Дикая дивизия едет на выборы

[shandi1]

Избирательная лезгинка
Дети в нарядных черкесках четвертый час танцевали во дворе лезгинку. Мимо шли голосующие - то поодиночке, то большими толпами, женщины отдельно от мужчин. КОИБы - электронные урны для голосования - заглатывали бюллетени. Листы несколько секунд драматично висели на самом кончике, а затем либо падали вниз, либо по неведомой причине выплевывались обратно. В таком случае избирателям выдавались новые. Вдоль длинного стола сидели местные наблюдатели - веселая золотозубая бабушка, ее тихая соседка и луноликая девушка в светлом хиджабе, с лица которой не сходила отстраненная улыбка. Я и мой напарник, московский студент Сергей, примостились с краю. С восьми утра мы не сводили взгляда с урн. Сергей давил на кнопку кликера, я ставил палочки на листе бумаги. Каждые полчаса мы отправляли данные в штаб через отчаянно глючившего телеграм-бота.
Мобильник беспокойно заворочался в кармане.
- Что нам делать? - вопила трубка. - Какие-то бородачи оттеснили нас в угол, откуда ничего не видно! Кажется, это полицейские! Мы боимся за свою жизнь! Можно ли уехать?
Я не был главным в группе, но знал о Чечне не понаслышке, а потому ко мне нередко обращались за советом.
- При серьезном риске берите такси и уезжайте, - сказал я. - Никто вас не будет винить.
В прозрачные урны упала еще пара бюллетеней. Подошел слепой старик, на ощупь расписался, родственница помогла ему поставить крестик в нужном месте. Телефон зазвонил снова:
- Уезжать мы тоже боимся. Здесь хотя бы люди…
- Сейчас кого-нибудь позову, - малоутешительно буркнул я.
- Отправляйся на помощь, - шепнул Сергей.
Я покачал головой:
- Тебя нельзя оставлять одного. Сам знаешь, кто и что обещал с тобой сделать.
Комиссия бросала на нас подозрительные взгляды, мы с не меньшим беспокойством косились на нее. Председатель постоянно кому-то звонила. И только девушка в хиджабе по-прежнему улыбалась собственным мыслям.




Грозненский саспенс
В команду «десантников» Навального я попал вынужденно - он был единственным, кто звал в Чечню. Мне же хотелось именно на последнюю кавказскую территорию, куда не ступала нога стороннего наблюдателя. Благо, на дагестанских выборах я уже побывал, обнаружил удивительную явку в 7%, в ТИКе чудесным образом превратившуюся в 87%, и больше к местным «технологиям» вопросов не имел.
В четверг 15 марта, за три дня до выборов, сотрудники Навального встретились с главой ЦИК Эллой Памфиловой и вручили ей секретный список наших имен, попросив обеспечить безопасность. Результатов ждали недолго - сперва администрация института заявила студенту, участнику экспедиции: «Черт с тобой, за политику наказывать не будем, только, ради всего святого, не отправляйся на Кавказ!» Следом подоспела тяжелая артиллерия в лице журналистки Милашиной, опубликовавшей статью с драматичным подзаголовком: «53 наблюдателя от штаба Навального едут на выборы в Чечню - без специальной подготовки, без осознания рисков, без какой-либо поддержки». Ситуацию несколько разрядил сам Кадыров. Когда он лично пригласил в республику и наблюдателей, и самого Навального, стало ясно - можно ехать относительно спокойно. Однако скандал уже начался, и многие внезапно оказались без направлений - Явлинский отозвал статус доверенного лица у человека, который нам их выдал. В штабе не растерялись, и взамен одного бланка вручили сразу два, от разных партий. Половину подписал прямо при нас режиссер Александр Расторгуев, собиравшийся в Грозном снимать нашу команду. Ночной приезд в аэропорт (селфи всей группы для куратора в офисе), приземление (селфи), погрузка в автобус (селфи).
По облакам разливался оранжевый отсвет городских огней, похожий на чахлый атомный гриб. Наблюдатели напряженно шутили. Многим казалось - вот-вот перед автобусом вырастет фигура в камуфляже, и начнется страшная Чечня, которой так пугала осторожная журналистка. Саспенс был настолько силен, что благополучное прибытие в гостиницу (селфи) даже немного разочаровывало.




