Гл. 19. Наука и культура: функции религии (2)
В 1893 году в России были изданы книги 7783 названий общим тиражом 27,2 млн. экземпляров, а в 1913 году - 34 тыс. названий тиражом 133 млн. экземпляров. Это значит, что в 1913 г. в России вышло почти столько же книг, сколько в Англии, Франции и США вместе взятых (35,4 тыс. названий). В России к концу 1913 г. было 127 тыс. студентов - больше, чем в Германии и Франции, вместе взятых.
(А. Богданов в 1912 г. писал, что в те годы в России в заводских рабочих библиотеках были, помимо художественной литературы, книги типа «Происхождение видов» Дарвина или «Астрономия» Фламмариона - и они были зачитаны до дыр. В заводских библиотеках английских тред-юнионов были только футбольные календари и хроники королевского двора).
Это данные о развитии грамотности и образованного слоя. С другой стороны - есть полезный текст. Грамши говорит об анализе развития христианской религии: «[Она] в известный исторический период и в определенных исторических условиях была и продолжает оставаться “необходимостью”, необходимой разновидностью воли народных масс, определенной формой рациональности мира и жизни и дала главные кадры для реальной практической деятельности» [119, с. 55].
Он подчеркивает в социологическом плане соединяющую роль религии. Грамши пишет в «Тюремных тетрадях»: «Сила религий, и в особенности сила католической церкви, состояла и состоит в том, что они остро чувствуют необходимость объединения всей “религиозной” массы на основе единого учения и стремятся не дать интеллектуально более высоким слоям оторваться от низших. Римская церковь всегда настойчивее всех боролась против “официального” образования двух религий: религии “интеллигенции” и религии “простых душ”. Такая борьба не обошлась без крупных неприятностей для самой церкви, но эти неприятности связаны с историческим процессом, который преобразует все гражданское общество и содержит в целом разъедающую критику религий; тем более выделяются организационные способности духовенства в сфере культуры, а также абстрактно рациональное и правильное отношение, которое церковь сумела установить в своей области между интеллигенцией и “простым народом”» [119, с. 48, 55 и 57].
В этом аспекте в том времени католическая и православная церкви были похожи, они выполняли традиционную функцию консолидировать паству. Известно, что такой глубокий раскол или катаклизм, как протестантская Реформация, разделяют и конфессии, и социальные общности, вплоть до долгих войн.
Вероятно, что Научная революция «смешалась» с близкой религиозной революцией - Реформацией, а затем Контрреформацией. В таком бурном и опасном времени происходило становление современного Запада, и возникло много конфликтов и противоречий. Важным для нас было противоречие, вызванное принципиальным конфликтом между типом знания, сложившимся в ходе Научной революции, и знанием религиозным. Этот конфликт имел корни в исходной несоизмеримости между знанием и верой как фундаментальными структурами духовного мира человека. Конфликт расширился до столкновения и двух типов знания, причем оба типа были вовлечены в жизнь общества - в сфере этики, идеологии и политической практики. Таким образом, когнитивный конфликт приобрел социальное и политическое измерение и периодами исключительно острые формы, особенно в моменты революций и глубоких реформ.
(Разрыв научного знания с традицией привел к резкому разделению между Западом и незападными (традиционными) обществами, а также усилил раскол между модернизированной и традиционной частью общества самого Запада. Либеральный философ Дж. Грей пишет: «В самих западных культурах проект Просвещения необратимым образом вытеснил традиционные формы сознания и самопонимания и теперь уже продолжает вытеснять значительно более древние религиозные и интеллектуальные традиции, полное угасание которых сегодня очевидно» [21, с. 283].)
В русской революции таких разрывов в религии не было. Однако факт, что религия, вырастая из веры, в то же время создавала стройную и сложную систему знания, советские атеисты-активисты или не знали это, или замалчивали. Противоречия между наукой и религией сводились к конфликту между знанием и верой или, огрубляя, к конфликту веры и атеизма, как другой веры. Эту упрощенную картину партийные идеологические службы продолжали использовать, а также понятия и постулаты из текстов Маркса. (Это похоже на процесс у экономистов, которые пытались создать из политэкономии капитализма политэкономию социализма).
