Считаю своим долгом перевести эту главку из воспоминаний де Кирико. С самого начала читателям покажется донельзя знакомым заведенный 100 лет назад механизм "впаривания" чепухи, прекрасно работающий и сегодня. А зачем менять то, что работает. А главное в этой главке, на мой взгляд, интересные взаимоотношения отца основателя сюрреализма и "сюрреалистов". Как так случилось, что при звуке этого слова память услужливо подставляет имя какого-нибудь Дали, на крайний случай Бретона (для интеллектуалов), но уж никогда де Кирико? А вот так! Начало этой чепухи под катом. И продолжение будет. (название поста не есть название главы. они у автора идут без названий)
Воспоминания Джорджио де Кирико. / Georgio de Chirico. Memorie della mia vita. стр 141-145.
Я прибыл в Париж: была осень 1925. Во французской столице бушевала великая вакханалия современной живописи. Торговцы картинами установили настоящую диктатуру. Это они, со своими оплаченными критиками, создавали или разрушали любого живописца независимо от его художественной ценности. Так торговец, или группа торговцев могли прекрасно повысить ценность картин художника лишенного малейшего интеллекта, прославить его имя на всех континентах и могли также бойкотировать, душить и довести до нищеты живописца большого таланта; они могли делать все это пользуясь небывалым смятением царившим, и к сожалению царящим как никогда, в деле искусства и эксплуатировали бесстыдным образом снобизм и глупость определенной категории людей.
Их клиентура состояла по большей части из англосаксов, страдающих острейшим снобизмом, и особенно из северо-американцев; также были среди клиентов некоторые скандинавы, порядочно швейцарцев, несколько бельгийцев и японцев; клиентов французов было совсем немного и еще меньше клиентов было среди испанцев и итальянцев; про итальянцев необходимо сказать к нашей гордости и чести, что они менее всего были склонны заглатывать эту наживку. Между торговцами и их окружением существовала подлинная масонерия, со своими ритуалами, своими законами и своими ситемами , которые работали изумительнейшим образом.
Знаменитым трюком, например, была фальшивая продажа на аукционе, в hotel Drouot. Торговец, допустим, хотел заставить всех поверить, что картины определенного живописца, которого он поддерживал стоят очень дорого; он выставлял одну из этих картин на аукцион в hotel Drouot; картина обычно принадлежала уже какому-нибудь коллекционеру, который был в сговоре с торговцем; сам торговец в день аукциона посылал нескольких доверенных людей , которые поднимали цену на картину и, натурально, жертвовал определенной суммой чтобы заплатить проценты в кассу продажи; таким образом картина фигурировала как проданная по очень высокой цене, в то время как не была продана по никакой цене. Картина укладывалась на покой, на некоторое время в кладовке торговца или подвале коллекционера.
Роскошные журналы оплачивались специально чтобы поддерживать определенную живопись или некий определенный жанр живописи и во всей этой похабной толчее говорилось о чем угодно, кроме как о качестве произведения и кроме как о художественной ценности картины. Никогда, с тех пор как мир существует, и с тех пор как люди стараются рисовать, живописать, лепить или высекать, никогда еще, говорю, наивысшие ценности Духа и высочайшее вдохновение человека, которые есть искусство и произведения искусства, не были до такой степени и до такого образа зверски проституированы и затянуты в трясину. Два наибольших позора нашего времени: - поощрение зла, которое происходит в деле искусства, и котрому не противостоит никакая власть, ни гражданская , ни экклезиастическая и спекуляция, базирующаяся на обмане, можно даже сказать на мошенничестве, пользуясь невежеством, тщеславием и глупостью нынешних людей.
Все это имело и имеет единствнную цель, единственный рубеж: - деньги. Заработать любой ценой, под эгидой фальшивого художественного идеала. Я обвиняю открыто и смело вcю эту бесславную породу, которая содействовала и продолжает содействовать упадку живописи до того уровня, до которого сегодня она пала. Обвиняю за сегодня, за завтра и принимаю на себя полную ответственность за подобное обвинение. Я уверен, что усилия которые делаю, и усилия которые делает кое-кто еще, для возвращения живописи на уровень благородства и достоинства, не окажутся бессплодными; я не теоретик или тот кто говорит в пустоту; если говорю так ,то потому, что изучил и исследовал проблему глубоко. Также и другие говорили и писали об упадке современной живописи, но это были люди понимающие проблему до определенного предела и не сумевшие вложить палец в рану так, как это удалось мне; потом, чтобы иметь действительное право говорить подобным образом необходимо быть прежде всего изрядным живописцем и суметь написать картины, которые только я сумел написать в этой первой половине нашего века. Нынешнее занятие искусством, разновидность занятия для дураков, воров и сутенёров, распространившееся по всему миру, но происхождение и централь его находились в Париже.
