«ЛЕВИАФАН». ПРО ЛЮДЕЙ И ПРО БЛЯДЕЙ
Скажу сразу: мне изначально было глубоко по херу, получит фильм Звягинцева «Оскара» или нет. Затачивать своё творчество на добычу позолоченного истукана весом в 3,5 килограмма для художника - то же самое, что обывателю подчинить свою повседневную жизнь непрерывному слежению за скачками курсов доллара и евро. Однако просмотр фильма натолкнул меня на кое-какие мысли, поделиться которыми с широкой публикой я счёл себя обязанным.
КОЛИ РОЖА КРИВА
Непрекращающиеся в интернете говновысеры патриотов и либералов по поводу «Левиафана» лишний раз указывают на то, что своей кинухой Звягинцев таки ухитрился зацепить за ливер публику, не успевшую окончательно отупеть от «Самых лучших ёлок». Но если первые обвиняют режиссёра в очернении российской действительности и требуют поставить его к стенке в чистом поле, то вторые голосят, что главный герой фильма неправдоподобно сдался на милость победителя вместо того, чтобы отправиться из своей жопы мира прямиком на Манежку и поднять там восстание супротив кровавого режима.
Я не знаю, что такого особо чернушного увидели в фильме недовольные зрители, и какие такие невъебенные откровения посетили их. Нешто мы и без Звягинцева не знали: в новой России за последнюю четверть века не изменилось ничего, вот разве что власть бандитскую сменила власть чиновничья с её административным ресурсом? И если раньше мэр мог только орать матом, то сейчас в промежутках он способен умняк смандячить и потолковать с собеседником о муниципальном партнёрстве и бренде. Или мы были не в курсе того, что малые провинциальные городки и деревни ежегодно вымирают тысячами из-за беспросветной нужды их насельников, спивающихся палёнкой и бегущих в мегаполисы? Или мы практически ежедневно не видим в телевизоре президента и патриарха, кружащихся, как шерочка с машерочкой, в танце взаимной раздачи наград?
«Левиафан» - не более чем зеркало, поставленное перед страной. Оно отражает сиюминутную, но очень затянувшуюся ситуацию, времена морока и народного обнищания. И если кто-то, взглянув в этот фильм, увидит в нём собственное перекошенное ебало, то имеет ли смысл пенять на качественное зеркало?
Хотя вот министр Мудинский в качестве аргумента о неправдоподобности фильма выдал: «Себя, своих коллег, знакомых и даже знакомых знакомых в персонажах «Левиафана» я не увидел». Хули, ничего удивительного: Мудинский живёт в ином мире - машин с мигалками, зарубежных поездок, комфортных служебных квартир и офисов с надроченными секретаршами. Откуда в этом мире взяться подобным знакомым? Может быть, когда министр смотрит кино про комедийных дебилов, олигархов и бандюганов - а таких фильмов сейчас на экранах в изобилии, - он скорее узнаёт себя в ком-то из киногероев?
А вот я, живущий в самой что ни на есть глубине России, историй, подобных «Левиафану», могу рассказать вороха. Особенно характерны они как раз для маленьких городишек, в которых власть, жульё, коммерсанты и полицаи повязаны друг с другом в тугой вонючий клубок взаимными уступками, тайнами, пьянками и преступлениями. Мне как-то раз даже довелось побывать в бане вместе с районным главой, ментовским начальником и бизнесменом, которые без стеснения обсуждали в парилке свои общие коммерческие интересы.
А ещё в сюжете фильма я легко узнаю историю своего дядьки-пенсионера, которого сельская администрация силком отправила в дом престарелых, а его квартиру отжала и втихушку перепродала. Да и сам я - на манер серебряковского мужичка - чалился по тюрьмам и стоял в клетке зала судебных заседаний, а зажравшиеся судьи внаглую выносили мне приговор за то, чего я не совершал.
БУХЛО КАК ЗНАК ПРЕПИНАНИЯ
В «Левиафане» нет положительных героев, и тем самым Звягинцев сближается с европейской культурной традицией. Это русская литература по призыву аса Пушкина призывала милость падшим, так что даже Раскольникова, захерачившего топориком бабку и её брюхатую сестру, Достоевский смог не только оправдать, но и сделать симпатичным парнишей. Европейские же писатели предпочитали показывать читающей публике картины, более-менее соответствующие реальности, а далее уже сам читатель мог определиться с собственным отношением к герою книги.
Если отбросить в сторону многочисленные навязчивые символы (а Звягинцеву явно не даёт спать кинематографическая слава его тёзки), то фильм представляет собой вполне обыденную - если не сказать бытовую - историю. Самое неправдоподобное в нём - лишь китовий остов, торчащий у северного побережья, да матерные слова, которые культурные актёры иногда произносят стеснительно и не к месту.
Звягинцевское кино построено по универсальному принципу, сформулированному ещё Шнуром: «Никого не жалко, никого. Ни тебя, ни меня, ни его». Ни одно из действующих лиц не вызывает сочувствия: ни постоянно жрущий водку и рвущий на пупу рубаху герой Серебрякова, ни его хроманувшая на передок бабёнка, ни гнилой столичный адвокатишка, ни мэр-бандюган. Есть какие-то человеческие задатки в мальце, сыне героя, но и ежу понятно, во что разовьют их усыновившие пацана ментяра-подкаблучник и его баба-хабалка, пьющие горькую.
