Второй раз я встречалась с ним сегодня для декабрьского ланча на пересечении Tusset and Trav. de Gracia. Федерико гораздо лучше говорил по-русски, гладко выбрит, кучеряво уложен, стильно одет. Новая оправа Praдa констатировала с коричневой полуспортивной обувью. Эти «тапки» были на нем летом на нашем первом свидании. Заметила седые волосы, рано. Кажется, ему 35. Он не любит, когда трогают его шевелюру. Странно такое не любить.
Все это время во мне жила память и благодарность о тех чудесных днях - с пастой, вином и старыми комедиями его родины. О том, что он свалился, возможно, с небес в самый нужный момент и вдохнул жизнь в мое костлявое истерзанное стрессом тело.
Camarero бежал в сторону барной стойки и кричал: “Сappuccino!!!” Да, это капучино, а не «cafe con leche»! И сейчас время ланча, но я завтракаю.
Федерико моргал и задавал вопросы о моей жизни в Барселоне. Я отвечала на невнятном английском, причмокивала, мычала и незаметно потела. Разговор не клеился, блюда казались невкусными. Иногда он ревновал: «этот твой друг знает русский?».
Почему кто-то должен говорить по-русски? Я что, такая тупая? Когда у меня есть мотивация я стремлюсь против течения, сражаюсь, совершаю подвиги.
После ланча я направилась в солярий на Universidad.
Он стал рядом со мной в вагоне метро, достал скрипку и под фонограмму заиграл Вивальди «Времена года», уверена, это был «февраль». Звук неизбежно слился с настроением. Я кинула в его стакан пятьдесят центов и через остановку вышла.
Слово «муж» снова стало для меня чужим, далеким и непонятным, как японский иероглиф.