Есть ли шансы у призрака революции?
Источник
2. Диссиденты
Хотя активных противников российской государственности внутри страны довольно мало, они всё равно представляют собой значимый фактор политической дестабилизации. Это - корневая система, которая при небрежении огородника, способна дать всходы и заполонить политическое пространство весьма трудновыводимыми сорняками.
Внутренние оппоненты "режиму" делятся на две качественно разные категории. Первую из них образуют структуры и персоналии, которые сами претендуют на власть. Они позиционируют себя на политическом поле как силы, принципиально отличающиеся от той группы, которая осуществляет государственное управление сегодня. В чём конкретно состоят эти отличия, существенного значения не имеет. Мы живём в эпоху Постмодерна[6], и наше политическое пространство уже давно стало постмодернистским. Поэтому не стоит удивляться, наблюдая за тем, как очередной политический деятель меняет свою риторику[7], например, с либеральной на государственническую, или за тем как создаются странные тактические союзы, объединяющие представителей, казалось бы, с прямо противоположной идеологией. Идеология - лишь обёртка, позволяющая понравиться той части электората, на привлечение которой в настоящее время работает данный политик. Главная цель - получение власти, если для её достижения потребуется сменить обёртку, очень многие посчитают это невеликой платой. Сейчас российское общество находится в состоянии отката с либерального пика.
Широко распространены патриотические настроения, ностальгия по сильному государству и общему делу. Народ как общность (историческая, национальная, культурная) снова становится ценностью, и на первый план выходят понятия, которые определяют жизнь общности, например, социальная справедливость. И мы видим, как весь политический спектр начинает скользить в эту сторону. Это движение захватывает как ныне действующую власть, так и её внутренних оппонентов. Оппозиционные политики используют патриотизм и социальную справедливость в качестве идеологической базы, опираясь на которую они пытаются поднять и возглавить социальный протест[8].
Вторая категория людей, выступающих против существующей системы, включает в себя тех, кто во власть не стремится. Они не занимаются активной политической деятельностью и не видят себя "у руля" ни при каких обстоятельствах. Эта группа имеет психологию потребителей, а не устроителей изменений. Другие (активные политики) должны сделать так, чтобы чаяния этих людей оказались удовлетворены. Это - массовка недовольства, на фоне которой выступают политические персонажи из первой группы.
Людей из массовки легко посчитать жертвами информационной обработки со стороны активных оппозиционных политиков, но это не совсем так.
Какая-то доля недовольных действиями власти будет всегда. Склонность к диссидентству во многом определяется психической конституцией личности. Большое значение имеет доминирование эмоционального восприятия мира над рациональным. Человек хочет жить хорошо, несмотря ни на что. В какой-то момент он перестаёт считаться с аргументами, с помощью которых власть объясняет текущее состояние, весьма отличающееся от желаемого. Даже при наличии положительных изменений может казаться, что они совершаются слишком медленно. И тогда человек начинает думать, что нынешняя власть не очень-то эффективна. Наконец, недаром на пожар всегда сбегались зеваки. Разрушение обладает притягательной силой. Некоторых людей покой утомляет, им хочется решительных перемен, и чем они будут решительней, тем лучше.
Поэтому в любом социуме можно обнаружить массив недовольных. И чем больше этот массив, тем больше оппозиционных политиков может питаться его негативной энергией. Отношения тут двусторонние: активная внутренняя оппозиция культивирует массовое недовольство; в свою очередь, выбор политиком позиции критика существующей власти возможен только при наличии статистически заметного числа недовольных.
Существует зависимость фактора внутренней оппозиции от фактора внешних сил. Наши геополитические антагонисты заинтересованы в росте оппозиционных настроений. Они могут поддерживать оппозиционные структуры не только финансово (через выделение грантов), но и другими способами (предоставляя политикам возможность обучения за рубежом, осуществляя общую информационную поддержку и т.д.). Любая оппозиция может быть рассмотрена как агент влияния сил, заинтересованных в ослаблении России. Кто-то может сотрудничать с нашими геополитическими противниками добровольно, других могут использовать "втёмную".
