Гл. 16. Революции, насилия и жестокость (2)
Факт такой. В Ижевске большевики уже осенью 1917 г. собрали один из наиболее мощных отрядов Красной гвардии на Урале. А эсеры и меньшевики готовили программу «образцовый рабочий социализм» и «образцовая демократическая республика». Начался чехословацкий мятеж, ижевских коммунистов и гарнизон Красной армии отправили на фронт. В городе оставалось несколько десятков красноармейцев и милиционеров. Сразу, 7 августа, началось подготовленное эсерами восстание под лозунгом «Власть Советам без большевиков!» Ударной силой был Союз фронтовиков, их было 4 тыс., имелась боевая дружина и оружие. Власть в городе перешла повстанцам.
Сразу началась кровавая расправа со сторонниками советской власти, а потом бессмысленные массовые убийства. В течение 12 часов ловили и расстреливали большевиков и их семьи. Был расстрелян священник Дронин (он сочувствовал большевикам). После разгрома восстания ижевские и воткинские части (около 25 тыс.) ушли к Колчаку и воевали вплоть до 1922 года, хотя Ижевско-Воткинская дивизия в декабре 1919 г. была разгромлена 51-й Уральской дивизией Красной армии [284].
Надо представить себе состояние некоторых людей в условиях революции. Речь шла о квалифицированных рабочих, приверженных идеалам справедливости (стихийные социалисты), зажиточные семьянины, религиозные христиане. Предпосылками объяснить их сдвиг нельзя. Эта историческая проблема - была актуальна и сегодня остается актуальной.
После Гражданской войны, после 1923 г. и особенно 1930-х гг. разрушительные образы жестокости - и белых, и красных - были преобразованы в художественные смягченные образы. В начале 1950-х годов нынешнее старшее поколение еще получало от родственников осторожные смыслы насилия в бою, бандитизма, репрессий государства. Эти сублимированные объяснения тогда помогли молодежи - мы много об этом думали. Но наши старшие друзья и родственники ушли, следующее поколение уже не владело смыслами - за ними не стоял личный опыт. Наша литература не взялась перевести те смыслы на художественный язык, все это хранили в памяти под замком. Но ведь это - очень важный срез нашей жизни!
Так и должно было быть, но теперь мы попали в такую паутину, что нам требуется знание, свободное от эмоций. Но получилось так, что во время перестройки идеологи антисоветского проекта оставили жестокость белых в забвении, а жестокость красных в Гражданской войне, во время государственных репрессий 1937-38 гг. и депортации ряда народностей - это представили не только в жанре натурализма, но и в гипертрофированных образах.
Нам надо подойти к явлению, а не к личностям и даже не группам - хоть белых или красных, хоть ИГИЛ или Правый сектор (запрещенных в России). Почти во всем мире накапливается потенциал потрясений и жестокости. Механизм этого сдвига если и не понять, то хотя бы надо найти приемы его притормозить или смягчить. Раз уж не уйти от проблемы жестокости репрессий в периоды глубокого кризиса, придется рассмотреть важное явление 1921-1922 гг. - красный бандитизм. Он представляет сложность отношения между властью и населением.
Факты таковы. До февраля 1920 г., в Белом движении Верховным правителя России и Главнокомандующего Русской армией был адмирал Колчак. Его силы контролировали территорию Сибири и Дальнего Востока. Советская власть там была ликвидирована летом 1918 г., Советы не успели развернуться. Первые созданные части Красной армии держали фронт в Центре и на Урале.
В Сибири возникло партизанское сопротивление армии Колчака - из разных групп крестьян, хотя основную массу составляли середняки и бедняки, много рабочих. К весне 1919 г. партизанское движение расширилось, почти на всей территории Сибири, а осенью превратилось в повстанческую войну, так что сформировались крупные соединения - партизанские армии. Кроме них были десятки отрядов средней величины и сотни небольших маневренных отрядов и групп. Целые уезды освобождались партизанами еще до прихода Красной армии, там в ходе самоорганизации создавались ревкомы или Советы. Они были отличны от тех, которые развивались два года в Европейской России.
18 мая 1919 г., военный министр Колчака генерал А.П. Будберг записал в дневнике: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири... главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников... В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова “перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”» [285].
Зимой 1920 г. три Сибирских Белых армии были разгромлены, и восстановлена Советская власть. Как развивалась общность партизан в ходе становления советской Сибири? Вот короткая формулировка современного историка: «Десятки тысяч партизан и демобилизованных военных, привыкших к убийствам и грабежам, потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность. Порой она обрушивалась не только на “гадов”, но и на представителей власти, пытавшихся сдержать бандитизм. В условиях острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири масса партизан в 1920-1921 гг. оказалась в РКП(б) и органах ВЧК, превратив их в явно криминализированные структуры.