Но после падения Временного правительства Советам требовалось немедленно представить интеллигенции и общности ученых предложение - явно патриотическое и национальное. И прежде всего благодаря отношениям Ленина к Академии наук она продолжала работать и не заняла враждебную позицию к Советской власти. Личные контакты ученых были установлены сразу же. 12 апреля 1918 г. на заседании правительства под председательством Ленина был сделан доклад «О предложении Академии наук ученых услуг Советской власти по исследованию естественных богатств страны». Ленин попросил у Академии «выяснить те взгляды, которых придерживаются представители науки и научные общества по вопросу о ближайших задачах русской науки». Эту записку ученые написали с большим энтузиазмом (см. [318]).
Непременный секретарь Академии наук С.Ф. Ольденбург писал (1927 г.): «Несомненно, что наука близка Ленину, что в его жизни она занимала большое место и что понять Ленина вполне мы сможем, только если выясним для себя его отношение к науке». Представление науки у Ленина изучали кроме советских, несколько западных философов. Нам полезно прочитать их тексты. Но здесь важно отношение к религии в Советской России в момент начала интенсивной программы развития науки - в сложный период становления.
Понятно, что становление политэкономии после Октябрьской революции столкнулось на противоречие религиозности социальной базы (в основном, рабочих и крестьян), а с другой стороны - интеллигенции (и радикалов, анархистов, ортодоксальных марксистов, но и ученых). В советском образовании нам не объяснили, как разрешилась проблема, но есть исторические данные, для нас интересные и полезные.
Надо сказать, что экономическая часть программы строительства науки не сразу дошла до массы населения, т.к. весной 1918 г. всех захватили драматические переговоры о соглашениях Брестского мира, а летом уже начались восстания и Гражданская война. Главные коллизии вокруг программ начались в начале 1920-х годов.
Было организовано сообщество активистов антирелигиозного движения. Была сформирована газета «Безбожник» (она просуществовала 1922-1941 гг.). На ее основе в августе 1924 в Москве образовалось Общество друзей газеты «Безбожник» (ОДГБ). В апреле 1925 состоялся 1-й съезд ОДГБ, на котором было создано всесоюзное антирелигиозное общество, принявшее название «Союз безбожников», а в 1929 г. - «Союз воинствующих безбожников» (его возглавлял Е.М. Ярославский). У Союза безбожников был лозунг: «Через ОДГБ овладеем естествознанием, чтобы иметь крепкое оружие в борьбе с религией».
Сейчас об этой организации опубликовало достаточно, однако у авторов расходятся идеологические мнения, хотя картину можно представить - для нашей темы хватит. Автор диссертации о «Союзе Воинствующих Безбожников» пишет: «Типичными активистами СВБ были молодые русские рабочие или служащие (недавние выходцы из рабочей среды), как правило, мужчины, малообразованные, имевшие своего рода “личные счеты с Богом”… Низкий же уровень образования и очевидная некомпетентность многих активистов отталкивали людей думающих, занимающихся самообразованием. Часть компетентных и преданных делу кадров была уничтожена в ходе политических репрессий» [319]. (Сейчас знак «Союза Воинствующих Безбожников» с удостоверением 1938-39 гг. продается на Интернете (аукционе), начальная цена 30 тыс. руб. Знак красивый, с девизом «БОРЬБА ПРОТИВ РЕЛИГИИ - БОРЬБА ЗА КОММУНИЗМ»)
Но в реальности, «безбожники» не могли пошатнуть веру тех людей, которые выросли с образом религиозной картины мира, они просто игнорировали все высказывания и лозунги лекторов и комсомольцев. Но главное, что и «молодые русские рабочие» и деревенские комсомольцы вовсе не отбросили религию, они подсознательно сохраняли этику православия и, как говорили некоторые историки, в их спорах с верующими нисколько не было атеизма. Они верили в Царство добра, у них тогда было эсхатологическое восприятие времени. Они приняли пророчества Маркса, их источник истины принял образ Призрака Коммунизма, так начинает «Манифест» Маркс. Но истину надо добывать наукой - и в нее верила молодежь. Советский проект (представление о благой жизни) вырабатывался и строился людьми, которые находились в состоянии религиозного подъема. В. Брюсов написал такие строфы:
Дни просияют маем небывалым,
Жизнь будет песней; севом злато-алым
На всех могилах прорастут цветы.