«Они вас облапошивают!»
Наблюдение началось мирно, почти идиллически. Гостиницу вроде бы незаметно охраняли вооруженные люди. Таксисты желали удачи, а один даже отказался брать деньги. Телевизионщики, установив штатив прямо перед урной, снимали интервью с известными людьми. Местные наблюдатели тихо дремали. Бабушка из комиссии принесла нам горячих хингалшей - лепешек с тыквой. Впоследствии журналистка Милашина напишет о таких угощениях: «спасибо чеченцам хотя бы за то, что их банально кормят. Так как денег на это как-то не подумали людям дать те, кто их отправил». Поблагодарить грозненские рестораны, которые днем раньше оккупировали толпы довольных наблюдателей, она почему-то не догадалась. Мы ели по очереди, отмахиваясь от саспенса, витающего в воздухе, как назойливая муха. За первый час из двух с лишним тысяч избирателей проголосовало 36 человек, за второй - 46.
Действо разворачивалось медленно, как в хорошем триллере. Избиратели прибывали на участок большими группами. Они рассказывали, что работают вместе, хотя какая работа в воскресенье? Многие отсутствовали в книгах, хотя, судя по прописке, им полагалось голосовать именно здесь. Таких заносили в отдельную тетрадь.
«Владимир, у них организованы карусели. Как только группа зайдет, имейте в виду, что их высадили в ближайшем районе, и они должны будут весь день кататься под начальством прикомандированного к ним от власти человека... Вы просто не сможете их ни в чем уличить», - написал мне знакомый чеченец.
Наш закрытый телеграм-канал после долгого благостного молчания разразился сигналами о странных толпах. Один участок заполонили гости со свадьбы, другой - с похорон.
«Проверяйте паспорта!!! - надрывался представитель «Голоса» Дмитрий Клепиков. Он и двое коллег приехали наблюдать параллельно с группой Навального. - Почему вы ничего не делаете, а в первый УИК, на который мы приехали, приходится вызывать СК и получать угрозы расправы? Почему мимо вас ходят толпы, а вы их только считаете???»
«Я же не могу паспорт взять?» - робко возразил один наблюдатель.
«Можешь и бери блииин! - гремел Клепиков. - Смотри документы из рук членов комиссии. Включите запись и требуйте посмотреть прописку. Они начнут на вас орать и угрожать. Снимите это. Они гонят толпы на УИКи, где вы сидите. (Вносите сведения) на карту нарушений, публикуйте в СМИ. Они вас облапошивают! Вы вечером рискуете пересчитать полные урны».
- Мой муж голосовал за Грудинина, - тихонько сказала золотозубая бабушка.
- Он же сталинист! - удивился я. - А Сталин депортировал чеченцев!
- На этот счет разные мнения, - пожала она плечами. - Кто-то говорит, это было необходимо, а что прошло так жестоко - вождь был не в курсе, помощники подвели.
Выйдя в холл, я увидел несколько десятков женщин, толпившихся с паспортами у длинного столика по дороге в избирательный участок. Их имена заносили в какие-то книги. Выхватив мобильник, я принялся снимать.
- Почему вы их записываете? - спрашивал я.
Люди за столом отворачивались. Наконец, одна ответила:
- Мы выбираем парк для благоустройства.
Когда я обещал, что буду жаловаться на незаконную перепись избирателей, председатель комиссии попыталась запретить съемку.
- Я имею полное право снимать в общественном пространстве, - ответил я, и она ушла кому-то звонить. Толпа, отхлынув от паркового столика, бесцельно слонялась по участку. Через несколько минут она расступилась, и я не поверил глазам. В зал вошел целый отряд высокопоставленных чиновников. Сияли тульи фуражек, блестели ордена. В одном я опознал мэра Грозного Муслима Хучиева, в другом - спикера чеченского парламента Магомеда Даудова, известного под прозвищем «Лорд».




