Моё знакомство с Маликом (3) Рандеву на дне
Начало здесь.
Предыдущая часть вот здесь.
Часть третья
Рандеву на дне
- А вы знаете, что ПОД?
А вы знаете, что МО?
А вы знаете, что РЕМ?
Что под морем-океаном
Часовой стоит с ружьем?
Д.Хармс
7. Фрида говорит с отцом
Мы обдумываем дальнейшую тактику. Интересуемся у Фриды, в какой мере его отец вообще вменяем, реально ли с ним всерьёз разговаривать о базовых вещах?
Фрида не может дать однозначного ответа. Разговаривать-то можно, но какой будет реакция…
"Иногда кажется, что он действительно безумен. Иногда - что отцу важнее всего постоянно пользоваться вниманием, шокировать - и абсолютно всё равно, что для этого говорить. А может быть, на самом деле отец боится - что всё так и обстоит, жизнь иллюзорна, мудрость бесполезна - и желает, чтобы его разубеждали, для этого и высказывает всё это, провоцирует всех на сопротивление.
Отец может, глядя на молодую траву под прошлогодней прелью, по очереди сперва патетически высказать тезис о победе жизни над смертью, затем с циничным видом открыть тайну, что это всего лишь флёр над торжеством распада, а потом начать демонически хохотать и швыряться сорванной травой в собеседника..."
Собираемся узким крýгом, обсуждаем, что мы со своей стороны можем предложить Злыдню в его ситуации. Больше всего похоже на то, что картинное признание перед Королевой - тактический ход. Например, Малик рассчитывал, что Координатор поможет скрыть его деяния, чтобы не позорить бомонд перед ойкуменой и не отвратить людей суши от намерения дружить с морем. Или планировал несуразными показаниями направить расследование своих преступлений по ложному пути. Или хотел попасть под арест на дне, чтобы избежать экстрадиции на берег. Это шутка, конечно, но нельзя исключить, что у него, действительно, нервы сильно не в порядке и он устроил себе психотренинг явку с повинной, чтобы избавиться от неприятного ощущения слежки, ожидания нападения, предчувствия мести.
Нельзя забывать, что ничто не мешает Злыдню в любой момент отказаться от своих признаний. По понятиям бомонда, за дезинформацию не наказывают - мало ли, пошутить изволил глоб, увлёкся фантазиями или просто его не так поняли. Кстати, кое-кто уже успел поинтересоваться у самого Малика - "слышно, ты Королеве наедине рассказывал что-то такое жуткое о себе?" - и получил ответ: "да вот, надумал приударить за Её Величеством и наплёл всякой чуши - известно ведь, она сама не своя до кающихся маньяков!" - намёк на страстный роман Вики с артигемоном по имени Медовые Уста, в прошлом маньяке-убийце.
Ещё момент, который необходимо учесть - такого рода "лицемерное покаяние" может рассматриваться как "разведка боем". А ну как Малик хочет знать заранее, как мы отреагируем, если он и правда надумает сдаться?
Вот Генерал Аттис, например, в своё время даже по телевизору выступал и перед всем Востоком лил крокодиловы слёзы - мол, меня замучили угрызения совести, я много размышлял и даже задумываюсь уже о Боге; но, наверное, никто в целом свете не протянет мне руку помощи? Один из его мятежных сыновей тогда рискнул жизнью, съездил к нему для разговора, чтобы специально предупредить: не думай, что ты нас обманул этим спектаклем, но и не воображай, что мы на тебя уже рукой махнули и не примем тебя, если ты и правда устанешь дурить. Мы-то тебя любим и не перестаём считать за родного человека, так что всё только от тебя зависит. Аттис, разумеется, раскаиваться не стал, но был доволен - вот у меня какие дети, и на уловку не поймались, и приехать по такому случаю не побоялись!
Итак, со всеми этими напутствиями Фрида отправляется к отцу. Затворившись с ним наедине, делает ему объявление из трёх пунктов. Во-первых, Малик сейчас может себе позволить придуриваться, изображая раскаяние, но это не отнимает у него в наших (то есть Фриды и его друзей) глазах возможности реально покаяться, когда ему будет угодно. Во-вторых, если он и правда сожалеет о содеянном, как уверяет, и полон лояльности к суше - флаг в руки, пусть сотрудничает с нами в конструктивном модусе. В-третьих, пусть имеет в виду, что это вовсе не избавляет его и нас от подробного разбирательства, что он таки творил на самом деле.
Злыдень заслушивает это официальное заявление со скучающим видом - да, да, дескать, и это ты всё к чему? Фрида отбрасывает сдержанность и начинает с горячностью: а к тому, что я очень боюсь, что ты доиграешься со своими играми в повелителя зла, эта стихия выйдет у тебя из-под контроля! Малик с задумчивым видом - да, мол, это такие интересные силы, перспективные в плане практического использования… но ещё надо работать, надо; вот у меня портрет Вензеля создан для этого подходящий, он занимается исследованиями для меня в этой области, я всё собираюсь, да недосуг, изучить его наработки, в плане применения для мирового владычества…
Фрида начинает хохотать, и Малик принимает оскорблённый вид: вот ты всякий раз смеёшься, когда отец с тобой заводит деловой разговор, а зря… Некоторое время они привычно перетирают тему, почему Фрида не собирается быть "владычицей морскою" заодно и над сушей, даже если всё будет достигнуто исключительно в рамках действующего законодательства. Наконец, Фрида не выдерживает: сколько можно? ты настолько боишься небытия, что готов закрываться от него такими нелепыми конструкциями? сделать из себя нерукотворный памятник собственной ограниченности?
И тут Холодный Бог начинает бушевать! Гремит "уничтожу!", нависает над сыном, сотрясая всё ментальное пространство вокруг. "Если ты не понимаешь - то зачем мне такой сын! А если понимаешь - как смеешь издеваться!"
Фрида, опасаясь цунами, которое нередко спонтанно возникает от гнева обитателей глубин, звонит мне. Кроме того, он хочет успокоить нас, что жив и в сознании, а также ощутить нашу поддержку. Я сообщаю, что мы все тут сидим и думаем о нём, и что пока наверху всё спокойно - то есть Злыдень на самом деле контролирует ситуацию, а показательную "бурю за закрытыми дверьми" устроил специально для сына, так надо понимать.
Внезапно канал связи между Фридой и мной оказывается в когтях перехвачен Маликом, и на краткий миг мы с ним становимся друг другу видны.