Теперь когда я написал без ворсинок на пере, так же как и говорю без ворсинок на языке, все что думаю о современной живописи и тех кто ее поддерживал и расспространял и тех кто этим занимается до сих пор, возобновляю нить моих воспоминаний, моих наблюдений, моих размышлений и моих личных приключений.
Вскоре после моего прибытия в Париж я встретил сильную оппозицию со стороны той группы дегенератов, хулиганья, папиных сынков, бездельников, онанистов и депрессивных, которые торжественно себя само-окрестили "сюрреалистами" и говорили также о "революции сюрреализма" и о "движении сюрреализма". Эту группу малодостойных индивидумов возглавлял так называемый поэт, который откликался на имя Андре Бретон и который в качестве адьютанта держал другого псевдо-поэта по имени Поль Элюар, юношу тусклого и банального с кривым носом и лицом то ли онаниста, то ли мистического кретина. Сам Андре Бретон являлся классическим типом претенциозного осла и карьериста-импотента.
Господин Андре Бретон вместе с некоторыми "сюрреалистами", приобрел, после Первой Мировой войны на аукционе и за небольшие деньги, определенное количество моих картин, которые я оставил в маленькой студии на Монпарнасе когда в 1915 отправился из Парижа в Италию. Владелец студии для возмещения квартплаты, которую мне не удалось ему платить в период войны , продал мои картины вместе с немногой мебелью, что оставалась в студии: господин Бретон и его прихвостни надеялись, что я останусь в Италии, что погибну на войне, в любом случае не появлюсь больше живьем на берегах Сены и они смогут спокойненько и молчком собрать все мои картины оставшиеся в Париже, поскольку вслед за теми помещенными на аукцион владельцем студии сюрреалисты купили мои картины также у частных лиц, в частности у того Поля Гийома влюбленного в Дерена, который глупо продал им различные мои картины, купленные им у меня в период между, 1913 и 1915. Сюрреалисты надеялись таким образом монополизоровать всю мою метафизическую живопись, которую, натурально, называли сюрреалистической, и впоследствии рекламой, статьями и умело организованным блефом сделать то, что прежде другие торговцы сделали с Сезаном, с Ван Гогом, с Гогеном, с таможенником Руссо и с Модильяни прозванным Моди, то есть продать мои картины по высочайшим ценам и выручить кучу денег.
Мой приезд в Париж с запасом новых картин, мои взаимоотношения с местными торговцами картинами и мои выставки живописи отличавшейся от той, которой они владели и раздували, вносили смятицу в планы банды Бретона и разбивали им яйца в корзине. Поэтому сюрреалисты решили предпринять по широкой шкале разновидность бойкотирования моей новой продукции; когда в 1926, я сделал выставку в Galleria Lèonce Rosenberg, они немедленно организовали лавочку , открыв на rue Jacques Callot экспозицию моих метафизических картин, находящихся в их собственности. Экспозиция была устроена посреди коллекции негритянских скульптур и объектов называемых сюрреалистическими; опубликовали каталог с предисловием полностью идиотским написанным тем Арагоном, который сейчас воздыхет усесться между Бессмертных Академиков. Предисловие было разновидностью пасквиля и состояла более из ругани моей живописи, что выставлял в Galleria Lèonce Rosenberg, чем в похвале той, что экспонировали сюрреалисты. Они были настолько рьяны в своей злобной зависти кастратов и старых дев, что не удовлетворенные бойкотом моей живописи в Париже, организовывали через своих представителей широкие бойкоты моей живописи также в Бельгии, в Голландии, в Швейцарии, в Англии и Америке.
Их глупость дошла до того чтобы делать следующие вещи; когда почти одновременно открылись моя экспозиция в Galleria Lèonce Rosenberg и экспозиция моих картин сделанная сюрреалистами в их галерее на rue Jacques Callot , в витрине той галереи устроили разновидность пародии на те картины, что я выставлял в галерее Lèonce Rosenberg; так, например, чтобы отобразить мои картины с лошадями на берегу моря, приобрели на базаре тех маленьких лошадок из резины, что покупают детям для игры и поместили их на кучку песка с несколькими камушками и сзади синей бумагой должной изображать море. Для пародии тех моих картин, что я назвал mobili all'aperto, выставили мебель для кукол, что продаются в магазинах игрушек. Результатом, зато, стало то, что пародия в витрине сюрреалистов сделала рекламу моей выставке у Lèonce Rosenberg и я продал множество картин, что привело к разлитию желчи у псевдо-поэта Андре Бретона.