Гансовский, Косцинский-Успенский, Пикуль...
С.Д. Довлатов. Наши
За много лет тетка собрала прекрасную библиотеку. На большинстве ее книг имелись автографы. Зачастую очень трогательные и нежные. ...Автограф фантаста Гансовского выглядел следующим образом: «Через года и пространства великие - руку!..» Как недавно выяснилось, Гансовский был стукачом. Доносил на своих знакомых. Пикуль тоже отличился. Говорил на суде Кириллу Владимировичу Успенскому:
- Кирилл! Мы все желаем тебе добра, а ты продолжаешь лгать!
Успенскому дали пять лет в разгар либерализма. А Пикулю - квартиру в Риге...
В.И. Рабинович (В. Рич). В.И. Рабинович (В. Рич). Я - энциклопедия
Если дружба журнала [«Химия и жизнь»] с Игорем [Киром Булычевым] продолжалась до конца его жизни,то Север через несколько лет покинул нас. Перестал печататься и даже просто приходить на наши посиделки. Я не счел возможным всерьез уговаривать его оставаться с нами, ограничившись «дипломатическими» телефонными приглашениями. Потому что понимал и глубоко уважал истинные мотивы его поведения.
...
Как-то раз увидев у меня нагрудный знак участника боев на Невской Дубровке, Север сказал, что хотел бы иметь такой сувенир. И в 1973 году, в десятилетнюю годовщину прорыва блокады Ленинграда я пригласил его вместе со мной посетить места тех боев, познакомить с председателем комитета ветеранов Невской Дубровки мичманом Белозерцевым, распоряжающимся выдачей нагрудных знаков. Поездка была удачной. Организованный комитетом ветеранов и местными властями музей был еще в полном порядке. После митинга я представил Белозерцеву Севера, и он получил заслуженную награду. Все это, естественно, еще больше сблизило нас. И он много чего нового рассказал мне о себе.
После госпиталя Север был демобилизован, а когда война закончилась и жизнь в городе более-менее восстановилась, поступил учиться в Ленинградский университет, на филологический факультет, его всегда влекла к себе литература.
Как почти все фронтовики, он был членом партии, и в университете его выбрали в партийный комитет, а в комитете сделали заместителем председателя. Председетелем же был студент третьего курса того же факультета , тоже фронтовик, - тоже инвалид войны, воевавший в пехоте, а потом успевший поработать следователем в СМЕРЖЕ [так, опечатка], - по имени Федор, по фамилии Абрамов, ставший впоследствии известным российским писателем.
Положение обязывает. Назвался груздем, полезай в кузов. В страшные послевоенные годы, когда организованная Сталиным травля интеллигенции соединилась со стихийным напором многомиллионной массы демобилизованных солдат и офицеров, отвоевывавших себе место под солнцем уже на трудовом фронте, партийные комитеты стали штабами этой новой войны. Даже если бы он этого хотел, Север не смог бы уклониться от активного участия в ней, как и его непосредственное партийное начальство.
Мы никогда не обсуждали с ним денежные вопросы, но он не скрывал от меня, что его материальное благополучие основывалось не на гонорарах за редкие в ту пору публикации научной фантастики и еще более редкие, единичные, постановки его пьес в провинциальных театрах, а на участии в закрытых литературных конкурсах. В открытой печати об этих конкурсах не сообщалось. И я понимал, что это хитрая форма оплаты особых услуг.
Первые несколько лет существования «Химии и жизни» Север был одним из наших постоянных авторов и непременным участником проводившихся в редакции разнообразных сборищ. Но затем постепенно отошел от нас. Не знаю, сделал он это по собственному почину или просто потому, что гэбешное начальство перебросило его на другой объект, сочтя, что двух стукачей, имевшихся в составе штатных сотрудников редакции, вполне достаточно.
Хочется думать, что и без собственного почина тут не обошлось.
Ронкин В. Е. На смену декабрям приходят январи…
Однажды, когда мы говорили об истории, Кирилл Владимирович показал мне книгу Пикуля «Юнги». Пикуль тогда был в моде, но я однажды, открыв один из его новых романов - «Слово и дело», наткнулся на строки, в которых речь шла о немецком родстве русских императоров: «Окончательно немецкая кровь в российской политике кончилась только тогда, когда был расстрелян последний Романов» (за точность цитаты не ручаюсь, но смысл был именно такой), - и совершенно потерял интерес к этому автору. Кирилл Владимирович открыл форзац с дарственной надписью автора, где он адресовался к Косцинскому как к старшему другу и учителю, любимому и уважаемому. Надпись была очень пространной. Потом Косцинский протянул мне свой приговор, в котором Пикуль фигурировал как основной свидетель обвинения (на втором месте шел какой-то пикулевский родственник). Это они подробно рассказывали, когда и при каких обстоятельствах Косцинский рассказывал политический анекдот или произносил антисоветский тост.
Д. Бобышев. Я здесь
Тогда у Кирилла собралось сразу три литературных компании: наша с Рейном и Найманом, ереминско-виноградовская и «взрослая», собственно косцинская. Это был кругловато-заурядной внешности Валентин Пикуль, которому оставалось еще года два до того, как он станет самым читаемым романистом на Руси, да фантаст Север Гансовский с выражением задумчивой обиды на полнеющем, но еще тонком лице - это он впоследствии «сдаст» хлебосольного друга в КГБ.
С другой стороны:
Б. Стругацкий. Комментарий к пройденному
...Север Гансовский, прекрасный писатель, чудесный, милый человек и наш хороший приятель.
Попов М. «Аэлита-89» в Свердловске
«Человек удивительной биографии, участник Великой Отечественной войны, был тяжело ранен. Как писатель-фантаст более известен за рубежом, чем у нас. В фантастике стилист - один из немногих, не только писатель, но и человек дальновидения. Его последняя книга «Инстинкт» - это философская фантастика, в которой писатель предвидел дни перестройки» - как сказал о С. Ф. Гансовском в своем выступлении известнейший в нашей стране Кир Булычев (И. В. Можейко).
Тот же Булычев-Можейко:
Духовную пищу для России пекут американские домохозяйки./ Записал В. Клименко//Молодость Сибири (Новосибирск). - 1997. - 21 июня (№ 25).
Не вдаваясь в излишние подробности, скажу, что дважды отказывался от этого приза («Аэлиты»). И происходило это не от непомерной гордыни, а из желания, чтобы «Аэлитой» оказались отмечены другие авторы, возможно, более достойные. В первый раз я настоял, чтобы приз был отдан Северу Гансовскому (кстати, я вынужден был приехать в Екатеринбург, чтобы получить этот приз за него, так как он был очень болен), а второй - Володе Михайлову.
В общем, «данная проблема требует дополнительных исследований».