С организованной внутренней оппозицией у нас научились бороться достаточно эффективно. Силовые методы (включая использование административного ресурса) применяются дозировано, точечно, что позволяет, с одной стороны, пресекать наиболее опасные проявления, а с другой, исключает возникновение атмосферы притеснения и нарушения гражданских свобод. Наиболее вменяемые оппозиционеры втягиваются в сотрудничество. Это - и работа в представительных органах с так называемой системной оппозицией, и раздача специально создаваемых для этой цели должностей советников и руководителей различных аналитических и консультативных структур[9], а порой и прямое предложение места в структурах реального управления[10]. С теми же, кто не готов довольствоваться причастностью к нынешней власти, а предпочитает ждать удобной возможности загрести всю власть целиком, ведётся успешная информационная борьба. Такие фигуры обычно обладают повышенным самомнением. Поэтому любое сотрудничество даже с теми, кто близок им по духу, они воспринимают как тактический союз. Разрыв отношений для них естественен и не считается предательством. Достаточно просто сделать достоянием гласности их постоянные внутренние разборки, и от их репутации высоконравственных и идейных "борцов с режимом" в конце концов ничего не останется[11].
Гораздо хуже обстоит дело с купированием пассивного недовольства. Хотя кое-какие методики тут уже нащупаны и внедряются в жизнь. Так, ведётся разъяснительная работа по принимаемым властью решениям. Однако и решения и разъяснения порою оказываются не на высоте. Некоторые решения таковы, что лучше бы их не было вовсе[12]. Разъяснения запаздывают: часто они даются уже после того, как вокруг принятого или анонсированного решения поднимается шумиха[13]. Между тем, каждое неразъяснённое решение - это повод для информационной атаки на власть, и следует ожидать, что этим поводом воспользуются. Большое значение также имеет прозрачность работы органов власти. Тут тоже есть определённые успехи. Довольно высока прозрачность законотворческой деятельности. Мы знаем, какие проекты законов поступили на рассмотрение, можем отследить их путь и принятые по ним решения. Действия исполнительной власти менее доступны для обозрения. Значительным достижением является обязанность, вменённая всем лицам, обладающим хоть какими-то полномочиями, отвечать на письма и обращения граждан. К сожалению, в значительном числе случаев эти ответы являются формальными отписками. Предпринимаются усилия по созданию структур, организующих граждан (в первую очередь, молодёжь) на сотрудничество с государством[14]. Но подобных зон гражданской ответственности не так много, а существующие формы также страдают от формализма. Многое делается лишь для того, чтобы было что написать в отчёте. Наконец, хуже всего дело обстоит с воспитанием рационального мышления. Можно отметить определённые подвижки в школьном образовании: детей стали учить рассуждать и принимать обоснованные решения. Однако в целом современная культура культивирует эмоциональную мотивацию[15]. Люди не хотят думать и не готовы прислушиваться к рациональным доводам[16].
5. Сама установка на потребление
Не только заданный стандарт подталкивает нас к революции, но и сама установка на потребление также работает на приближение социального катаклизма.
Потребление уже давно стало если не смыслом жизни, то ценностью, занимающей самую первую строчку[22]. Одна ли реклама в этом виновата? Нет, конечно. Но современный человек оценивает качество своей жизни, потому насколько высок его уровень потребления. Через потребление сегодня формулируется и понятие справедливости: если кто-то потребляет больше меня, это несправедливо.
Власть мыслится как область, в которой происходит настройка системы распределения благ. Люди сосредоточены на потреблении, поэтому созидание остаётся вне зоны их интересов. По их мнению, производственный процесс легко может быть делегирован. В нём важно лишь то, что результат потом будет распределён. Предполагается, что результат всё равно будет. Если производственный процесс находится в руках частника, он распределит его результат в свою пользу. Если делегировать производственные процессы государству, то можно построить государство, которое обеспечит справедливое распределение. Каждый, кто так думает, уверен, что в результате его личная доля распределяемого продукта увеличится, а уровень потребления возрастёт.
Поскольку иные ценности для современного человека не так значимы, он готов допустить перетряску страны при условии, что это выгодно скажется на его потреблении.
[22] Здесь и дальше мы будем сталкиваться с формулировками, на первый взгляд, противоречащими тому, что мы говорили о русском человеке раньше. Если наш человек ищет глубинных смыслов, как он может оказаться замкнутым на потребительство? А ведь оказывается. Дело в том, что у человека есть, по меньшей мере, два уровня аксиологии. Один из них образуют те ценности, которые человексчитает своими: он их проговаривает, когда рефлексирует. А второй - ценности, задаваемые бытовым поведением. Не задумываясь, человек реализует совсем не те ценности, которые он исповедует сознательно. Потребление относится к уровню бытовых ценностей, а осмысленность - к философским. С последними обращаются часто как с драгоценностями: ценят, но пользуются очень редко.