Как я могу описать впечатление, с чем сравнить? Голое, измождённое тело среди шквала, мокрые насквозь седые космы и кичливо задранный костлявый подбородок, ноги балансируют на кусках встающей дыбом тверди, а руки в это же время выделывают горделивые, помпезные жесты… А он со своей стороны имеет удовольствие узреть, скорее всего, что-то вроде вытаращенных глаз и полуоткрытого рта юнца-караульщика и учуять мой острый страх за Фриду…
Оборвав сцену гнева на полуслове, Злыдень начинает живо интересоваться - ты с кем это сейчас говорил? за тобой присматривают? тебя, поди, заслали меня спровоцировать! ну-ну, интриган, карьеру у них делаешь, это славно, тут главное не продешевить! тут слушай меня, отец плохого не посоветует! значит, сделаем так…
Фрида пытается остановить бурное развитие планов, повторяя снова по очереди тезисы, с которыми пришёл, Малик опять не хочет вникать, но любопытствует, хорошо ли принимают новые союзники Фриду и Ворона, достойно ли благоустроили и так далее. Рассказы сына о новых порядках и проектах на суше вызывают у Злыдня некоторый интерес, который, впрочем, быстро гаснет и переходит в брюзжание - всё старо, всё известно, пробовано-перепробовано и ничего не изменилось под луной… Артигемоны? что они могут, всю дорогу бегали к Холодному Богу за советами и арбитражем… Контрразведка, Генерал Аттис? да Малик сам эту контрразведку выпестовал, этого Аттиса высидел как цыплёнка и самолично учил уму-разуму…
Единственное, что вызывает у Злыдня живое внимание - современные методы лечения и дознания. Фрида настоятельно вменяет отцу - надо радикально браться за наведение порядка у себя в голове, а то можно впасть в худшее состояние, чем Фрида, и погибнуть вслед за собственными детьми от деструктивных сил. Малик соглашается - да, полечиться бы невредно, и порядок наводить пора, давно пора, да, нехорошо, что память раскидана по головам детей, а насчёт былых преступлений - тут самому Малику не всё ещё ясно, в этом ещё покопаться надо. Фрида кивает в сторону суши - вон там Шеол, он тебе с удовольствием поможет и прояснить, и раскопать, а то ты сам уже тыщу лет копаешь - да что-то без толку!
Фрида не может скрыть горечь, потому что ему постоянно больно и стыдно перед живыми существами за прошлые дела, а разобраться самостоятельно не удаётся, ключи от памяти у отца. Малик истолковывает этот эмоциональный всплеск иначе: понимаю твою озабоченность! ты и правда думаешь, что "они", то есть деструктивные силы, имеют собственную волю и могут рано или поздно добраться и до нас? Положим, могут, но и я не так-то прост!
С этими словами Малик изображает удвоение реальности, картинку "взгляд из настоящего в прошлое": через как бы окошечко Фриде видна гостиная полчаса назад, где ветер бушует над бором Малик бушует над Фридой, а за их спинами некто или нечто сквозь флёр реальности надзирает - достаточно ли вменил их ставленник непокорному глобу, не щадит ли его, не добавить ли кар? И почуяв это, нарисованный Злыдень лицедействует, изображая внезапную догадку, шипит в лицо сына: "ах так, ты шпионишь в пользу суши? ты под прикрытием, а сам хочешь спровоцировать нас на агрессию? ничего не выйдет!"
Вот видишь, поясняет реальный Малик, как я ловко придумал тебя прикрыть от "их" мести! - дескать, тут ловушка, сына сейчас нельзя трогать, а не то бы я!... Заметь: тебя выгородил и сам не подставился! Я умею "их" обманывать, я кого хочешь обведу вокруг пальца, мне Вензель с Мельником в подмётки не годятся по части хитростей! Ведь недаром - что ты думаешь! - сам Вензель у меня прятался среди портретов в моей галерее: от "них", от кого же ещё, а? А Генерал Аттис, как ты считаешь, кого так боялся в последние свои годы? уж не волхвов-сотрудников, надо полагать?
Фрида, видя, как у отца на глазах начинается следующий виток вытеснения ужаса бахвальством, прощается и спешит к нам, на твердь.
По мере сил он передаёт нам содержание беседы, сравниваем впечатления, описываю, каким я увидел Малика ("он худой но гордый, он - художник!"(с)). В самом деле, говорит Фрида - я сам заметил у него не то чтобы дистрофию, но колоссальный голод: глотает и жуёт просто не переставая! Не иначе, в теле идёт большое строительство… вопрос, какое именно?
Дело в том, что глобы, питаясь за счёт особой микрофлоры, постоянно прокачивают через свои отсеки морскую воду. Процесс это непрерывный, но может протекать с разной интенсивностью. Эта жизненная функция в сравнении с человеческими напоминает, скорее, дыхание, чем питание: даже краткий перерыв вызывает панику, ибо чреват гибелью, а удовольствие от насыщения обитателям глубин чуждо. Нагрузка самого разного свойства на организм глоба проявляется в учащённом дыхании интенсивном жоре. Именно это мы с Фридой и наблюдаем у Злыдня: нередко "одышка" обусловлена беременностью подготовкой к рождению потомка, но в случае Малика, очевидно, идёт прирост тканей для собственных нужд - скорее всего, с целью укрупнить сервер и перезаписать на себя память о своих делах, хранящуюся у детей.
Это тревожит: можно себе представить, какого качества носитель он изготовит в условиях дедлайна стресса; да и перенос инфы будет делаться наспех, скорее всего, в тайне - и что мы все получим на выходе? Мало того, что прежние хосты могут пострадать по ходу поспешной операции - если "сервер Малика" рухнет, то накроется уникальная база данных. А ведь это, возможно, единственная зацепка для кого-то, последняя память о жертвах Злыдня.
8. Астах и его вызов Малику
Конфликт между Холодным Богом и человеком из экипажа "Карнута" становится последней каплей.
Предыстория такова. Во время плавания Малик через модифицированную корабельную снасть оказывал ментальное влияние практически на каждого, кто находился на борту, и почти всех довёл до полной неадекватности.
С Астахом он (обозначив себя примерно как демиурга и владыку хаоса) вёл нескончаемые мысленные беседы о своём могуществе и ничтожестве человеческих попыток укрепиться в равнодушном мире, защититься от враждебных стихий, поддержать существование дорогих сердцу существ и тому подобное. Астах боролся как оса в паучьих тенётах и увязал в спорах и в отчаянии всё глубже.
Когда корабль начал тонуть, Злыдень сказал ему: ты меня так развлекал всю дорогу своим уморительным сопротивлением, что я хочу подарить тебе бессмертие! Твои спутники сейчас умрут, а ты останешься и вечно будешь в моей портретной галерее тешить меня дискуссиями. Я мог бы воспроизвести твою личность и без твоего согласия, как это делал с теми, кто сюда уже попал до тебя - вот, полюбуйся на них! (мысленному взору Астаха открылась целая толпа существ) - но желаю сделать тебе особое одолжение: жду твоего добровольного согласия!
Астах, стиснув зубы, твердил "нет-нет-нет" до самой смерти. Не спасся никто из бывших на "Карнуте". Шлюпок не было, их по ходу плавания на очередном витке безумия сбросили в море. Иллюзорная земля в пределах видимости (мираж, созданный Злыднем) одним была незрима, а другим внушала ужас - представлялось, что там пируют людоеды. Те несколько матросов, которые по своей природе могли бы выжить в ледяной воде и доплыть до удалённых берегов, предпочли погибнуть, поддерживая на плаву товарищей - сознавая притом, что это дело абсолютно безнадёжное. Кто не потонул сам, тех размазало глыбами льда о борта судна.
Начало мая 08 года по Черте Мира, мы вскрываем историю "Карнута". Приходится выводить экипаж из довольно тягостного во всех отношениях состояния: абсурдная погоня за Вороном-вагантом, наваждение ксенофобии, ссоры и истерики последних недель, разрушившие многие дружеские узы, и в довершение всего - медленная смерть в ледяной воде… Поначалу всем нелегко, но первые оживлённые моряки как могут поддерживают следующих, так что постепенно компания растёт и становится веселей.