Пусть пашни черны; веет ветер горний;
Поют, поют в земле святые корни,-
Но первой жатвы не увидишь ты.
Обе массивные общности - верующие взрослые и молодежь - не были враждебными, в основе они желали то же самого, - Царства добра и общины - их картины мира были тогда очень близки. Однако они поверили и в Призрак Коммунизма, и Пролетарии всего мира, объединяйтесь! Поверили и в науку.
И Советская власть это поняла и стала мягко успокаивать «безбожников». В апреле 1923 года XII съезд РКП(б) принял резолюцию «О постановке антирелигиозной агитации и пропаганды». В ней давались установки на «углубленную систематическую пропаганду». Съезд призывал: «Нарочито грубые приёмы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательства над предметами веры и культа взамен серьёзного анализа и объяснения не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков».
Распущенные в 1922 году религиозные общины получили возможность легализоваться. При пересмотре в 1923 году ряда статей Уголовного кодекса РСФСР предлагалось ввести запрет на групповое преподавание любого вероучения. Но для исполнения конфирмации католического обряда нельзя было запретить - это обязательный ритуал. Поэтому Сталин и Каменев предъявили протест Наркому юстиции РСФСР Д.И. Курскому. Раз одной конфессии можно, пришлось разрешать всем. Было разрешение группового изучения основ веры в мусульманских школах [320]. (Ужесточение взаимоотношений между властью и верующими произошло в середине 1923 года из-за постановления ВЦИК о закрытии храмов: «Все дела по закрытию временных или постоянных храмов и молитвенных домов всех культов без различия, а также все дела по нарушению договоров с группами верующих о пользовании церковными зданиями разрешаются постановлениями Президиумов Губисполкомов».)
Пленум ЦК РКП(б) 4 июля 1923 года постановил разослать на места циркулярное письмо, в котором предлагалось всем партийным организациям обратить самое серьезное внимание на ряд нарушений, допущенных в области отношений к верующим и культам. Были запрещены аресты «религиозного характера». Рекомендовалось разъяснить членам партии, что успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков зависит не от гонений на верующих, а от тактичного отношения к верующим при терпеливой и вдумчивой критике религиозных предрассудков [321]. VI съезд ВЛКСМ (12-18 июня 1924 года) также ориентировал бороться с «антипоповскими», грубыми, вульгарными методами антирелигиозной работы. (А в селе Нагорское Слободского уезда священник Кабардин во время крестного хода крикнул стоящим в стороне комсомольцам: «Эй вы, сволочи, свиньи, снимите шапки, иконы идут». На другой же день Кабардин был только оштрафован нарсудьей.)
В 6 апреля 1925 г. Сталин говорил: «Командование в деревне, бесчинства во время выборов в Советы, попытки подменить партийные, кооперативные и советские организации, хулиганские выходки при так называемой антирелигиозной пропаганде - все это должно быть отброшено и ликвидировано немедля, как нечто порочащее знамя комсомола и совершенно недостойное звания комсомольца» [322].
