Игорь Сидоров: Прощай, Домжур!
Что должно было свершиться - свершилось: Союз выехал из Домжура. В холле вместо уютной вахтерши - охранник, выглядящий здесь довольно нелепо. На стене правления Лара Шефер размашисто написала: «Прощай, Домжур!».
Странное чувство потерянности испытываешь теперь, поднимаясь по главной лестнице нашего дома, проходя по анфиладе его залов. Двери закрыты. Эхом отдается стук каблуков. Пусто, гулко, одиноко. Уже потрескались недавно отреставрированные стены, свежа только восстановленная потолочная роспись.
Эта самая потолочная роспись, размытая сочащейся влагой, свисала лохмотьями над головами поколений журналистов, приходивших в дом, который они искренне считали своим. Не слишком отделанным и вылизанным был тогда Домжур - таким уж достался от советской власти. Но зато здесь проходили самые забойные пресс-конференции, каждый здесь мог надеяться на помощь в трудную минуту и выплакаться за рюмочкой чая, а деревянные перекрытия Дома гнулись и дрожали, когда на Невском, 70 гремел и сверкал зимний ночной бал прессы. Если и было у журналистов Петербурга и области что-то нерушимое в годы текучих перемен, то это был, конечно же, Домжур.
Все, дорогие, эти годы закончились. Финишировала целая эпоха. А мы этого почти не замечаем.
Оглянешься, прищурив глаз - о, какие пласты времен за нашими плечами!
Прошлый век, год 1977-й: Домжур переезжает с Моховой на еще чужой Невский. Точно такие же пустые и гулкие залы, как сейчас, остались в том, прежнем Домжуре. Слегка растерянная Лена Шаркова поднимается по лестнице дома приобретенного. Как-то сложится здесь судьба Союза? Придет ли тепло в эти стены?
Вот семидесятые-восьмидесятые: знаменитый пивбар Союза, пиво «Жигулевское», свернувшиеся от духоты бутерброды с сыром. Несколько ступенек вниз - и ты попадаешь в тесную и шумную домжуровскую кофейню, где выясняют отношения, где завязываются бурные романы, где крепчайшим кофе прочищаются нетрезвые журналистские мозги.
Вот зима голодноватого девяностого - время талонов. Зябко, в правлении безостановочно кипит старый алюминиевый чайник. Журналисты тащат с собой хлеб, варенье из старых запасов, отбитую в очередях колбасу. Чаепитие представляет собою непрерывную и страстную политическую дискуссию.
А вот вторая половина девяностых: знаменитый ночной бал прессы. Пляшет мужественный Витька Терешкин, крупные капли пота летят на паркет. В соседнем зале здоровенные финские коллеги в который раз пытаются одолеть наших в перетягивании каната - но нет же, неторопливые финны опять не успевают дернуть за канат первыми! А в актовом зале народ лезет под кресла от хохота, когда неподражаемая Нина Пономарева выходит на сцену в образе профессора Плейшнера - естественно, на лыжах…
И вот уже нулевые годы: Невский, 70 в который раз вступается за схваченных милицией журналистов. Кто же заступится за них, если не коллеги?
Да, сложилась судьба Дома, и пришло тепло в его стены. Нам всем было хорошо здесь. Но все когда-то кончается.
Дай Бог Людмиле Фомичевой через три года (как обещают в Смольном) вернуть Союз снова на Невский, 70. Большая это цель и великий труд. Он стоит нервов и сил.
Но как бы ни сложилось будущее Домжура, надо отдавать себе отчет в том, что эпоха, длившаяся тридцать пять лет, завершилась, черты же другой еще неясны и расплывчаты. Понятно одно: это будет эпоха других поколений журналистов, и Дом у них будет другим. Лучше, хуже - сказать невозможно. Но - другим.
Наверное, это справедливо. Каждое поколение имеет право построить свой дом.
Нам остается только надеяться, что новый Домжур, который народится когда-то, сохранит память о прежнем Доме, его скрипучем паркете, вечном сквозняке из окон и эхе голосов тех, кто отсюда ушел.
Игорь Сидоров
http://spbsj.ru/component/content/article/3498-proshhaj-domzhur.html
Приятно, что и мой довольный фейс оказался среди иллюстраций. Это мне Валя Сидорин вручает приз от областной потребкооперации. Вернее, нам с Анетой за полосу "Северо-Запад" - просто она тогда не могла прибыть лично из-за того, что редактировала пятничный выпуск "НВ".