Астах, узнав, что представляет из себя его мистический собеседник, буквально не находит себе места от негодования. Он перебирает в памяти всё сказанное Холодным Богом и заново переживает их общение - как наглую, циничную разводку, как целенаправленное издевательство над самой идеей диалога, как когнитивную пытку. "Почему он утверждал, что никто, говорящий с ним, вскоре не будет жив?" "Зачем он говорил, что он превыше всякого ума и постижения?" "Как он смел заявлять, что существует вечно, что он безначален и бесконечен?" "Он же знал, что для меня это - последний месяц жизни, последняя встреча, последний разговор! так как он мог лгать? и главное - зачем, зачем?"
Астах изнемогает, представляя, как в галерее Злыдня страдают другие пленные сущности, обречённые на бесконечное общение с этим ничтожеством, на неведомые виртуальные пытки.
Погружаясь в сон, он пытается заняться непривычным для себя делом - охотой на эис. Вокруг моряков с "Карнута" постоянно роятся глобы, так или иначе вовлечённые в трагедию, ментальное пространство почти ощутимо кипит от их эмоций, волны супремов перекатываются через головы людей, сны полны образами и символами. Изловчившись, Астах "хватает за щупальце" своего недруга и кричит, чтобы тот немедленно отпустил узников галереи на волю!
Злыдень хохочет - простачок! легко же вас одурачить, мураши, вы не видите дальше собственного носа! в моей галерее - одни портреты, проги-муляжи, созданные моим художественным талантом! здесь нет никого живого и настоящего, я посмеялся над тобой, о печальник о чужих судьбах! Я великий художник, а вы - узколобые кретины, так и передай своим друзьям!
Астах просыпается в потрясении, в стонах и слезах гнева. Он не понимает, лгал Злыдень ему тогда или лжёт сейчас: живые ли сущности те, кого показывал ему Холодный Бог в канун смерти, или анимированные рисунки? И что, если Злыдень сейчас уничтожит галерею и заявит, что всего лишь ликвидировал собственные картинки - а там погибнут сознающие себя личности?
Мы говорим друг другу - хватит, в самом деле! Достал уже нас этот Малик, довольно ему издеваться над нашими друзьями и играть в удержание заложников. Пора прикрутить ему локти к лопаткам и разобраться, есть там кто живой в его хозяйстве и если да, то как ему живётся. Не надо ли выпустить заключённых на волю, в телесное существование, или благоустроить их виртуальную жизнь, или взять на баланс обветшавшее хранилище, пока оно не рухнуло вместе с перекошенным рассудком старого маразматика девиантного глоба.
Если на то пошло, согласно последним договорённостям моря и тверди, у нас теперь общие законы, в том числе о Черте Мира - то есть о неподсудности за старые преступления. Если Малик добровольно откроет нам свои закрома и покажет, кого там содержит, мы готовы расценивать его галерею как убежище, которое он в меру своих сил создал для бывших знакомых, в том числе пострадавших. Можем даже вынести ему общественную благодарность и дать орден Дружбы Народов. В конце концов - как умел, так и сохранял чужие сущности, сообразно своему пониманию жизни: он и для себя самого, похоже, устроил довольно инфернальное существование.
Но действовать надо быстро и массированно, иначе того гляди Злыдень с испугу потрёт всё без разбора. Условились, что нападаем на него одновременно двумя комиссиями, заручившись поддержкой глобских авторитетов: хоть он и мощная эис, но борьба на два фронта помешает ему сосредоточиться на тайном уничтожении улик. Наши ударные силы - Ундр Грифон, Молния и Гром (дети Ката), ну и я.
Однако, ещё до нашей акции Малика навещает по собственной инициативе Генерал Аттис, экс-глава контрразведки Востока - он, хоть и не считает себя эис, имеет практику суперсистемных взаимодействий. Установив контакт со Злыднем через зеркало, Аттис на несколько часов впадает в транс общения.
Собеседники бродят по теснинам и закоулкам памяти Генерала - тот пытается показать глобу всю трагическую историю своих отношений с детьми в сочетании со стремлением к господству. Как мечтал о сыне-герое, сыне-легенде, а сам превращал реальных детей в разменную монету, в орудия интриг и тирании, чтобы добиться признания света. Как делал из них послушных чудовищ, чтобы основать свою тайную империю. Как воевал всю жизнь с непокорными членами семьи, как, прорекая свою гибель от родной кровинки, неистово боролся против рока - и сам стал злым роком для всех, кто его любил. Как, пожелав наложить руку на самое важное и драгоценное в душах близких, потерпел окончательное поражение - и как этот крах стал началом его исцеления и освобождения.
Аттис в течение всего невербального диалога не слышит от Малика ни единого слова ободрения или понимания, но постоянно ощущает, как невидимые тентакли жадно оплетают и ощупывают все детали воспоминаний и извивы переживаний. Доброхот-контрразведчик выпадает из этого общения совершенно опустошённый и в некотором расстройстве: за свою голову и чувства он не боится, но опасается, что вместо помощи глобу окончательно всё поломал.
На самом же деле я очень благодарен Адмиралу контрразведки за то, что он подготовил почву на ниве, урожай с которой мне довелось собрать вечером того же дня. "Сколь быстро растут их сады!"(с)
9. Обыск и встреча лицом к лицу
Итак, тихим майским вечером мы, уполномоченные менталы суши, врываемся официально обращаемся к Холодному Богу Злыдню Малюфицеру по двум вопросам одновременно, приступая к нему с двух сторон двумя опергруппами комиссиями. Одна тема - досмотр его галереи портретов на предмет нахождения там заложников живых сущностей и исследование условий их содержания. Вторая тема (по которой разговор должен был держать лично я) - состояние здоровья членов семьи Злыдня, в связи с подозрением на умышленное причинение вреда.
Комиссию по галерее Злыдень встречает бурей насмешек и ледяным презрением. Вываливает нам на головы целую лавину скомканных, искорёженных фрагментов бытия с несчётным количеством лиц, перетекающих из одного в другое - мол, ройтесь сами в этой помойке, коли мне не верите, что тут никого живого. Шалишь, усмехается папаша Ундр: в этой мешанине даже дипломированный грифон рук-ног не разберёт, а Астах видел у тебя людей вполне отчётливо.
Малик, передёрнув плечами, одним взмахом превращает строительную свалку в помпезную лестницу с ковром по ступеням. Лестничные пролёты и площадки окаймляются "живыми статуями", которые выполняют однообразно-механические движения, символизирующие их прижизненные занятия. Тут уже смеёмся мы все - эти куклы ещё менее похожи на живых людей, чем мятущиеся тени предыдущей инсталляции. Хозяин разводит руками - на вас не угодишь, мол.
Ундр, коснувшись перил, приподнимает руку - блестящий, на вид подобный мрамору материал тянется нитями за его пальцем, как шоколадное тесто, как грифоновская кровь. Мы видим, что эти тяжи - на самом деле жгуты из плотно скрученных событий, как бы мнемоленты эпизодов со множеством действующих лиц, которые водоворотом вращаются вокруг тех, кто изображён в виде статуй. Да и сами монументальные фигуры, если приглядеться, состоят из огромного множества туго свёрнутых подвижных картинок.