Но хулиганские выходки комсомольцев при антирелигиозной пропаганде не провоцировали конфликты со стороны верующих - родители или старики их обругают и найдут компромисс. Во-первых, сама власть ругала молодежь, но по-отечески. А во-вторых, пропаганда и комсомольцев, и лекторов-марксистов нисколько не трогала ни верующих, ни священников. Как пишут историки, их пропаганда не содержала смысла серьезного атеизма. Поэтому слушать их было скучно. Кроме того, некоторые любознательные крестьяне, особенно при ошибках лекторов в проведении антирелигиозной пропаганды, приходили не к атеизму, а к сектантству.
Бердяев, хотя и либерал, согласился с массой населения СССР: «Советская литература по антирелигиозной пропаганде стоит на очень низком интеллектуальном уровне и эстетически непереносима по своему стилю, - это самый низкий род литературы в советской России. Необычайно грубы, безвкусны и, при всей своей элементарности, мало понятны народным массам советские антирелигиозные карикатуры. Вырабатывается целая методология борьбы против религии. … Вместе с тем сознают, что религиозные верования очень живучи в народе, более живучи, чем все связанное с политической и экономической жизнью. И как раз на антирелигиозном фронте коммунисты терпят наибольшие поражения» [168, с. 134].
(Мои родители и дед по матери были неверующими. Но насмешки над религиозными чувствами они резко пресекали. Я в детстве считал, что это - установленная позиция среди коммунистов и особенно интеллигенции, потому что так же поступали и учителя в школе. Помню, во втором классе трое ребят опоздали на урок, пришли заспанные. Говорят: «Мы куличи святили» (точнее, они говорили «светили»). Мой сосед по парте, заядлый художник, тут же нарисовал карикатуру: «Денисенко с Подобедовым светят куличи» - ходят с фонарем и освещают ряд куличей. Так он это понял. Понес учительнице, но она его не одобрила - так веско сказала, что художник притих.)
Качество антирелигиозной пропаганды в СССР так и не выросло, и это, вероятно, хорошо. Наша идеология, философия и общественная наука были задавлены истматом, а сейчас еще чем-то хуже.
Можно считать, что проблема этой главы была в основном решена - результат обеспечил развитие науки и предотвратил опасные споры. «Союз воинствующих безбожников» не спровоцировал верующих и клир на серьезный конфликт с властью и интеллигенцией, и форсированная программа строительства науки успела до ВОВ создать целостную и инновационную научно-техническую систему, а культурная революция примирила церковь с наукой.
(А. Богданов в 1912 г. писал, что в те годы в России в заводских рабочих библиотеках были, помимо художественной литературы, книги типа «Происхождение видов» Дарвина или «Астрономия» Фламмариона - и они были зачитаны до дыр. В заводских библиотеках английских тред-юнионов были только футбольные календари и хроники королевского двора).
Это данные о развитии грамотности и образованного слоя. С другой стороны - есть полезный текст. Грамши говорит об анализе развития христианской религии: «[Она] в известный исторический период и в определенных исторических условиях была и продолжает оставаться “необходимостью”, необходимой разновидностью воли народных масс, определенной формой рациональности мира и жизни и дала главные кадры для реальной практической деятельности» [119, с. 55].
Он подчеркивает в социологическом плане соединяющую роль религии. Грамши пишет в «Тюремных тетрадях»: «Сила религий, и в особенности сила католической церкви, состояла и состоит в том, что они остро чувствуют необходимость объединения всей “религиозной” массы на основе единого учения и стремятся не дать интеллектуально более высоким слоям оторваться от низших. Римская церковь всегда настойчивее всех боролась против “официального” образования двух религий: религии “интеллигенции” и религии “простых душ”. Такая борьба не обошлась без крупных неприятностей для самой церкви, но эти неприятности связаны с историческим процессом, который преобразует все гражданское общество и содержит в целом разъедающую критику религий; тем более выделяются организационные способности духовенства в сфере культуры, а также абстрактно рациональное и правильное отношение, которое церковь сумела установить в своей области между интеллигенцией и “простым народом”» [119, с. 48, 55 и 57].
