруг охватывает, что ничего совершенно нельзя делать, кроме как бродить где-нибудь по Замоскворечью или другому старому тихому району Москвы, избегая проспектов, с какой-то тоскливой пустотой в голове.
Сейчас все это, конечно, рудимент - у нас нет никакой разницы между августом и сентябрем; лето протянется еще, пожалуй, целый месяц, и дожди начнутся не раньше. А вот все-таки эти ощущения так въелись, что никуда от них не денешься.
Хочется читать что-нибудь осеннее и сырое - "Петербург", например.
А может - это ощущение более позднее, уже московское, когда в конце августа вдруг холодает, начинаются первые осенние дожди, и такая прямо неизбывная тоска вдруг охватывает, что ничего совершенно нельзя делать, кроме как бродить где-нибудь по Замоскворечью или другому старому тихому району Москвы, избегая проспектов, с какой-то тоскливой пустотой в голове.
Сейчас все это, конечно, рудимент - у нас нет никакой разницы между августом и сентябрем; лето протянется еще, пожалуй, целый месяц, и дожди начнутся не раньше. А вот все-таки эти ощущения так въелись, что никуда от них не денешься.
Хочется читать что-нибудь осеннее и сырое - "Петербург", например.