Для советской историографии было очевидно, что строительство большевистских органов власти осуществляли преданные коммунистической идее бескорыстные сторонники новой жизни - передовые, политически активные рабочие, крестьяне, интеллигенты. В действительности же новая власть, особенно в наиболее удалённых регионах, оказалась в основном составленной из неприспособленных к управленческому труду малограмотных карьеристов» [286].
Таков образ, созданный сегодня фактами вместе с ценностными идеологическими связками. Автор определил советскую власть как криминальную по причине «острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири». С такой же логикой он мог бы назвать криминальной всю российскую интеллигенцию - грамотную и прекрасно приспособленную к управленческому труду, которая уклонилась от службы в ВЧК и РКП. Автор пишет, что «десятки тысяч партизан, … потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность». Как ему не стыдно!
Советская власть вела борьбу с отрядами красных бандитов иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы. В некоторых местностях эта опасность для Советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые городские парторганизации, нарушившие общую политическую линию. Несколько месяцев шла чистка милиции, местных ЧК и РКП(б). Из партии были исключены более 8 000 коммунистов, почти не было таких ЧК, из которых не изгонялись бы по несколько членов за различные преступления и злоупотребления.
Это была очень трудная операция, поскольку, как дал определение В.И. Шишкин, красный бандитизм «возник как реакция участников революционного подполья и партизанского движения на репрессии колчаковцев и выражение недовольства мягкой карательной политикой советской власти по отношению к бывшим контрреволюционерам».
Комиссия, которая по поручению Сиббюро ЦК РКП(б) в конце сентября - начале октября 1921 г., подготовила для пленума ЦК РКП(б) специальный доклад «О красном бандитизме». Там сказано: «В основной и первоначальной своей форме красный бандитизм является продолжением гражданской войны… Созданные в Сибири после ее освобождения от Колчака коммунистические ячейки и советские органы состояли преимущественно из крестьян, на практике доказавших свою преданность Советской власти, но имевших низкий уровень общей, политической и правовой культуры. Среди рядовых советских сотрудников и коммунистов было много малограмотных и элементарно неграмотных. Редко кто из этих людей знал советские законы, разбирался в них и тем более их чтил. В своей практической работе среди населения они не могли целесообразно и эффективно применять методы убеждения и принуждения, поэтому вскоре сделали упор на вторые в ущерб первым. В результате в течение 1920 г. в Сибири произошла стремительная эскалация государственного насилия, санкционированного советским законодательством» [194].
Историк высказал важное суждение: «Трудно далось осознание того, что социальным источником и носителем красного бандитизма являлись не контрреволюционные или чуждые Советской власти элементы, а те слои населения, на которые опиралась диктатура пролетариата: разбуженная революцией и политически активная часть деревенской и городской бедноты, в том числе люмпенской».
Партизаны знали своих врагов и свои местности, поэтому были уверены, что враги притаились и готовятся нанести удар. Что задумала Советская власть в Москве, чтобы усмирить «гадов», они не знали, да и в Москве только начали разрабатывать доктрину и решения этой операции. Каковы же были мотивы партизан, у которых не было ни командиров, ни комиссаров из Москвы - они сами были и командирами, и разведчиками и мстителями? Их цель и главная ценность были - добить «гадов». Партизаны - не регулярная армия, они сами ставят цель и избирают тактику! Авторы, которые утверждают, что целью «красных бандитов» было ограбить зажиточное население, притворяются наивными.
Обсуждая явления жестокости, мы приходим к предположению, что это явление возникает в любой революции, независимо от ее цели, класса и идеологии. Различия в этом аспекте революций определяются масштабом жестокости и способами ее обуздания. Изучение этого явления актуально для всех культур и обществ, потому что все культуры и общества время от времени переживают глубокие кризисы. Тогда и происходит всплеск жестокости, которая превращается в один из общественных институтов и организуется как элемент системы.
Вернемся к уже упомянутому нами примеру, о котором теперь много пишут: восстание рабочих Ижевского и Воткинского заводов против большевиков. Пишут много, но объяснения нет - почему? Их тяготы были типичными (гораздо более легкими, чем в центральной России). Почему толкнула рабочих идея пойти за эсеров и залить кровью Прикамье, потом уйти к Колчаку под красным флагом (!) - убивать и гибнуть? Для такого шага у них не было никакого религиозного озарения, ни классовой ненависти, ни нестерпимой несправедливости.