В этом аспекте в том времени католическая и православная церкви были похожи, они выполняли традиционную функцию консолидировать паству. Известно, что такой глубокий раскол или катаклизм, как протестантская Реформация, разделяют и конфессии, и социальные общности, вплоть до долгих войн.
Вероятно, что Научная революция «смешалась» с близкой религиозной революцией - Реформацией, а затем Контрреформацией. В таком бурном и опасном времени происходило становление современного Запада, и возникло много конфликтов и противоречий. Важным для нас было противоречие, вызванное принципиальным конфликтом между типом знания, сложившимся в ходе Научной революции, и знанием религиозным. Этот конфликт имел корни в исходной несоизмеримости между знанием и верой как фундаментальными структурами духовного мира человека. Конфликт расширился до столкновения и двух типов знания, причем оба типа были вовлечены в жизнь общества - в сфере этики, идеологии и политической практики. Таким образом, когнитивный конфликт приобрел социальное и политическое измерение и периодами исключительно острые формы, особенно в моменты революций и глубоких реформ.
(Разрыв научного знания с традицией привел к резкому разделению между Западом и незападными (традиционными) обществами, а также усилил раскол между модернизированной и традиционной частью общества самого Запада. Либеральный философ Дж. Грей пишет: «В самих западных культурах проект Просвещения необратимым образом вытеснил традиционные формы сознания и самопонимания и теперь уже продолжает вытеснять значительно более древние религиозные и интеллектуальные традиции, полное угасание которых сегодня очевидно» [21, с. 283].)
В русской революции таких разрывов в религии не было. Однако факт, что религия, вырастая из веры, в то же время создавала стройную и сложную систему знания, советские атеисты-активисты или не знали это, или замалчивали. Противоречия между наукой и религией сводились к конфликту между знанием и верой или, огрубляя, к конфликту веры и атеизма, как другой веры. Эту упрощенную картину партийные идеологические службы продолжали использовать, а также понятия и постулаты из текстов Маркса. (Это похоже на процесс у экономистов, которые пытались создать из политэкономии капитализма политэкономию социализма).
Но после падения Временного правительства Советам требовалось немедленно представить интеллигенции и общности ученых предложение - явно патриотическое и национальное. И прежде всего благодаря отношениям Ленина к Академии наук она продолжала работать и не заняла враждебную позицию к Советской власти. Личные контакты ученых были установлены сразу же. 12 апреля 1918 г. на заседании правительства под председательством Ленина был сделан доклад «О предложении Академии наук ученых услуг Советской власти по исследованию естественных богатств страны». Ленин попросил у Академии «выяснить те взгляды, которых придерживаются представители науки и научные общества по вопросу о ближайших задачах русской науки». Эту записку ученые написали с большим энтузиазмом (см. [318]).
Непременный секретарь Академии наук С.Ф. Ольденбург писал (1927 г.): «Несомненно, что наука близка Ленину, что в его жизни она занимала большое место и что понять Ленина вполне мы сможем, только если выясним для себя его отношение к науке». Представление науки у Ленина изучали кроме советских, несколько западных философов. Нам полезно прочитать их тексты. Но здесь важно отношение к религии в Советской России в момент начала интенсивной программы развития науки - в сложный период становления.
Понятно, что становление политэкономии после Октябрьской революции столкнулось на противоречие религиозности социальной базы (в основном, рабочих и крестьян), а с другой стороны - интеллигенции (и радикалов, анархистов, ортодоксальных марксистов, но и ученых). В советском образовании нам не объяснили, как разрешилась проблема, но есть исторические данные, для нас интересные и полезные.
Надо сказать, что экономическая часть программы строительства науки не сразу дошла до массы населения, т.к. весной 1918 г. всех захватили драматические переговоры о соглашениях Брестского мира, а летом уже начались восстания и Гражданская война. Главные коллизии вокруг программ начались в начале 1920-х годов.