Oh my Lord!
Меня окружила толпа чиновников. Они подсовывали мне под нос документы, фотографировали, куда-то вели. Не успел я оглянуться, как оказался в узком коридорчике между холлом и спортзалом наедине с Лордом и несколькими людьми - по-видимому, его подчиненными. Увидев, что я все снимаю на телефон, Даудов одним неимоверно ловким движением вырвал его.
- Вы не имеете права! - закричал я.
- А ты не имеешь права снимать меня, - парировал Лорд, и ясно было, что спорить бесполезно. Он передал мой телефон подручному, тот копался в памяти, стирая все видео, которые я успел снять на участке. К счастью, самые важные я давно отправил в облако.
«А у меня ведь через неделю билеты в Ереван. Жаль, что пропадут!» - мелькнула непрошеная мысль. В несоразмерности визита стольких важных чиновников одной простой жалобе было что-то кафкианское - пугающее, но в то же время комичное.
Даудов, тем временем, передал мне свой телефон, по которому некто принялся доказывать, что переписывать людей в холле можно. Подручный, стараясь, чтобы в объектив ненароком не попал большой начальник, снимал эту беседу на мою мобилу. Затем мне ее вернули и вывели обратно в холл, где меня немедля принялась клеймить Хеда Саратова - известная провластная правозащитница.
На меня уставились телекамеры, фотоаппараты и телефоны. В царившей кутерьме не было и минуты, чтобы залезть в справочник наблюдателя и процитировать нужные статьи закона. Мне пришлось бы туго, если б не Серега. Отважный студент покинул пост у избирательных урн, встал рядом со мной и принялся бойко цитировать избирательное право. Откуда-то появился глава избиркома, и предложил вынести злополучный референдум о благоустройстве за пределы участка. Ему возразил мэр Грозного. Они спорили друг с другом почти без нашего участия. Было ясно, что гарантии Кадырова работают, выгонять нас не собираются, еще несколько минут - и вся чиновничья Великая армада поплывет на новый участок. И вдруг произошло невообразимое. Глядя прямо в камеры, Серега по-мальчишески звонко выкрикнул, показывая на Лорда:
- Этот человек угрожает меня вы...ть!