В современном описании городов Удмуртии упомянуто Ижевское восстание 1918 г.: «Контрреволюционеры замучили и расстреляли (по официальным советским данным) около 9 тыс. чел., было уведено свыше 21 тыс. лошадей, 29 тыс. коров, сожжено более 3 тыс. жилых домов… Часть повстанцев вернулась в Советскую Россию, другая уехала в Калифорнию (США), некоторая часть осталась в Китае».
Но это неверно! Они не были контрреволюционерами! Совершенно наоборот, рабочие этих заводов в какой-то момент стали экзальтированными революционерами. Историк Сибири в своей статье (под названием «Белые под красным знаменем») прославляет успехи эсеров - генералов Колчака. Логика описания этих успехов и славы поражает, это крах рациональности.
Вот, армия Колчака начала рассыпаться: «В Сибири ижевцы и воткинцы тоже устраивались на местные заводы, но к ним относились как к предателям, калечили и убивали прямо в цехах. Сибиряки еще не видели красных, но зато вволю нагляделись на колчаковцев и люто их ненавидели. Ижевцы оказались между молотом и наковальней. В итоге рабочие-колчаковцы с семьями отступали все дальше, дойдя до Тихого океана…
По-разному сложились судьбы белых ижевцев. Многие рабочие по окончании Гражданской войны, после объявления большевиками амнистии решили вернуться на родину» [287].
12 августа 2009 года в Ижевске состоялось торжественное открытие мемориальной доски в память об участниках Ижевского восстания 1918 года. Она установлена на фасаде здания бывшего Генеральского дома, где располагался штаб восстания. Кого торжественно чествует Администрация Ижевска? Тех, кто установили режим террора и ушли к Колчаку, а потом осели в США, - или большинство оставшихся в Ижевске рабочих, которые приветствовали вступающие в город части Красной армии? Или теперь мы должны одинаково почитать и тех, и других? Такой же диссонанс присутствует во многих публикациях - книгах и статьях. Как могут учиться по этим книгам студенты и школьники! Чего хотят эти авторы - растравить давно зажившие раны?
Если представить объем и сложность работы проектирования и реализации всех этих сложных и тяжелых задач, надо признать, что Советское государство и партия большевиков с их «попутчиками», и само советское общество проделали огромный и новаторский труд. Общности, которые были конкурентами или антагонистами советского человека, были после Гражданской войны «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень - последовательно одна за другой. Но именно этот культурно-исторический тип советского человека сохранил историческую Россию и совершил такой военный и мирный труд, что с его плодами мы, может, успеем вылезти из нынешней трясины.
Сразу началась кровавая расправа со сторонниками советской власти, а потом бессмысленные массовые убийства. В течение 12 часов ловили и расстреливали большевиков и их семьи. Был расстрелян священник Дронин (он сочувствовал большевикам). После разгрома восстания ижевские и воткинские части (около 25 тыс.) ушли к Колчаку и воевали вплоть до 1922 года, хотя Ижевско-Воткинская дивизия в декабре 1919 г. была разгромлена 51-й Уральской дивизией Красной армии [284].
Надо представить себе состояние некоторых людей в условиях революции. Речь шла о квалифицированных рабочих, приверженных идеалам справедливости (стихийные социалисты), зажиточные семьянины, религиозные христиане. Предпосылками объяснить их сдвиг нельзя. Эта историческая проблема - была актуальна и сегодня остается актуальной.
После Гражданской войны, после 1923 г. и особенно 1930-х гг. разрушительные образы жестокости - и белых, и красных - были преобразованы в художественные смягченные образы. В начале 1950-х годов нынешнее старшее поколение еще получало от родственников осторожные смыслы насилия в бою, бандитизма, репрессий государства. Эти сублимированные объяснения тогда помогли молодежи - мы много об этом думали. Но наши старшие друзья и родственники ушли, следующее поколение уже не владело смыслами - за ними не стоял личный опыт. Наша литература не взялась перевести те смыслы на художественный язык, все это хранили в памяти под замком. Но ведь это - очень важный срез нашей жизни!
Так и должно было быть, но теперь мы попали в такую паутину, что нам требуется знание, свободное от эмоций. Но получилось так, что во время перестройки идеологи антисоветского проекта оставили жестокость белых в забвении, а жестокость красных в Гражданской войне, во время государственных репрессий 1937-38 гг. и депортации ряда народностей - это представили не только в жанре натурализма, но и в гипертрофированных образах.