Было организовано сообщество активистов антирелигиозного движения. Была сформирована газета «Безбожник» (она просуществовала 1922-1941 гг.). На ее основе в августе 1924 в Москве образовалось Общество друзей газеты «Безбожник» (ОДГБ). В апреле 1925 состоялся 1-й съезд ОДГБ, на котором было создано всесоюзное антирелигиозное общество, принявшее название «Союз безбожников», а в 1929 г. - «Союз воинствующих безбожников» (его возглавлял Е.М. Ярославский). У Союза безбожников был лозунг: «Через ОДГБ овладеем естествознанием, чтобы иметь крепкое оружие в борьбе с религией».
Сейчас об этой организации опубликовало достаточно, однако у авторов расходятся идеологические мнения, хотя картину можно представить - для нашей темы хватит. Автор диссертации о «Союзе Воинствующих Безбожников» пишет: «Типичными активистами СВБ были молодые русские рабочие или служащие (недавние выходцы из рабочей среды), как правило, мужчины, малообразованные, имевшие своего рода “личные счеты с Богом”… Низкий же уровень образования и очевидная некомпетентность многих активистов отталкивали людей думающих, занимающихся самообразованием. Часть компетентных и преданных делу кадров была уничтожена в ходе политических репрессий» [319]. (Сейчас знак «Союза Воинствующих Безбожников» с удостоверением 1938-39 гг. продается на Интернете (аукционе), начальная цена 30 тыс. руб. Знак красивый, с девизом «БОРЬБА ПРОТИВ РЕЛИГИИ - БОРЬБА ЗА КОММУНИЗМ»)
Но в реальности, «безбожники» не могли пошатнуть веру тех людей, которые выросли с образом религиозной картины мира, они просто игнорировали все высказывания и лозунги лекторов и комсомольцев. Но главное, что и «молодые русские рабочие» и деревенские комсомольцы вовсе не отбросили религию, они подсознательно сохраняли этику православия и, как говорили некоторые историки, в их спорах с верующими нисколько не было атеизма. Они верили в Царство добра, у них тогда было эсхатологическое восприятие времени. Они приняли пророчества Маркса, их источник истины принял образ Призрака Коммунизма, так начинает «Манифест» Маркс. Но истину надо добывать наукой - и в нее верила молодежь. Советский проект (представление о благой жизни) вырабатывался и строился людьми, которые находились в состоянии религиозного подъема. В. Брюсов написал такие строфы:
Дни просияют маем небывалым,
Жизнь будет песней; севом злато-алым
На всех могилах прорастут цветы.
Пусть пашни черны; веет ветер горний;
Поют, поют в земле святые корни,-
Но первой жатвы не увидишь ты.
Обе массивные общности - верующие взрослые и молодежь - не были враждебными, в основе они желали то же самого, - Царства добра и общины - их картины мира были тогда очень близки. Однако они поверили и в Призрак Коммунизма, и Пролетарии всего мира, объединяйтесь! Поверили и в науку.
И Советская власть это поняла и стала мягко успокаивать «безбожников». В апреле 1923 года XII съезд РКП(б) принял резолюцию «О постановке антирелигиозной агитации и пропаганды». В ней давались установки на «углубленную систематическую пропаганду». Съезд призывал: «Нарочито грубые приёмы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательства над предметами веры и культа взамен серьёзного анализа и объяснения не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков».
Распущенные в 1922 году религиозные общины получили возможность легализоваться. При пересмотре в 1923 году ряда статей Уголовного кодекса РСФСР предлагалось ввести запрет на групповое преподавание любого вероучения. Но для исполнения конфирмации католического обряда нельзя было запретить - это обязательный ритуал. Поэтому Сталин и Каменев предъявили протест Наркому юстиции РСФСР Д.И. Курскому. Раз одной конфессии можно, пришлось разрешать всем. Было разрешение группового изучения основ веры в мусульманских школах [320]. (Ужесточение взаимоотношений между властью и верующими произошло в середине 1923 года из-за постановления ВЦИК о закрытии храмов: «Все дела по закрытию временных или постоянных храмов и молитвенных домов всех культов без различия, а также все дела по нарушению договоров с группами верующих о пользовании церковными зданиями разрешаются постановлениями Президиумов Губисполкомов».)