Мы, эксперты, с интересом начинаем их изучать, обмениваясь комментариями. Настоящих людей тут всё-таки, кажется, нет, одни лишь их изображения - но зато пеленги ловятся бесподобно. Можно на глазок различить, где один и тот же субъект схвачен в разных фазах - возрастных, статусных, даже настроенческих - и представлен в виде целой вереницы персонажей отдельных историй. А где, наоборот, предок и потомок сливаются в единого героя драмы, снизанной из элементов их судеб. Ундр даже языком щёлкает от удовольствия - ах-ах, ка-акой художник!
Особого внимания заслуживает "коллекция инфернальных состояний", о которой вполголоса рассказывают приближенные к особе Ледяного Бога. Здесь тоже живых нет и это не пыточная камера - просто запредельные моменты из жизни разных существ. На самом деле все изображённые лица давным-давно уже покинули это состояние так или иначе - кто в жизнь, кто в смерть. Так что, рассуждая трезво, ничего страшного, хотя очевидно, что хозяина клинит на безысходности.
Портрет Адмирала мы тоже замечаем среди этого столпотворения: высоченная фигура в лохмотьях роскошного мундира, одинокая в глубокой обледенелой нише, растирает костлявые закоченевшие ладони и то пытается развести огонь в очаге, то гасит его, затаптывая сапогом со шпорой. Судя по вьющимся вокруг его головы лентам-бандеролькам, стилизованным под извивы вьюги, все его мысли о потерянных детях. Наблюдая эту аллегорию, не могу не вспомнить, каким мне увиделся Холодный Бог в момент ссоры с сыном: сколько всё-таки неслучайного сходства между глобом и контразведчиком!
Очевидно, визит Аттиса произвёл неизгладимое впечатление на хозяина галереи, потому что в нашем разговоре наедине явственно слышны отголоски спора Злыдня с Генералом.
А вот зря ты врёшь, заявляет мне Малик, что тебя волнует здоровье моего Фриды. С вашей точки зрения, он давно уже должен отправиться в могилу, ему столько тыщ лет, сколько у вас на земле и не бывает. Вам, поди, просто завидно, что мы столько живём, и вы ищете к нам любые придирки. Я всех моих родных старше, поэтому ко мне и больше всего претензий - мол, наверняка я живу за чужой счёт, чьи-нибудь да высасываю жизни! Что, угадал?
Начинаю объяснять ему, что это абсурд, отсылаясь на факты, и вижу, что собеседник меня почти не слушает: ему явно надо выговориться, и он хватается за любые темы, чтобы продолжить речь. Он как бы в лихорадке, и это очень нехорошо.
Вина за содеянное, груз вины, говорите вы! - восклицает он, хотя я даже не заикнулся о вине; да что вы в этом понимаете, однодневки! И Аттис ваш однодневка - подумаешь, двести пятьдесят лет ему! Два века он несёт тяжесть смерти первенца! Ну не умер бы первенец на руках матери, и что? - всё равно бы умер через пару сотен лет, так или иначе! "Собственных детей собственной рукой", видите ли! а чем лучше, если бы не собственной? Всё равно их кто-нибудь да убьёт, навсегда жить не останутся, так уж лучше иметь с этого свою выгоду, а не наоборот? А? Что не так?
Пытаюсь вставить про предательство - мол, куда страшнее принять удар от близкого, чем от посторонних, именно это сокрушает психику жертвы, а не удар сам по себе и даже не смерть. Если убито доверие, жизнь теряет смысл…
Да не было доверия, прерывает Малик; откуда ему было взяться? Я его у судьбы не заказывал, в детях не воспитывал, я с самого начала запланировал их тела как резерв своей жизни. А пока ещё это моё тело пашет, решил - пусть попользуются своими, поживут... Да что ты всё лыбишься? не веришь? почему не веришь, кретин?!
На меня обрушивается солёный горячий шквал боли и обострённо-ярких образов: пылающее солнце, фиолетовое небо, зелёное мутное море и жизнь (движение в каждой складке планеты, вширь, вглубь). Боль растворяется в волнах, визуальные образы создают ощущение громкой музыки (многоголосое торжествующее нестройное пение, почти какофония), как на огромном празднике.
Ликование, благодарность бытию и жажда деятельности переполняют меня, осязаемо пронизывая моё тело и разум (не столько мои чувства, сколько тех, от кого я едва-едва отпочковался).
Гулкие, как колокола, голоса Старших (титанические замки, повисшие в небе, как летучие горы) вещают о долге разума - оберегай жизнь, помогай ей в восхождении, как преждебывшие помогали нам и нашим Старшим. Это великая эстафета, это залог существования благого бытия, это обетование бескрайнего будущего для каждого из участников и для тебя.
Всем телом гляжу в их бездны, трепещу в вопрошании (растерянность и смятение) - где во всём этом многообразии найду себе место (нежный вагант, мыслящая медузка)? Нас и так уже слишком много в океане (перенаселение, это грозное новое слово) - соседи скоро будут оспаривать друг у друга последний глоток пищи, последнюю пядь на дне. Что если меня затолкают боками, затопчут, пока я буду заботиться о сбережении жизни в мире? Я потеряю навеки всю эту жизнь (солнечный фиолетовый простор, вкус волны, наполняющей прозрачное тело)!
Замки в небесах бледнеют и теряют стройные очертания, преображаясь в облака, колокол в ушах звучит на нижнем предел слышимости (тоска расставания переполняет меня и увлекает в глубины океана). Вы уходите, ваша мощь в мире расточится, память о вас иссякнет, и что тогда будет мне с вашего обетования? Где вас сыщешь, как позовёшь на помощь!..
…позовёшь на помощь! - отзывается где-то в глубине меня, и я не понимаю: это эхо моего вопля? или путь их (от причала нашего мира, вдаль, вдаль) пролёг через мой рассудок - и мой внутренний слух и правда уловил их прощальные слова (всплеск о причал, шум моря в пустой раковине)?
…Моё, Шеола, человеческое тело навзничь лежит на траве, я вижу над собой лица друзей и пытаюсь сделать им успокоительный жест - не волнуйтесь за меня, это не обморок, это транс погружения в общение с мощной эис. Я просто очень взволнован и хочу всецело сосредоточиться на том, что мне открылось. Я отключаю поток с внешних сенсоров, мой отец Питер возьмёт на себя заботу о поддержании моего гомеостаза и безопасности. Я хочу сейчас всем своим сознанием быть тут, в доме Холодного Бога, наедине с ним и с его повествованием об иных временах.
Прилежно участвую в завершении визита комиссии по галерее, и хозяин присутствует тут же, завернувшись в заиндевелую мантию, но несравненно более важный разговор для нас обоих одновременно с этим продолжается за запертыми дверями кабинета.
И пошли мы на тёмное дно,
на дно,
на дно,
За русалкой
На тёмное дно!
"Русалка" морская баллада
(исходник А.Маранов. "Эволюция" http://levkonoe.dreamwidth.org/4890055.html)
Предыдущая часть вот здесь.