Нам надо подойти к явлению, а не к личностям и даже не группам - хоть белых или красных, хоть ИГИЛ или Правый сектор (запрещенных в России). Почти во всем мире накапливается потенциал потрясений и жестокости. Механизм этого сдвига если и не понять, то хотя бы надо найти приемы его притормозить или смягчить. Раз уж не уйти от проблемы жестокости репрессий в периоды глубокого кризиса, придется рассмотреть важное явление 1921-1922 гг. - красный бандитизм. Он представляет сложность отношения между властью и населением.
Факты таковы. До февраля 1920 г., в Белом движении Верховным правителя России и Главнокомандующего Русской армией был адмирал Колчак. Его силы контролировали территорию Сибири и Дальнего Востока. Советская власть там была ликвидирована летом 1918 г., Советы не успели развернуться. Первые созданные части Красной армии держали фронт в Центре и на Урале.
В Сибири возникло партизанское сопротивление армии Колчака - из разных групп крестьян, хотя основную массу составляли середняки и бедняки, много рабочих. К весне 1919 г. партизанское движение расширилось, почти на всей территории Сибири, а осенью превратилось в повстанческую войну, так что сформировались крупные соединения - партизанские армии. Кроме них были десятки отрядов средней величины и сотни небольших маневренных отрядов и групп. Целые уезды освобождались партизанами еще до прихода Красной армии, там в ходе самоорганизации создавались ревкомы или Советы. Они были отличны от тех, которые развивались два года в Европейской России.
18 мая 1919 г., военный министр Колчака генерал А.П. Будберг записал в дневнике: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири... главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников... В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова “перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”» [285].
Зимой 1920 г. три Сибирских Белых армии были разгромлены, и восстановлена Советская власть. Как развивалась общность партизан в ходе становления советской Сибири? Вот короткая формулировка современного историка: «Десятки тысяч партизан и демобилизованных военных, привыкших к убийствам и грабежам, потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность. Порой она обрушивалась не только на “гадов”, но и на представителей власти, пытавшихся сдержать бандитизм. В условиях острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири масса партизан в 1920-1921 гг. оказалась в РКП(б) и органах ВЧК, превратив их в явно криминализированные структуры.
Для советской историографии было очевидно, что строительство большевистских органов власти осуществляли преданные коммунистической идее бескорыстные сторонники новой жизни - передовые, политически активные рабочие, крестьяне, интеллигенты. В действительности же новая власть, особенно в наиболее удалённых регионах, оказалась в основном составленной из неприспособленных к управленческому труду малограмотных карьеристов» [286].
Таков образ, созданный сегодня фактами вместе с ценностными идеологическими связками. Автор определил советскую власть как криминальную по причине «острого дефицита партийно-советских и чекистских кадров в Сибири». С такой же логикой он мог бы назвать криминальной всю российскую интеллигенцию - грамотную и прекрасно приспособленную к управленческому труду, которая уклонилась от службы в ВЧК и РКП. Автор пишет, что «десятки тысяч партизан, … потерявших родных и друзей от рук колчаковцев, привнесли в общественную жизнь разнузданную мстительность». Как ему не стыдно!
Советская власть вела борьбу с отрядами красных бандитов иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы. В некоторых местностях эта опасность для Советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые городские парторганизации, нарушившие общую политическую линию. Несколько месяцев шла чистка милиции, местных ЧК и РКП(б). Из партии были исключены более 8 000 коммунистов, почти не было таких ЧК, из которых не изгонялись бы по несколько членов за различные преступления и злоупотребления.
Это была очень трудная операция, поскольку, как дал определение В.И. Шишкин, красный бандитизм «возник как реакция участников революционного подполья и партизанского движения на репрессии колчаковцев и выражение недовольства мягкой карательной политикой советской власти по отношению к бывшим контрреволюционерам».
Комиссия, которая по поручению Сиббюро ЦК РКП(б) в конце сентября - начале октября 1921 г., подготовила для пленума ЦК РКП(б) специальный доклад «О красном бандитизме». Там сказано: «В основной и первоначальной своей форме красный бандитизм является продолжением гражданской войны… Созданные в Сибири после ее освобождения от Колчака коммунистические ячейки и советские органы состояли преимущественно из крестьян, на практике доказавших свою преданность Советской власти, но имевших низкий уровень общей, политической и правовой культуры. Среди рядовых советских сотрудников и коммунистов было много малограмотных и элементарно неграмотных. Редко кто из этих людей знал советские законы, разбирался в них и тем более их чтил. В своей практической работе среди населения они не могли целесообразно и эффективно применять методы убеждения и принуждения, поэтому вскоре сделали упор на вторые в ущерб первым. В результате в течение 1920 г. в Сибири произошла стремительная эскалация государственного насилия, санкционированного советским законодательством» [194].