Кавказская бодхисатва
Воцарилась звенящая тишина. Дело было не только в Лорде. Мат в присутствии женщин - жесточайшее табу в Чечне, здесь же дам были десятки.
- Не говорил я этого! - закричал Даудов. И, обращаясь ко мне, - Ты слышал?
- Нет, - искренне ответил я. - Но, может, пропустил.
Впоследствии Серега рассказал, что сперва Лорд призывал его не спорить со старшими, а когда он отказался, прошептал обещание прямо в ухо.
Делегация наспех попрощалась, и мы снова остались наедине с комиссией, половина которой теперь сверлила нас недобрыми взглядами.
Едва усевшись на стул, я бросился звонить юристам. Как выяснилось, референдумы параллельно основному голосованию проводить разрешено, и людям за столиком светил максимум небольшой штраф по статье 13.11 КоАП (нарушение в области персональных данных) - дело, не стоящее выеденного яйца. А вот последний инцидент выглядел куда опасней.
- Лорд - человек слова, - мрачно сказал адвокат, много работающий в Чечне. - Хорошо хоть, никто из свидетелей этой угрозы не слышал, так что ее вроде и не было. Но все же, не упускай напарника из виду.
И он дал еще несколько дельных рекомендаций.
Телеграм-канал, тем временем, строчил не переставая:
«Толпа людей с неподходящими адресами получает бюллетени. Есть спросить - говорят, что ошиблись адресом, уходят»
«Два представителя комиссии загородили обзор к урнам и настойчиво предлагаю выпить вина и поехать в горы после выборов»
«Отбили группу бабушек»
«У нас принтер загорелся»
«На 60% больше выданных бюллей!!! Это как??? Чо делать, мы новички!»
«У нас нормальные полицейские. Один избиратель только что добровольно сдал на входе пистолет»
- Сын видел по телевизору, как я на кого-то кричу, - гневно сказала участница комиссии. - Достанется же мне вечером от мужа! А все из-за вас.
Оказалось, что местное телевидение уже успело состряпать ролик о коварных наблюдателях, которые «вели съемку паспортных данных избирателей, полностью парализовав работу избирательного участка». После преамбулы о том, что якобы непозволительно смотреть списки голосующих «с недозволенного расстояния», показали главного злодея - меня, снимающего странную перепись толпы в холле (благо, со стороны это выглядело как работа участковой комиссии), а затем, чуть крупнее, - зажатое в моей руке заявление о выдаче копии протокола. Оно, вероятно, символизировало тайные сведения об избирателях, которые я незаконно урвал.
Центр отвечал все реже - во Владикавказе полиция задерживала североосетинских наблюдателей. Письма Клепикова напоминали фронтовые сводки: «Они возят их на автобусах. Я возле Заводского ТИКа с утра видел 20 штук. Думал, там автобусный парк рядом».
И вдруг - крик о помощи:
- Таскают за одежду! Где там журналисты! Спасите! СОС максимальный!
Вскоре этот наблюдатель дозвонился и до меня:
- Мы боимся за свою жизнь! Можно ли уехать?
Чертыхаясь от невозможности покинуть Серегу, я то успокаивал ребят, то пытался выслать к ним всех, кто только приходил в голову, - от движения «Голос» до журналиста «Associated press».
И вдруг…
- Не бойтесь. Я знаю, о чем вы говорите, но вас никто не тронет.
Девушка в светлом хиджабе смотрела на нас с неизменной улыбкой бодхисатвы.
- Сейчас в республике спокойно. В последний раз мне было страшно в детстве. Когда ты - четырехлетний ребенок и видишь обезглавленных людей, действительно можно испугаться. А теперь…
И она улыбнулась еще безмятежней.
- Неужели вы никогда не боитесь? - вырвалось у меня.
Она покачала головой.
- Мне помогает религия. Если убьют, что с того. Отправлюсь на встречу с Аллахом. После войны мне часто было жутко. Я даже лечилась. Но теперь все позади…
- Зачем вы здесь?
- Я - психолог. Люблю наблюдать за людьми. Они такие интересные! Посмотришь, как он берет бюллетень, как идет в кабинку - и сразу все понятно о человеке…
Она снова замолчала, будто и не было нашего разговора. Но как-то сразу все пошло на лад. Отважный Клепиков носился по участкам, как молния, мановением руки разгоняя карусели. К паникеру, зажатому в угол бородатыми стражами, прорвался режиссер Расторгуев. Еще утром Собчак лишила его статуса доверенного лица. Наши направления от Александра потеряли силу, но, к счастью, в комиссиях никто этого не знал. Как не знали и о демарше КПРФ, объявившей наши направления от Михальчука фальшивыми. Под прицелом режиссерской камеры суровые джигиты отступили, а ребята успокоились. Нескончаемая лезгинка у входа в наш участок смолкла, и густой женский голос затянул песню, достойную стать гимном выборов президента: «Каким ты был, таким ты и остался». Еще один широкий, как первомайская демонстрация, наплыв избирателей после шести вечера - и голосование кончилось. Явка на нашем участке - 45%, голосов за Путина - 69%, меньше, чем в Москве. Безуспешная попытка председателя не выдать копию протокола (подождите, я сперва съезжу в ТИК согласовать результаты) - и мы, потрясая заветными листочками, едем назад. Наш участок показал явку в два с лишним раза ниже, чем в среднем по Чечне. Это была победа, но на душе у меня скребли кошки. Я помнил испуганные, озлобленные взгляды женщин из комиссии и понимал - пока мы подозревали их в подтасовках, они подозревали нас в провокациях. Да, члены УИК ругали нас и пытались запретить снимать, но, возможно, не по злому умыслу, а от незнания закона. Теперь они наверняка ждали, что наша команда будет чернить их в интернете так же бессовестно, как чеченское телевидение чернило нас. Отношения с людьми, большинство из которых едва ли участвовало в подтасовках, были безнадежно испорчены, взаимные обиды саднили, как свежие ушибы. И только правда, вскрывшаяся об этих выборах с зашкаливающей явкой, убеждала, что все было не напрасно, и в будущем я вновь должен идти наблюдателем.




Дикая дивизия
Наутро я первым делом заглянул в ГАС «Выборы» и убедился, что в нее попали верные сведения. Написал письмо членам УИК с извинениями за лишнюю резкость, и сразу почувствовал себя лучше. Вскоре выяснилось, что чеченские наблюдатели оказались в самых тепличных условиях на всем Северном Кавказе. Нас не били, как в Дагестане, не бросали в КПЗ, как в Северной Осетии, где задержали почти весь «десант». Похоже, Кадыров избрал самую умную тактику - обеспечить нашу безопасность и не мешать.
В итоге, выиграли почти все. Наблюдатели достигли цели. Грозненцы реально поучаствовали в выборах - я даже слышал, что некоторые, узнав о нас, впервые пошли голосовать в надежде, что теперь-то их голос не пропадет. Журналистка Милашина успела приложить руку к громкой истории и даже намекнуть, что мы вернулись живыми благодаря ее мудрому вмешательству. Правительство ЧР выгодно смотрелось если не на общероссийском фоне, то хотя бы по сравнению с соседями. А что общая явка сползла с 95 до 92%, так политологи наверняка придумают красивые теории, не включающие горстку питерцев и москвичей, которых друзья иронично прозвали «памфиловцами», а штаб Навального - «Дикой дивизией».