Часть третья
Рандеву на дне
- А вы знаете, что ПОД?
А вы знаете, что МО?
А вы знаете, что РЕМ?
Что под морем-океаном
Часовой стоит с ружьем?
Д.Хармс
7. Фрида говорит с отцом
Мы обдумываем дальнейшую тактику. Интересуемся у Фриды, в какой мере его отец вообще вменяем, реально ли с ним всерьёз разговаривать о базовых вещах?
Фрида не может дать однозначного ответа. Разговаривать-то можно, но какой будет реакция…
"Иногда кажется, что он действительно безумен. Иногда - что отцу важнее всего постоянно пользоваться вниманием, шокировать - и абсолютно всё равно, что для этого говорить. А может быть, на самом деле отец боится - что всё так и обстоит, жизнь иллюзорна, мудрость бесполезна - и желает, чтобы его разубеждали, для этого и высказывает всё это, провоцирует всех на сопротивление.
Отец может, глядя на молодую траву под прошлогодней прелью, по очереди сперва патетически высказать тезис о победе жизни над смертью, затем с циничным видом открыть тайну, что это всего лишь флёр над торжеством распада, а потом начать демонически хохотать и швыряться сорванной травой в собеседника..."
Собираемся узким крýгом, обсуждаем, что мы со своей стороны можем предложить Злыдню в его ситуации. Больше всего похоже на то, что картинное признание перед Королевой - тактический ход. Например, Малик рассчитывал, что Координатор поможет скрыть его деяния, чтобы не позорить бомонд перед ойкуменой и не отвратить людей суши от намерения дружить с морем. Или планировал несуразными показаниями направить расследование своих преступлений по ложному пути. Или хотел попасть под арест на дне, чтобы избежать экстрадиции на берег. Это шутка, конечно, но нельзя исключить, что у него, действительно, нервы сильно не в порядке и он устроил себе психотренинг явку с повинной, чтобы избавиться от неприятного ощущения слежки, ожидания нападения, предчувствия мести.
Нельзя забывать, что ничто не мешает Злыдню в любой момент отказаться от своих признаний. По понятиям бомонда, за дезинформацию не наказывают - мало ли, пошутить изволил глоб, увлёкся фантазиями или просто его не так поняли. Кстати, кое-кто уже успел поинтересоваться у самого Малика - "слышно, ты Королеве наедине рассказывал что-то такое жуткое о себе?" - и получил ответ: "да вот, надумал приударить за Её Величеством и наплёл всякой чуши - известно ведь, она сама не своя до кающихся маньяков!" - намёк на страстный роман Вики с артигемоном по имени Медовые Уста, в прошлом маньяке-убийце.
Ещё момент, который необходимо учесть - такого рода "лицемерное покаяние" может рассматриваться как "разведка боем". А ну как Малик хочет знать заранее, как мы отреагируем, если он и правда надумает сдаться?
Вот Генерал Аттис, например, в своё время даже по телевизору выступал и перед всем Востоком лил крокодиловы слёзы - мол, меня замучили угрызения совести, я много размышлял и даже задумываюсь уже о Боге; но, наверное, никто в целом свете не протянет мне руку помощи? Один из его мятежных сыновей тогда рискнул жизнью, съездил к нему для разговора, чтобы специально предупредить: не думай, что ты нас обманул этим спектаклем, но и не воображай, что мы на тебя уже рукой махнули и не примем тебя, если ты и правда устанешь дурить. Мы-то тебя любим и не перестаём считать за родного человека, так что всё только от тебя зависит. Аттис, разумеется, раскаиваться не стал, но был доволен - вот у меня какие дети, и на уловку не поймались, и приехать по такому случаю не побоялись!
Итак, со всеми этими напутствиями Фрида отправляется к отцу. Затворившись с ним наедине, делает ему объявление из трёх пунктов. Во-первых, Малик сейчас может себе позволить придуриваться, изображая раскаяние, но это не отнимает у него в наших (то есть Фриды и его друзей) глазах возможности реально покаяться, когда ему будет угодно. Во-вторых, если он и правда сожалеет о содеянном, как уверяет, и полон лояльности к суше - флаг в руки, пусть сотрудничает с нами в конструктивном модусе. В-третьих, пусть имеет в виду, что это вовсе не избавляет его и нас от подробного разбирательства, что он таки творил на самом деле.
Злыдень заслушивает это официальное заявление со скучающим видом - да, да, дескать, и это ты всё к чему? Фрида отбрасывает сдержанность и начинает с горячностью: а к тому, что я очень боюсь, что ты доиграешься со своими играми в повелителя зла, эта стихия выйдет у тебя из-под контроля! Малик с задумчивым видом - да, мол, это такие интересные силы, перспективные в плане практического использования… но ещё надо работать, надо; вот у меня портрет Вензеля создан для этого подходящий, он занимается исследованиями для меня в этой области, я всё собираюсь, да недосуг, изучить его наработки, в плане применения для мирового владычества…
Фрида начинает хохотать, и Малик принимает оскорблённый вид: вот ты всякий раз смеёшься, когда отец с тобой заводит деловой разговор, а зря… Некоторое время они привычно перетирают тему, почему Фрида не собирается быть "владычицей морскою" заодно и над сушей, даже если всё будет достигнуто исключительно в рамках действующего законодательства. Наконец, Фрида не выдерживает: сколько можно? ты настолько боишься небытия, что готов закрываться от него такими нелепыми конструкциями? сделать из себя нерукотворный памятник собственной ограниченности?
И тут Холодный Бог начинает бушевать! Гремит "уничтожу!", нависает над сыном, сотрясая всё ментальное пространство вокруг. "Если ты не понимаешь - то зачем мне такой сын! А если понимаешь - как смеешь издеваться!"
Фрида, опасаясь цунами, которое нередко спонтанно возникает от гнева обитателей глубин, звонит мне. Кроме того, он хочет успокоить нас, что жив и в сознании, а также ощутить нашу поддержку. Я сообщаю, что мы все тут сидим и думаем о нём, и что пока наверху всё спокойно - то есть Злыдень на самом деле контролирует ситуацию, а показательную "бурю за закрытыми дверьми" устроил специально для сына, так надо понимать.
Внезапно канал связи между Фридой и мной оказывается в когтях перехвачен Маликом, и на краткий миг мы с ним становимся друг другу видны.