Пленум ЦК РКП(б) 4 июля 1923 года постановил разослать на места циркулярное письмо, в котором предлагалось всем партийным организациям обратить самое серьезное внимание на ряд нарушений, допущенных в области отношений к верующим и культам. Были запрещены аресты «религиозного характера». Рекомендовалось разъяснить членам партии, что успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков зависит не от гонений на верующих, а от тактичного отношения к верующим при терпеливой и вдумчивой критике религиозных предрассудков [321]. VI съезд ВЛКСМ (12-18 июня 1924 года) также ориентировал бороться с «антипоповскими», грубыми, вульгарными методами антирелигиозной работы. (А в селе Нагорское Слободского уезда священник Кабардин во время крестного хода крикнул стоящим в стороне комсомольцам: «Эй вы, сволочи, свиньи, снимите шапки, иконы идут». На другой же день Кабардин был только оштрафован нарсудьей.)
В 6 апреля 1925 г. Сталин говорил: «Командование в деревне, бесчинства во время выборов в Советы, попытки подменить партийные, кооперативные и советские организации, хулиганские выходки при так называемой антирелигиозной пропаганде - все это должно быть отброшено и ликвидировано немедля, как нечто порочащее знамя комсомола и совершенно недостойное звания комсомольца» [322].
Но хулиганские выходки комсомольцев при антирелигиозной пропаганде не провоцировали конфликты со стороны верующих - родители или старики их обругают и найдут компромисс. Во-первых, сама власть ругала молодежь, но по-отечески. А во-вторых, пропаганда и комсомольцев, и лекторов-марксистов нисколько не трогала ни верующих, ни священников. Как пишут историки, их пропаганда не содержала смысла серьезного атеизма. Поэтому слушать их было скучно. Кроме того, некоторые любознательные крестьяне, особенно при ошибках лекторов в проведении антирелигиозной пропаганды, приходили не к атеизму, а к сектантству.
Бердяев, хотя и либерал, согласился с массой населения СССР: «Советская литература по антирелигиозной пропаганде стоит на очень низком интеллектуальном уровне и эстетически непереносима по своему стилю, - это самый низкий род литературы в советской России. Необычайно грубы, безвкусны и, при всей своей элементарности, мало понятны народным массам советские антирелигиозные карикатуры. Вырабатывается целая методология борьбы против религии. … Вместе с тем сознают, что религиозные верования очень живучи в народе, более живучи, чем все связанное с политической и экономической жизнью. И как раз на антирелигиозном фронте коммунисты терпят наибольшие поражения» [168, с. 134].
(Мои родители и дед по матери были неверующими. Но насмешки над религиозными чувствами они резко пресекали. Я в детстве считал, что это - установленная позиция среди коммунистов и особенно интеллигенции, потому что так же поступали и учителя в школе. Помню, во втором классе трое ребят опоздали на урок, пришли заспанные. Говорят: «Мы куличи святили» (точнее, они говорили «светили»). Мой сосед по парте, заядлый художник, тут же нарисовал карикатуру: «Денисенко с Подобедовым светят куличи» - ходят с фонарем и освещают ряд куличей. Так он это понял. Понес учительнице, но она его не одобрила - так веско сказала, что художник притих.)
Качество антирелигиозной пропаганды в СССР так и не выросло, и это, вероятно, хорошо. Наша идеология, философия и общественная наука были задавлены истматом, а сейчас еще чем-то хуже.
Можно считать, что проблема этой главы была в основном решена - результат обеспечил развитие науки и предотвратил опасные споры. «Союз воинствующих безбожников» не спровоцировал верующих и клир на серьезный конфликт с властью и интеллигенцией, и форсированная программа строительства науки успела до ВОВ создать целостную и инновационную научно-техническую систему, а культурная революция примирила церковь с наукой.