Автор статьи - справа. А вообще это два моих первых главреда... А, нет, не первых. Но всё равно хорошие мужики.
Странное чувство потерянности испытываешь теперь, поднимаясь по главной лестнице нашего дома, проходя по анфиладе его залов. Двери закрыты. Эхом отдается стук каблуков. Пусто, гулко, одиноко. Уже потрескались недавно отреставрированные стены, свежа только восстановленная потолочная роспись.
Эта самая потолочная роспись, размытая сочащейся влагой, свисала лохмотьями над головами поколений журналистов, приходивших в дом, который они искренне считали своим. Не слишком отделанным и вылизанным был тогда Домжур - таким уж достался от советской власти. Но зато здесь проходили самые забойные пресс-конференции, каждый здесь мог надеяться на помощь в трудную минуту и выплакаться за рюмочкой чая, а деревянные перекрытия Дома гнулись и дрожали, когда на Невском, 70 гремел и сверкал зимний ночной бал прессы. Если и было у журналистов Петербурга и области что-то нерушимое в годы текучих перемен, то это был, конечно же, Домжур.
Все, дорогие, эти годы закончились. Финишировала целая эпоха. А мы этого почти не замечаем.
Оглянешься, прищурив глаз - о, какие пласты времен за нашими плечами!
Прошлый век, год 1977-й: Домжур переезжает с Моховой на еще чужой Невский. Точно такие же пустые и гулкие залы, как сейчас, остались в том, прежнем Домжуре. Слегка растерянная Лена Шаркова поднимается по лестнице дома приобретенного. Как-то сложится здесь судьба Союза? Придет ли тепло в эти стены?
Вот семидесятые-восьмидесятые: знаменитый пивбар Союза, пиво «Жигулевское», свернувшиеся от духоты бутерброды с сыром. Несколько ступенек вниз - и ты попадаешь в тесную и шумную домжуровскую кофейню, где выясняют отношения, где завязываются бурные романы, где крепчайшим кофе прочищаются нетрезвые журналистские мозги.
Вот зима голодноватого девяностого - время талонов. Зябко, в правлении безостановочно кипит старый алюминиевый чайник. Журналисты тащат с собой хлеб, варенье из старых запасов, отбитую в очередях колбасу. Чаепитие представляет собою непрерывную и страстную политическую дискуссию.
А вот вторая половина девяностых: знаменитый ночной бал прессы. Пляшет мужественный Витька Терешкин, крупные капли пота летят на паркет. В соседнем зале здоровенные финские коллеги в который раз пытаются одолеть наших в перетягивании каната - но нет же, неторопливые финны опять не успевают дернуть за канат первыми! А в актовом зале народ лезет под кресла от хохота, когда неподражаемая Нина Пономарева выходит на сцену в образе профессора Плейшнера - естественно, на лыжах…
И вот уже нулевые годы: Невский, 70 в который раз вступается за схваченных милицией журналистов. Кто же заступится за них, если не коллеги?
Да, сложилась судьба Дома, и пришло тепло в его стены. Нам всем было хорошо здесь. Но все когда-то кончается.
Дай Бог Людмиле Фомичевой через три года (как обещают в Смольном) вернуть Союз снова на Невский, 70. Большая это цель и великий труд. Он стоит нервов и сил.
Но как бы ни сложилось будущее Домжура, надо отдавать себе отчет в том, что эпоха, длившаяся тридцать пять лет, завершилась, черты же другой еще неясны и расплывчаты. Понятно одно: это будет эпоха других поколений журналистов, и Дом у них будет другим. Лучше, хуже - сказать невозможно. Но - другим.
Наверное, это справедливо. Каждое поколение имеет право построить свой дом.
Нам остается только надеяться, что новый Домжур, который народится когда-то, сохранит память о прежнем Доме, его скрипучем паркете, вечном сквозняке из окон и эхе голосов тех, кто отсюда ушел.
Игорь Сидоров
http://spbsj.ru/component/content/article/3498-proshhaj-domzhur.html
Приятно, что и мой довольный фейс оказался среди иллюстраций. Это мне Валя Сидорин вручает приз от областной потребкооперации. Вернее, нам с Анетой за полосу "Северо-Запад" - просто она тогда не могла прибыть лично из-за того, что редактировала пятничный выпуск "НВ".
Автор статьи - справа. А вообще это два моих первых главреда... А, нет, не первых. Но всё равно хорошие мужики.