Как я могу описать впечатление, с чем сравнить? Голое, измождённое тело среди шквала, мокрые насквозь седые космы и кичливо задранный костлявый подбородок, ноги балансируют на кусках встающей дыбом тверди, а руки в это же время выделывают горделивые, помпезные жесты… А он со своей стороны имеет удовольствие узреть, скорее всего, что-то вроде вытаращенных глаз и полуоткрытого рта юнца-караульщика и учуять мой острый страх за Фриду…
Оборвав сцену гнева на полуслове, Злыдень начинает живо интересоваться - ты с кем это сейчас говорил? за тобой присматривают? тебя, поди, заслали меня спровоцировать! ну-ну, интриган, карьеру у них делаешь, это славно, тут главное не продешевить! тут слушай меня, отец плохого не посоветует! значит, сделаем так…
Фрида пытается остановить бурное развитие планов, повторяя снова по очереди тезисы, с которыми пришёл, Малик опять не хочет вникать, но любопытствует, хорошо ли принимают новые союзники Фриду и Ворона, достойно ли благоустроили и так далее. Рассказы сына о новых порядках и проектах на суше вызывают у Злыдня некоторый интерес, который, впрочем, быстро гаснет и переходит в брюзжание - всё старо, всё известно, пробовано-перепробовано и ничего не изменилось под луной… Артигемоны? что они могут, всю дорогу бегали к Холодному Богу за советами и арбитражем… Контрразведка, Генерал Аттис? да Малик сам эту контрразведку выпестовал, этого Аттиса высидел как цыплёнка и самолично учил уму-разуму…
Единственное, что вызывает у Злыдня живое внимание - современные методы лечения и дознания. Фрида настоятельно вменяет отцу - надо радикально браться за наведение порядка у себя в голове, а то можно впасть в худшее состояние, чем Фрида, и погибнуть вслед за собственными детьми от деструктивных сил. Малик соглашается - да, полечиться бы невредно, и порядок наводить пора, давно пора, да, нехорошо, что память раскидана по головам детей, а насчёт былых преступлений - тут самому Малику не всё ещё ясно, в этом ещё покопаться надо. Фрида кивает в сторону суши - вон там Шеол, он тебе с удовольствием поможет и прояснить, и раскопать, а то ты сам уже тыщу лет копаешь - да что-то без толку!
Фрида не может скрыть горечь, потому что ему постоянно больно и стыдно перед живыми существами за прошлые дела, а разобраться самостоятельно не удаётся, ключи от памяти у отца. Малик истолковывает этот эмоциональный всплеск иначе: понимаю твою озабоченность! ты и правда думаешь, что "они", то есть деструктивные силы, имеют собственную волю и могут рано или поздно добраться и до нас? Положим, могут, но и я не так-то прост!
С этими словами Малик изображает удвоение реальности, картинку "взгляд из настоящего в прошлое": через как бы окошечко Фриде видна гостиная полчаса назад, где ветер бушует над бором Малик бушует над Фридой, а за их спинами некто или нечто сквозь флёр реальности надзирает - достаточно ли вменил их ставленник непокорному глобу, не щадит ли его, не добавить ли кар? И почуяв это, нарисованный Злыдень лицедействует, изображая внезапную догадку, шипит в лицо сына: "ах так, ты шпионишь в пользу суши? ты под прикрытием, а сам хочешь спровоцировать нас на агрессию? ничего не выйдет!"
Вот видишь, поясняет реальный Малик, как я ловко придумал тебя прикрыть от "их" мести! - дескать, тут ловушка, сына сейчас нельзя трогать, а не то бы я!... Заметь: тебя выгородил и сам не подставился! Я умею "их" обманывать, я кого хочешь обведу вокруг пальца, мне Вензель с Мельником в подмётки не годятся по части хитростей! Ведь недаром - что ты думаешь! - сам Вензель у меня прятался среди портретов в моей галерее: от "них", от кого же ещё, а? А Генерал Аттис, как ты считаешь, кого так боялся в последние свои годы? уж не волхвов-сотрудников, надо полагать?
Фрида, видя, как у отца на глазах начинается следующий виток вытеснения ужаса бахвальством, прощается и спешит к нам, на твердь.
По мере сил он передаёт нам содержание беседы, сравниваем впечатления, описываю, каким я увидел Малика ("он худой но гордый, он - художник!"(с)). В самом деле, говорит Фрида - я сам заметил у него не то чтобы дистрофию, но колоссальный голод: глотает и жуёт просто не переставая! Не иначе, в теле идёт большое строительство… вопрос, какое именно?
Дело в том, что глобы, питаясь за счёт особой микрофлоры, постоянно прокачивают через свои отсеки морскую воду. Процесс это непрерывный, но может протекать с разной интенсивностью. Эта жизненная функция в сравнении с человеческими напоминает, скорее, дыхание, чем питание: даже краткий перерыв вызывает панику, ибо чреват гибелью, а удовольствие от насыщения обитателям глубин чуждо. Нагрузка самого разного свойства на организм глоба проявляется в учащённом дыхании интенсивном жоре. Именно это мы с Фридой и наблюдаем у Злыдня: нередко "одышка" обусловлена беременностью подготовкой к рождению потомка, но в случае Малика, очевидно, идёт прирост тканей для собственных нужд - скорее всего, с целью укрупнить сервер и перезаписать на себя память о своих делах, хранящуюся у детей.
Это тревожит: можно себе представить, какого качества носитель он изготовит в условиях дедлайна стресса; да и перенос инфы будет делаться наспех, скорее всего, в тайне - и что мы все получим на выходе? Мало того, что прежние хосты могут пострадать по ходу поспешной операции - если "сервер Малика" рухнет, то накроется уникальная база данных. А ведь это, возможно, единственная зацепка для кого-то, последняя память о жертвах Злыдня.
8. Астах и его вызов Малику
Конфликт между Холодным Богом и человеком из экипажа "Карнута" становится последней каплей.
Предыстория такова. Во время плавания Малик через модифицированную корабельную снасть оказывал ментальное влияние практически на каждого, кто находился на борту, и почти всех довёл до полной неадекватности.
С Астахом он (обозначив себя примерно как демиурга и владыку хаоса) вёл нескончаемые мысленные беседы о своём могуществе и ничтожестве человеческих попыток укрепиться в равнодушном мире, защититься от враждебных стихий, поддержать существование дорогих сердцу существ и тому подобное. Астах боролся как оса в паучьих тенётах и увязал в спорах и в отчаянии всё глубже.
Когда корабль начал тонуть, Злыдень сказал ему: ты меня так развлекал всю дорогу своим уморительным сопротивлением, что я хочу подарить тебе бессмертие! Твои спутники сейчас умрут, а ты останешься и вечно будешь в моей портретной галерее тешить меня дискуссиями. Я мог бы воспроизвести твою личность и без твоего согласия, как это делал с теми, кто сюда уже попал до тебя - вот, полюбуйся на них! (мысленному взору Астаха открылась целая толпа существ) - но желаю сделать тебе особое одолжение: жду твоего добровольного согласия!
Астах, стиснув зубы, твердил "нет-нет-нет" до самой смерти. Не спасся никто из бывших на "Карнуте". Шлюпок не было, их по ходу плавания на очередном витке безумия сбросили в море. Иллюзорная земля в пределах видимости (мираж, созданный Злыднем) одним была незрима, а другим внушала ужас - представлялось, что там пируют людоеды. Те несколько матросов, которые по своей природе могли бы выжить в ледяной воде и доплыть до удалённых берегов, предпочли погибнуть, поддерживая на плаву товарищей - сознавая притом, что это дело абсолютно безнадёжное. Кто не потонул сам, тех размазало глыбами льда о борта судна.
Начало мая 08 года по Черте Мира, мы вскрываем историю "Карнута". Приходится выводить экипаж из довольно тягостного во всех отношениях состояния: абсурдная погоня за Вороном-вагантом, наваждение ксенофобии, ссоры и истерики последних недель, разрушившие многие дружеские узы, и в довершение всего - медленная смерть в ледяной воде… Поначалу всем нелегко, но первые оживлённые моряки как могут поддерживают следующих, так что постепенно компания растёт и становится веселей.
