Кольские маугли
Стоят погоды.
Заполярные сми вторую неделю кричат о том, что зацвела черемуха. Пожарные каждый день носятся под окнами, размахивая брандспойтами. С прилавков близлежащих магазинов пропали сосиськи. Значит, пора.
Когда-то может и ездили местные жители петь песни у костра, варить уху, пить чай из эмалированных кружек, заражаться энцефалитом и тонуть в питьевом озере, не знаю. Теперь ездят за город гадить. Лично мы туда ездим только за этим.
Папа где-то за городом купил автомобиль, очень недорого, кстати, и сосисочный лагерь был торжественно перенесен с водохранилища в полухинских е..нях на три километра. Как вы понимаете, это уже почти вне цивилизации.
Лихо обгоняя велосипедистов и пешеходов с рюкзаками, гремя килограммом сосисок в багажнике и неработающим глушителем, мы отправились сливаться с природой.
- Холодает, а пещера не топлена. - сказал сурово папа и поежился под набедренной повязкой.
- Дрова, - радостно сказал ребенок и потащил маму в лес.
- Там же болото, - засопротивлялась мама.
- Оно неглубокое, - возразил папа.
Леса я боюсь. Однажды, черной-черной ночью черный-черный дяденька и его сосед, вооружившись черным-черным топором и черной-черной грабилкой…заблудились дяденьки вобщем. Отчим мой и какой-то черный-черный дяденька. Их искала милиция, искали пожарные и даже гадалки. В милиции спрашивали какого цвета на дяденьках были трусы. Мама знала, а вот соседка не так пристально интересовалась нижним бельем супруга, и оттого поиски были безуспешны.
Через три дня голодные дяденьки вышли к финской границе.
Эмигрировать в финляндию я не хотела, а трусы показать мужу забыла.
Путем угроз вообще больше никогда не показывать свои трусы папе мама была оставлена на месте.
- Береги очаг, - сказал папа, уводимый в непролазную глушь карликовых березок.
Очаг стремительно гас.
Я вспомнила Гоголя. И сожгла эпохальный блокнот с записью «мама мыла раму».
Но очаг был ненасытен и требовал новых жертв.
Я ободрала всю кору с деревьев в радиусе километра. Кора была сырая и дымила вверх чем-то черным. Благодаря этому у меня теперь есть персональная озоновая дыра за городом.
Карликовой козой, не упуская из виду пепелище, я скакала по сопкам в поисках дров.
Кругом были одни матрасы. Видимо, до нас сюда вывозили на отдых пациентов городской больницы. Отчего теперь там наконец-то появились свободные палаты.
Потом мы ели сырые сосиски, пели песни и пили чай из эмалированных кружек.
Потом было неинтересно. Потому что я отравилась, то ли березовой корой, то ли свежим воздухом, и забыв про Гоголя, весь вечер думала о Сартре.
А ночью мне приснился лесной плакунчик.
Он нагадил у меня под дверью и был искренне этому рад.