Историк высказал важное суждение: «Трудно далось осознание того, что социальным источником и носителем красного бандитизма являлись не контрреволюционные или чуждые Советской власти элементы, а те слои населения, на которые опиралась диктатура пролетариата: разбуженная революцией и политически активная часть деревенской и городской бедноты, в том числе люмпенской».
Партизаны знали своих врагов и свои местности, поэтому были уверены, что враги притаились и готовятся нанести удар. Что задумала Советская власть в Москве, чтобы усмирить «гадов», они не знали, да и в Москве только начали разрабатывать доктрину и решения этой операции. Каковы же были мотивы партизан, у которых не было ни командиров, ни комиссаров из Москвы - они сами были и командирами, и разведчиками и мстителями? Их цель и главная ценность были - добить «гадов». Партизаны - не регулярная армия, они сами ставят цель и избирают тактику! Авторы, которые утверждают, что целью «красных бандитов» было ограбить зажиточное население, притворяются наивными.
Обсуждая явления жестокости, мы приходим к предположению, что это явление возникает в любой революции, независимо от ее цели, класса и идеологии. Различия в этом аспекте революций определяются масштабом жестокости и способами ее обуздания. Изучение этого явления актуально для всех культур и обществ, потому что все культуры и общества время от времени переживают глубокие кризисы. Тогда и происходит всплеск жестокости, которая превращается в один из общественных институтов и организуется как элемент системы.
Вернемся к уже упомянутому нами примеру, о котором теперь много пишут: восстание рабочих Ижевского и Воткинского заводов против большевиков. Пишут много, но объяснения нет - почему? Их тяготы были типичными (гораздо более легкими, чем в центральной России). Почему толкнула рабочих идея пойти за эсеров и залить кровью Прикамье, потом уйти к Колчаку под красным флагом (!) - убивать и гибнуть? Для такого шага у них не было никакого религиозного озарения, ни классовой ненависти, ни нестерпимой несправедливости.
В современном описании городов Удмуртии упомянуто Ижевское восстание 1918 г.: «Контрреволюционеры замучили и расстреляли (по официальным советским данным) около 9 тыс. чел., было уведено свыше 21 тыс. лошадей, 29 тыс. коров, сожжено более 3 тыс. жилых домов… Часть повстанцев вернулась в Советскую Россию, другая уехала в Калифорнию (США), некоторая часть осталась в Китае».
Но это неверно! Они не были контрреволюционерами! Совершенно наоборот, рабочие этих заводов в какой-то момент стали экзальтированными революционерами. Историк Сибири в своей статье (под названием «Белые под красным знаменем») прославляет успехи эсеров - генералов Колчака. Логика описания этих успехов и славы поражает, это крах рациональности.
Вот, армия Колчака начала рассыпаться: «В Сибири ижевцы и воткинцы тоже устраивались на местные заводы, но к ним относились как к предателям, калечили и убивали прямо в цехах. Сибиряки еще не видели красных, но зато вволю нагляделись на колчаковцев и люто их ненавидели. Ижевцы оказались между молотом и наковальней. В итоге рабочие-колчаковцы с семьями отступали все дальше, дойдя до Тихого океана…
По-разному сложились судьбы белых ижевцев. Многие рабочие по окончании Гражданской войны, после объявления большевиками амнистии решили вернуться на родину» [287].
12 августа 2009 года в Ижевске состоялось торжественное открытие мемориальной доски в память об участниках Ижевского восстания 1918 года. Она установлена на фасаде здания бывшего Генеральского дома, где располагался штаб восстания. Кого торжественно чествует Администрация Ижевска? Тех, кто установили режим террора и ушли к Колчаку, а потом осели в США, - или большинство оставшихся в Ижевске рабочих, которые приветствовали вступающие в город части Красной армии? Или теперь мы должны одинаково почитать и тех, и других? Такой же диссонанс присутствует во многих публикациях - книгах и статьях. Как могут учиться по этим книгам студенты и школьники! Чего хотят эти авторы - растравить давно зажившие раны?
Если представить объем и сложность работы проектирования и реализации всех этих сложных и тяжелых задач, надо признать, что Советское государство и партия большевиков с их «попутчиками», и само советское общество проделали огромный и новаторский труд. Общности, которые были конкурентами или антагонистами советского человека, были после Гражданской войны «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень - последовательно одна за другой. Но именно этот культурно-исторический тип советского человека сохранил историческую Россию и совершил такой военный и мирный труд, что с его плодами мы, может, успеем вылезти из нынешней трясины.