Астах, узнав, что представляет из себя его мистический собеседник, буквально не находит себе места от негодования. Он перебирает в памяти всё сказанное Холодным Богом и заново переживает их общение - как наглую, циничную разводку, как целенаправленное издевательство над самой идеей диалога, как когнитивную пытку. "Почему он утверждал, что никто, говорящий с ним, вскоре не будет жив?" "Зачем он говорил, что он превыше всякого ума и постижения?" "Как он смел заявлять, что существует вечно, что он безначален и бесконечен?" "Он же знал, что для меня это - последний месяц жизни, последняя встреча, последний разговор! так как он мог лгать? и главное - зачем, зачем?"
Астах изнемогает, представляя, как в галерее Злыдня страдают другие пленные сущности, обречённые на бесконечное общение с этим ничтожеством, на неведомые виртуальные пытки.
Погружаясь в сон, он пытается заняться непривычным для себя делом - охотой на эис. Вокруг моряков с "Карнута" постоянно роятся глобы, так или иначе вовлечённые в трагедию, ментальное пространство почти ощутимо кипит от их эмоций, волны супремов перекатываются через головы людей, сны полны образами и символами. Изловчившись, Астах "хватает за щупальце" своего недруга и кричит, чтобы тот немедленно отпустил узников галереи на волю!
Злыдень хохочет - простачок! легко же вас одурачить, мураши, вы не видите дальше собственного носа! в моей галерее - одни портреты, проги-муляжи, созданные моим художественным талантом! здесь нет никого живого и настоящего, я посмеялся над тобой, о печальник о чужих судьбах! Я великий художник, а вы - узколобые кретины, так и передай своим друзьям!
Астах просыпается в потрясении, в стонах и слезах гнева. Он не понимает, лгал Злыдень ему тогда или лжёт сейчас: живые ли сущности те, кого показывал ему Холодный Бог в канун смерти, или анимированные рисунки? И что, если Злыдень сейчас уничтожит галерею и заявит, что всего лишь ликвидировал собственные картинки - а там погибнут сознающие себя личности?
Мы говорим друг другу - хватит, в самом деле! Достал уже нас этот Малик, довольно ему издеваться над нашими друзьями и играть в удержание заложников. Пора прикрутить ему локти к лопаткам и разобраться, есть там кто живой в его хозяйстве и если да, то как ему живётся. Не надо ли выпустить заключённых на волю, в телесное существование, или благоустроить их виртуальную жизнь, или взять на баланс обветшавшее хранилище, пока оно не рухнуло вместе с перекошенным рассудком старого маразматика девиантного глоба.
Если на то пошло, согласно последним договорённостям моря и тверди, у нас теперь общие законы, в том числе о Черте Мира - то есть о неподсудности за старые преступления. Если Малик добровольно откроет нам свои закрома и покажет, кого там содержит, мы готовы расценивать его галерею как убежище, которое он в меру своих сил создал для бывших знакомых, в том числе пострадавших. Можем даже вынести ему общественную благодарность и дать орден Дружбы Народов. В конце концов - как умел, так и сохранял чужие сущности, сообразно своему пониманию жизни: он и для себя самого, похоже, устроил довольно инфернальное существование.
Но действовать надо быстро и массированно, иначе того гляди Злыдень с испугу потрёт всё без разбора. Условились, что нападаем на него одновременно двумя комиссиями, заручившись поддержкой глобских авторитетов: хоть он и мощная эис, но борьба на два фронта помешает ему сосредоточиться на тайном уничтожении улик. Наши ударные силы - Ундр Грифон, Молния и Гром (дети Ката), ну и я.
Однако, ещё до нашей акции Малика навещает по собственной инициативе Генерал Аттис, экс-глава контрразведки Востока - он, хоть и не считает себя эис, имеет практику суперсистемных взаимодействий. Установив контакт со Злыднем через зеркало, Аттис на несколько часов впадает в транс общения.
Собеседники бродят по теснинам и закоулкам памяти Генерала - тот пытается показать глобу всю трагическую историю своих отношений с детьми в сочетании со стремлением к господству. Как мечтал о сыне-герое, сыне-легенде, а сам превращал реальных детей в разменную монету, в орудия интриг и тирании, чтобы добиться признания света. Как делал из них послушных чудовищ, чтобы основать свою тайную империю. Как воевал всю жизнь с непокорными членами семьи, как, прорекая свою гибель от родной кровинки, неистово боролся против рока - и сам стал злым роком для всех, кто его любил. Как, пожелав наложить руку на самое важное и драгоценное в душах близких, потерпел окончательное поражение - и как этот крах стал началом его исцеления и освобождения.
Аттис в течение всего невербального диалога не слышит от Малика ни единого слова ободрения или понимания, но постоянно ощущает, как невидимые тентакли жадно оплетают и ощупывают все детали воспоминаний и извивы переживаний. Доброхот-контрразведчик выпадает из этого общения совершенно опустошённый и в некотором расстройстве: за свою голову и чувства он не боится, но опасается, что вместо помощи глобу окончательно всё поломал.
На самом же деле я очень благодарен Адмиралу контрразведки за то, что он подготовил почву на ниве, урожай с которой мне довелось собрать вечером того же дня. "Сколь быстро растут их сады!"(с)
9. Обыск и встреча лицом к лицу
Итак, тихим майским вечером мы, уполномоченные менталы суши, врываемся официально обращаемся к Холодному Богу Злыдню Малюфицеру по двум вопросам одновременно, приступая к нему с двух сторон двумя опергруппами комиссиями. Одна тема - досмотр его галереи портретов на предмет нахождения там заложников живых сущностей и исследование условий их содержания. Вторая тема (по которой разговор должен был держать лично я) - состояние здоровья членов семьи Злыдня, в связи с подозрением на умышленное причинение вреда.
Комиссию по галерее Злыдень встречает бурей насмешек и ледяным презрением. Вываливает нам на головы целую лавину скомканных, искорёженных фрагментов бытия с несчётным количеством лиц, перетекающих из одного в другое - мол, ройтесь сами в этой помойке, коли мне не верите, что тут никого живого. Шалишь, усмехается папаша Ундр: в этой мешанине даже дипломированный грифон рук-ног не разберёт, а Астах видел у тебя людей вполне отчётливо.
Малик, передёрнув плечами, одним взмахом превращает строительную свалку в помпезную лестницу с ковром по ступеням. Лестничные пролёты и площадки окаймляются "живыми статуями", которые выполняют однообразно-механические движения, символизирующие их прижизненные занятия. Тут уже смеёмся мы все - эти куклы ещё менее похожи на живых людей, чем мятущиеся тени предыдущей инсталляции. Хозяин разводит руками - на вас не угодишь, мол.
Ундр, коснувшись перил, приподнимает руку - блестящий, на вид подобный мрамору материал тянется нитями за его пальцем, как шоколадное тесто, как грифоновская кровь. Мы видим, что эти тяжи - на самом деле жгуты из плотно скрученных событий, как бы мнемоленты эпизодов со множеством действующих лиц, которые водоворотом вращаются вокруг тех, кто изображён в виде статуй. Да и сами монументальные фигуры, если приглядеться, состоят из огромного множества туго свёрнутых подвижных картинок.