Андрей Карпов.
полностью
2. Диссиденты
Хотя активных противников российской государственности внутри страны довольно мало, они всё равно представляют собой значимый фактор политической дестабилизации. Это - корневая система, которая при небрежении огородника, способна дать всходы и заполонить политическое пространство весьма трудновыводимыми сорняками.
Внутренние оппоненты "режиму" делятся на две качественно разные категории. Первую из них образуют структуры и персоналии, которые сами претендуют на власть. Они позиционируют себя на политическом поле как силы, принципиально отличающиеся от той группы, которая осуществляет государственное управление сегодня. В чём конкретно состоят эти отличия, существенного значения не имеет. Мы живём в эпоху Постмодерна[6], и наше политическое пространство уже давно стало постмодернистским. Поэтому не стоит удивляться, наблюдая за тем, как очередной политический деятель меняет свою риторику[7], например, с либеральной на государственническую, или за тем как создаются странные тактические союзы, объединяющие представителей, казалось бы, с прямо противоположной идеологией. Идеология - лишь обёртка, позволяющая понравиться той части электората, на привлечение которой в настоящее время работает данный политик. Главная цель - получение власти, если для её достижения потребуется сменить обёртку, очень многие посчитают это невеликой платой. Сейчас российское общество находится в состоянии отката с либерального пика.
Широко распространены патриотические настроения, ностальгия по сильному государству и общему делу. Народ как общность (историческая, национальная, культурная) снова становится ценностью, и на первый план выходят понятия, которые определяют жизнь общности, например, социальная справедливость. И мы видим, как весь политический спектр начинает скользить в эту сторону. Это движение захватывает как ныне действующую власть, так и её внутренних оппонентов. Оппозиционные политики используют патриотизм и социальную справедливость в качестве идеологической базы, опираясь на которую они пытаются поднять и возглавить социальный протест[8].
Вторая категория людей, выступающих против существующей системы, включает в себя тех, кто во власть не стремится. Они не занимаются активной политической деятельностью и не видят себя "у руля" ни при каких обстоятельствах. Эта группа имеет психологию потребителей, а не устроителей изменений. Другие (активные политики) должны сделать так, чтобы чаяния этих людей оказались удовлетворены. Это - массовка недовольства, на фоне которой выступают политические персонажи из первой группы.
Людей из массовки легко посчитать жертвами информационной обработки со стороны активных оппозиционных политиков, но это не совсем так.
Какая-то доля недовольных действиями власти будет всегда. Склонность к диссидентству во многом определяется психической конституцией личности. Большое значение имеет доминирование эмоционального восприятия мира над рациональным. Человек хочет жить хорошо, несмотря ни на что. В какой-то момент он перестаёт считаться с аргументами, с помощью которых власть объясняет текущее состояние, весьма отличающееся от желаемого. Даже при наличии положительных изменений может казаться, что они совершаются слишком медленно. И тогда человек начинает думать, что нынешняя власть не очень-то эффективна. Наконец, недаром на пожар всегда сбегались зеваки. Разрушение обладает притягательной силой. Некоторых людей покой утомляет, им хочется решительных перемен, и чем они будут решительней, тем лучше.
Поэтому в любом социуме можно обнаружить массив недовольных. И чем больше этот массив, тем больше оппозиционных политиков может питаться его негативной энергией. Отношения тут двусторонние: активная внутренняя оппозиция культивирует массовое недовольство; в свою очередь, выбор политиком позиции критика существующей власти возможен только при наличии статистически заметного числа недовольных.
Существует зависимость фактора внутренней оппозиции от фактора внешних сил. Наши геополитические антагонисты заинтересованы в росте оппозиционных настроений. Они могут поддерживать оппозиционные структуры не только финансово (через выделение грантов), но и другими способами (предоставляя политикам возможность обучения за рубежом, осуществляя общую информационную поддержку и т.д.). Любая оппозиция может быть рассмотрена как агент влияния сил, заинтересованных в ослаблении России. Кто-то может сотрудничать с нашими геополитическими противниками добровольно, других могут использовать "втёмную".
