Аркадий Аверченко. Городовой Сапогов
Ялтинский городовой Сапогов получил от начальства почетное, полное доверия к уму и такту Сапогова поручение: обойти свой участок и проверить всех евреев - занимается ли каждый еврей тем ремеслом, которое им самим указано и которое давало такому еврею драгоценное, хрупкое право жить среди чудесной ялтинской природы...
Проверять хитрых семитов Сапогову было приказано таким образом: пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман.
- Ты только держи ухо востро, - предупредил Сапогова околоточный. - А то - так тебя вокруг пальца и обкрутят!
- Жиды-то? Меня-то? Да господи ж.
И пошел Сапогов.
- Здравствуйте! - сказал Сапогов, входя к молодому Абраму Голдину. - Ты это самое, как говорится: ремесло свое... Сполняешь?
- А почему мне его не исполнять? - удивился Абрам Голдин. - Немножко кушаю себе хлеб с маслом. Знаете - фотография, конечно, такое дело: если его исполнять, то и можно кушать хлеб с маслом. Хе-хе! На здоровьичко...
- Та-ак, - нерешительно сказал Сапогов, переминаясь с ноги на ногу. - А ты вот что, брат... Ты докажи! Проверка вам от начальства вышла...
- Сделайте такое одолжение, - засуетился Абрам Голдин, - мы сейчас из вас сделаем такую фотографию, что вы сами в себя влюбитесь! Попрошу вас сесть... Вот так. Голову чуть-чуть набок, глаза сделайте, попрошу немножко интеллигентнее... рот можно закрыть! Закройте рот! Не делайте так, будто у вас зубы болят. Нос, если вам безразлично, можно пока рукой не трогать. Потом, когда я кончу, можно его трогать, а пока держите руки на грудях. Прошу теперь не шевелиться: теперь у вас за-ме-ча-тель-но культурный вид! Снимаю!! Готово. Спасибо! Теперь можете делать со своим носом что вам угодно.
Сапогов встал, с наслаждением расправил могучие члены и с интересом потянулся к аппарату.
- А ну - вынимай!
- Что... вынимать?..
- Что там у тебя вышло? Покажь!..
- Видите ли... Сейчас же нельзя! Сейчас еще ничего нет. Мне еще нужно пойти в темную комнату проявить негатив.
Сапогов погрозил Голдину пальцем и усмехнулся.
- Хе-хе! Старая штука!.. Нет, брат, ты мне покажи сейчас... А этак всякий может.
- Что это вы говорите? - встревожено закричал фотограф. - Как же я вам покажу, когда оно не проявлено! Нужно в темную комнату, которая с красным светом, нужно...
- Да, да... - кивал головой Сапогов, иронически поглядывая на Голдина. - Красный свет, конечно... темная комната... Ну, до чего же вы хитрые, жидова! Учитесь вы этому где, что ли... Или так, - сами по себе? Дай мне, говорит, темную комнату... Ха-ха! Не-ет... Вынимай сейчас!
- Ну, я выну - так пластинка будет совершенно белая!.. И она сейчас же на свету пропадет!..
Сапогов пришел в восторг.
- И откуда у вас что берется?! И чтой-то за ловкий парод! Темная, говорит, комната... Да-а. Ха-ха! Мало чего ты там сделаешь, в этой комнате... Знаем-с. Вынимай!
- Хорошо, - вздохнул Голдин и вынул из аппарата белую пластинку. - Смотрите! Вот она.
Сапогов взял пластинку, посмотрел на нее - и в его груди зажглась страшная, тяжелая, горькая обида.
- Та-ак... Это значит, я такой и есть? Хороший ты фотограф. Понимаем-с!
- Что вы понимаете?! - испугался Голдин.
Городовой сумрачно посмотрел на Голдина...
- А то. Лукавый ты есть человек. Завтра на выезд получишь. В 24 часа.
Сапогов стоял в литографической мастерской Давида Шепелевича, и глаза его подозрительно бегали по странным доскам и камням, в беспорядке наваленным во всех углах.
- Бонжур, - вежливо поздоровался Шепелевич. - Как ваше здоровьице?