Мы, эксперты, с интересом начинаем их изучать, обмениваясь комментариями. Настоящих людей тут всё-таки, кажется, нет, одни лишь их изображения - но зато пеленги ловятся бесподобно. Можно на глазок различить, где один и тот же субъект схвачен в разных фазах - возрастных, статусных, даже настроенческих - и представлен в виде целой вереницы персонажей отдельных историй. А где, наоборот, предок и потомок сливаются в единого героя драмы, снизанной из элементов их судеб. Ундр даже языком щёлкает от удовольствия - ах-ах, ка-акой художник!
Особого внимания заслуживает "коллекция инфернальных состояний", о которой вполголоса рассказывают приближенные к особе Ледяного Бога. Здесь тоже живых нет и это не пыточная камера - просто запредельные моменты из жизни разных существ. На самом деле все изображённые лица давным-давно уже покинули это состояние так или иначе - кто в жизнь, кто в смерть. Так что, рассуждая трезво, ничего страшного, хотя очевидно, что хозяина клинит на безысходности.
Портрет Адмирала мы тоже замечаем среди этого столпотворения: высоченная фигура в лохмотьях роскошного мундира, одинокая в глубокой обледенелой нише, растирает костлявые закоченевшие ладони и то пытается развести огонь в очаге, то гасит его, затаптывая сапогом со шпорой. Судя по вьющимся вокруг его головы лентам-бандеролькам, стилизованным под извивы вьюги, все его мысли о потерянных детях. Наблюдая эту аллегорию, не могу не вспомнить, каким мне увиделся Холодный Бог в момент ссоры с сыном: сколько всё-таки неслучайного сходства между глобом и контразведчиком!
Очевидно, визит Аттиса произвёл неизгладимое впечатление на хозяина галереи, потому что в нашем разговоре наедине явственно слышны отголоски спора Злыдня с Генералом.
А вот зря ты врёшь, заявляет мне Малик, что тебя волнует здоровье моего Фриды. С вашей точки зрения, он давно уже должен отправиться в могилу, ему столько тыщ лет, сколько у вас на земле и не бывает. Вам, поди, просто завидно, что мы столько живём, и вы ищете к нам любые придирки. Я всех моих родных старше, поэтому ко мне и больше всего претензий - мол, наверняка я живу за чужой счёт, чьи-нибудь да высасываю жизни! Что, угадал?
Начинаю объяснять ему, что это абсурд, отсылаясь на факты, и вижу, что собеседник меня почти не слушает: ему явно надо выговориться, и он хватается за любые темы, чтобы продолжить речь. Он как бы в лихорадке, и это очень нехорошо.
Вина за содеянное, груз вины, говорите вы! - восклицает он, хотя я даже не заикнулся о вине; да что вы в этом понимаете, однодневки! И Аттис ваш однодневка - подумаешь, двести пятьдесят лет ему! Два века он несёт тяжесть смерти первенца! Ну не умер бы первенец на руках матери, и что? - всё равно бы умер через пару сотен лет, так или иначе! "Собственных детей собственной рукой", видите ли! а чем лучше, если бы не собственной? Всё равно их кто-нибудь да убьёт, навсегда жить не останутся, так уж лучше иметь с этого свою выгоду, а не наоборот? А? Что не так?
Пытаюсь вставить про предательство - мол, куда страшнее принять удар от близкого, чем от посторонних, именно это сокрушает психику жертвы, а не удар сам по себе и даже не смерть. Если убито доверие, жизнь теряет смысл…
Да не было доверия, прерывает Малик; откуда ему было взяться? Я его у судьбы не заказывал, в детях не воспитывал, я с самого начала запланировал их тела как резерв своей жизни. А пока ещё это моё тело пашет, решил - пусть попользуются своими, поживут... Да что ты всё лыбишься? не веришь? почему не веришь, кретин?!
На меня обрушивается солёный горячий шквал боли и обострённо-ярких образов: пылающее солнце, фиолетовое небо, зелёное мутное море и жизнь (движение в каждой складке планеты, вширь, вглубь). Боль растворяется в волнах, визуальные образы создают ощущение громкой музыки (многоголосое торжествующее нестройное пение, почти какофония), как на огромном празднике.
Ликование, благодарность бытию и жажда деятельности переполняют меня, осязаемо пронизывая моё тело и разум (не столько мои чувства, сколько тех, от кого я едва-едва отпочковался).
Гулкие, как колокола, голоса Старших (титанические замки, повисшие в небе, как летучие горы) вещают о долге разума - оберегай жизнь, помогай ей в восхождении, как преждебывшие помогали нам и нашим Старшим. Это великая эстафета, это залог существования благого бытия, это обетование бескрайнего будущего для каждого из участников и для тебя.
Всем телом гляжу в их бездны, трепещу в вопрошании (растерянность и смятение) - где во всём этом многообразии найду себе место (нежный вагант, мыслящая медузка)? Нас и так уже слишком много в океане (перенаселение, это грозное новое слово) - соседи скоро будут оспаривать друг у друга последний глоток пищи, последнюю пядь на дне. Что если меня затолкают боками, затопчут, пока я буду заботиться о сбережении жизни в мире? Я потеряю навеки всю эту жизнь (солнечный фиолетовый простор, вкус волны, наполняющей прозрачное тело)!
Замки в небесах бледнеют и теряют стройные очертания, преображаясь в облака, колокол в ушах звучит на нижнем предел слышимости (тоска расставания переполняет меня и увлекает в глубины океана). Вы уходите, ваша мощь в мире расточится, память о вас иссякнет, и что тогда будет мне с вашего обетования? Где вас сыщешь, как позовёшь на помощь!..
…позовёшь на помощь! - отзывается где-то в глубине меня, и я не понимаю: это эхо моего вопля? или путь их (от причала нашего мира, вдаль, вдаль) пролёг через мой рассудок - и мой внутренний слух и правда уловил их прощальные слова (всплеск о причал, шум моря в пустой раковине)?
…Моё, Шеола, человеческое тело навзничь лежит на траве, я вижу над собой лица друзей и пытаюсь сделать им успокоительный жест - не волнуйтесь за меня, это не обморок, это транс погружения в общение с мощной эис. Я просто очень взволнован и хочу всецело сосредоточиться на том, что мне открылось. Я отключаю поток с внешних сенсоров, мой отец Питер возьмёт на себя заботу о поддержании моего гомеостаза и безопасности. Я хочу сейчас всем своим сознанием быть тут, в доме Холодного Бога, наедине с ним и с его повествованием об иных временах.
Прилежно участвую в завершении визита комиссии по галерее, и хозяин присутствует тут же, завернувшись в заиндевелую мантию, но несравненно более важный разговор для нас обоих одновременно с этим продолжается за запертыми дверями кабинета.
И пошли мы на тёмное дно,
на дно,
на дно,
За русалкой
На тёмное дно!
"Русалка" морская баллада
(исходник А.Маранов. "Эволюция" http://levkonoe.dreamwidth.org/4890055.html)