С организованной внутренней оппозицией у нас научились бороться достаточно эффективно. Силовые методы (включая использование административного ресурса) применяются дозировано, точечно, что позволяет, с одной стороны, пресекать наиболее опасные проявления, а с другой, исключает возникновение атмосферы притеснения и нарушения гражданских свобод. Наиболее вменяемые оппозиционеры втягиваются в сотрудничество. Это - и работа в представительных органах с так называемой системной оппозицией, и раздача специально создаваемых для этой цели должностей советников и руководителей различных аналитических и консультативных структур[9], а порой и прямое предложение места в структурах реального управления[10]. С теми же, кто не готов довольствоваться причастностью к нынешней власти, а предпочитает ждать удобной возможности загрести всю власть целиком, ведётся успешная информационная борьба. Такие фигуры обычно обладают повышенным самомнением. Поэтому любое сотрудничество даже с теми, кто близок им по духу, они воспринимают как тактический союз. Разрыв отношений для них естественен и не считается предательством. Достаточно просто сделать достоянием гласности их постоянные внутренние разборки, и от их репутации высоконравственных и идейных "борцов с режимом" в конце концов ничего не останется[11].
Гораздо хуже обстоит дело с купированием пассивного недовольства. Хотя кое-какие методики тут уже нащупаны и внедряются в жизнь. Так, ведётся разъяснительная работа по принимаемым властью решениям. Однако и решения и разъяснения порою оказываются не на высоте. Некоторые решения таковы, что лучше бы их не было вовсе[12]. Разъяснения запаздывают: часто они даются уже после того, как вокруг принятого или анонсированного решения поднимается шумиха[13]. Между тем, каждое неразъяснённое решение - это повод для информационной атаки на власть, и следует ожидать, что этим поводом воспользуются. Большое значение также имеет прозрачность работы органов власти. Тут тоже есть определённые успехи. Довольно высока прозрачность законотворческой деятельности. Мы знаем, какие проекты законов поступили на рассмотрение, можем отследить их путь и принятые по ним решения. Действия исполнительной власти менее доступны для обозрения. Значительным достижением является обязанность, вменённая всем лицам, обладающим хоть какими-то полномочиями, отвечать на письма и обращения граждан. К сожалению, в значительном числе случаев эти ответы являются формальными отписками. Предпринимаются усилия по созданию структур, организующих граждан (в первую очередь, молодёжь) на сотрудничество с государством[14]. Но подобных зон гражданской ответственности не так много, а существующие формы также страдают от формализма. Многое делается лишь для того, чтобы было что написать в отчёте. Наконец, хуже всего дело обстоит с воспитанием рационального мышления. Можно отметить определённые подвижки в школьном образовании: детей стали учить рассуждать и принимать обоснованные решения. Однако в целом современная культура культивирует эмоциональную мотивацию[15]. Люди не хотят думать и не готовы прислушиваться к рациональным доводам[16].
5. Сама установка на потребление
Не только заданный стандарт подталкивает нас к революции, но и сама установка на потребление также работает на приближение социального катаклизма.
Потребление уже давно стало если не смыслом жизни, то ценностью, занимающей самую первую строчку[22]. Одна ли реклама в этом виновата? Нет, конечно. Но современный человек оценивает качество своей жизни, потому насколько высок его уровень потребления. Через потребление сегодня формулируется и понятие справедливости: если кто-то потребляет больше меня, это несправедливо.
Власть мыслится как область, в которой происходит настройка системы распределения благ. Люди сосредоточены на потреблении, поэтому созидание остаётся вне зоны их интересов. По их мнению, производственный процесс легко может быть делегирован. В нём важно лишь то, что результат потом будет распределён. Предполагается, что результат всё равно будет. Если производственный процесс находится в руках частника, он распределит его результат в свою пользу. Если делегировать производственные процессы государству, то можно построить государство, которое обеспечит справедливое распределение. Каждый, кто так думает, уверен, что в результате его личная доля распределяемого продукта увеличится, а уровень потребления возрастёт.
Поскольку иные ценности для современного человека не так значимы, он готов допустить перетряску страны при условии, что это выгодно скажется на его потреблении.
[22] Здесь и дальше мы будем сталкиваться с формулировками, на первый взгляд, противоречащими тому, что мы говорили о русском человеке раньше. Если наш человек ищет глубинных смыслов, как он может оказаться замкнутым на потребительство? А ведь оказывается. Дело в том, что у человека есть, по меньшей мере, два уровня аксиологии. Один из них образуют те ценности, которые человексчитает своими: он их проговаривает, когда рефлексирует. А второй - ценности, задаваемые бытовым поведением. Не задумываясь, человек реализует совсем не те ценности, которые он исповедует сознательно. Потребление относится к уровню бытовых ценностей, а осмысленность - к философским. С последними обращаются часто как с драгоценностями: ценят, но пользуются очень редко.
Андрей Карпов.
полностью