- Да так. Ты ремесленник будешь? А какой ты ремесленник?
- Литографический. Ярлыки разные делаю, пригласительные билеты... Визитные карточки делаю.
- Вот ты мне это самое и покажи! - сказал подмигивая Сапогов.
- Сколько угодно! Мы сейчас, ваше благородие, вашу карточку тиснем. Как ваше уважаемое имя? Сапогов? Павел Максимович? Одна минутка! Мы прямо на камне и напишем!
- Ты куда? - забеспокоился Сапогов. - Ты при мне, брат, пиши!
- Да при вас же! Вот на камне!
Он наклонился над камнем, а Сапогов смотрел через его плечо.
- Ты чего же пишешь? Разве так?
- Это ничего, - сказал Шепелевич. - Я на камне пишу сзаду наперед, а на карточке оттиск выйдет правильный.
Сапогов засопел и опустил руку на плечо литографа.
- Нет, так не надо. Я не хочу. Ты, брат, без жульничества. Пиши по-русски!
- Так оно и есть по-русски! Только это ж нужно, чтобы задом наперед.
Сапогов расхохотался.
- Нужно, да? Нет, брат, не нужно. Пиши правильно! Слева направо!
- Господи! Что вы такое говорите! Да тогда обратный оттиск не получится!
- Пиши, как надо! - сурово сказал Сапогов. - Нечего дурака валять.
Литограф пожал плечами и наклонился над камнем. Через десять минут Сапогов сосредоточенно вертел в руках визитную карточку и, нахмурив брови, читал:
- Вогопас Чивомискам Левап.
На сердце у него было тяжело...
- Так... Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством - на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24.
Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась.
«Вогопас, - думал, тяжело вздыхая, городовой, - Чивомискам!»
Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек... Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы...
Сапогов подошел к старому Лейбе и лаконически спросил:
- Эй, ты! Ремесленник... Ты чего делаешь?
Старик поднял на городового красные глаза и хладнокровно отвечал:
- Шоколад делаю.
- Как же ты его так делаешь? - недоверчиво покосился Сапогов на странный аппарат.
- Что значит - как? Да так. Сюда пятак бросить, а отсюда шоколад вылезает.
- Да ты врешь, - сказал Сапогов. - Не может этого быть!
- Почему не может? Может. Сейчас вы увидите.
Старик достал из кармана пятак и опустил в отверстие. Когда из другого отверстия выскочил кусок шоколада, Сапогов перегнулся от смеха и, восхищенный, воскликнул:
- Да как же это? Ах ты, господи. Аи да старикан. Как же это оно так случается?
Его изумленный взор был прикован к аппарату.
- Машина, - пожал плечами апатичный старик. - Разве вы не видите?
- Машина-то - машина, - возразил Сапогов. - Да как оно так выходит? Ведь пятак-то медный, твердый, а шоколад сладкий, мягкий... как же оно так из твердого пятака может такая скусная вещь выйти?
Старик внимательно посмотрел своими красными глазами на Сапогова и медленно опустил веки.
- Электричество и кислота. Кислота размягчает, электричество перерабатывает, а пружина выбрасывает.
- Ну-ну, - покрутил головой Сапогов. - Выдумают же люди. Ты работай, старик. Это здорово.
- Да я и работаю! - сказал старик.
- И работай. Это, братец, штука! Не всякому дано. Прощевайте!
И то, что сделал немедленно после этого слова Сапогов, могло быть объяснено только изумлением его и преклонением перед тайнами природы и глубиной человеческой мысли: он дружеским жестом протянул старому шоколадному фабриканту руку.
На другой день Шепелевич и Голдин со своими домочадцами уезжали на первом отходящем из Ялты пароходе.
Сапогов по обязанностям службы пришел проводить их.
- Я на вас сердца не имею, - добродушно кивая им головой, сказал он. - Есть жид правильный, который без обману, и есть другой сорт - жульнический. Ежели ты, действительно, работаешь: шоколадом или чем там - я тебя не трону! Нет. Но ежели - Вогопас Чивомискам Левап - это зачем же?