Да и сам фильм вовсе не является российской трансформацией истории америкоса Химейера. Тот на бронированном тракторе Komatsu развалил к ебеням 13 зданий, в которых жили и работали его обидчики, а потом застрелился в знак протеста против нарушения священного права частной собственности. «Левиафан» - это даже не рассказ о пожилом коммерсанте Анкушеве из Кировска (как раз места, в которых снимался фильм), который шесть лет назад устал судиться с охуевшими властями и завалил мэра из ТТ прямо в здании городской администрации.
Самое прискорбное, что Звягинцев показывает нам не человека, восставшего против несправедливости со стволом в руках, а типичного русачка, рукастого, но без царя в голове, не умеющего ни поставить себя перед чиновником, ни грамотно воспользоваться буквой закона, бухающего и беспрестанно жалующегося на горькую судьбинушку. Библейский Иов, с которым постоянно сравнивают героя Серебрякова, тоже глупо пострадал из-за того, что Сатана и Иегова заключили между собой пари на испытание веры праведника. Но Иов на протяжении многих страниц Библии ныл по-жидовски так занудно и настолько проебал мозги всем своим соплеменникам, что всевышний сдался и вернул ему всё отнятое. Звягинцев отнял у своего героя даже эту глупую надежду из ветхозаветной сказки, отдав его на полнейшее поругание Левиафану власти.
А что оставалось делать режиссёру? Если бы герой Серебрякова вышиб мэру мозги на ступенях своего дома или заколбасил его в кабинете мэрии, вся чиновничья и православная пиздобратия современной России хором приложила бы усилия для того, чтобы осудить Звягинцева по 282-ой статье УК - за возбуждение всяческих видов вражды и ненависти. Поэтому неправы те, кто упрекает фильм за многочисленные сцены с распитием водяры. Она выполняет в киноленте пунктуационную функцию многоточия: там, где действующие лица фильма могли бы совершить реальные и жестокие поступки, - они всего лишь тупо садятся за стол и наливают либо присасываются к горлышку бутылки. Этакая недомолвочка по Звягинцеву…
Впрочем, и этот шаблонный спуск человека по наклонной - тоже куда более правдоподобен в фильме, чем кровная месть власть имущим. Не зря ведь на злобное ворчание героя о том, что народ может поднять мэра на вилы, адвокат трезво замечает: «Я тебя умоляю! Кому поднимать-то?» И безголовые выпотрошенные рыбьи тушки, навалом лежащие в кадре - лучшая аллегория русского народа. Такого, каков он сегодня.
Настоящих буйных-то, как известно, мало, и я постоянно ржу, читая в интернете злобные выкрики либералов из подворотен. Дело ведь не в том, что их - ничтожное количество (иная боевая единица в истории могла увлечь за собой массы), а в том, что каждый из них ссыт променять свой тёплый вонюченький комфорт и американские плюшки на тюремную баланду и лесоповал. Видимо, пока количество бесправных иовов в стране не превысит критическую массу, мало что изменится в нашей Расеюшке.
БЕЙ БЛЯДЕЙ - СПАСАЙ РОССИЮ?
Героев звягинцевского фильма надлежит оценивать не по тому, плохие они и хорошие, а иным мерилом - насколько каждый из них поступает по справедливости. Ибо для русского человека всегда важным было не столько следовать римскому праву, сколько прислушаться к собственной совести и действовать в соответствии с ней. Не зря даже в уголовном мире существует правило: «Поступай с людьми по-людски, а с блядьми - по-блядски» (в данном случае понятие «блядь» имеет отношение не к сексу, а к изначальному, древнерусскому смыслу слова - «неверный, лживый, вводящий в заблуждение»).
Если опять-таки вынести за скобки серебряковского сынишку, то героев, поступающих по совести, в «Левиафане» всего двое: главный герой да занюханный поп из северной глубинки. Остальные продажны - в той или иной степени. Чего стоит только московская юридическая шлюха: он - в зависимости от ситуации - может и кодексом потрясти, и на откупные согласиться, и брататься по пьянке, и выебать жену армейского кореша. Если на всё своё кинополотно Звягинцев смог сыскать лишь двоих приличных людей, стало быть всё совсем херово в нашем датском королевстве, где блядское поголовье - кто из страха, а кто по убеждению - прирастает ото дня ко дню, достигая сакральной цифры 84%. Близок тот день, когда немногие, ещё не утратившие разума, начнут вопить в отчаянии: «Спаси, Россия! Бляди бьют!». Но молчит сука-Русь, не даёт ответа.
Некоторые из посмотревших фильм считают, что режиссёр противопоставил в нём зажравшемуся владыке поселкового священника-бессребренника, который-де и есть здравая, глубинная основа православной церкви, способная возродить истинную веру. Но только послушайте, как на полные отчаяния вопросы, которые герой Серебрякова задаёт батюшке, тот отвечает затверженными ещё в семинарии строчками Библии да набившим оскомину слоганом «Неисповедимы пути Господни». И это тоже - чисто по-русски: когда одни делают свои тёмные, но конкретные дела, другие только пиздят, неважно - на интернет-форумах или на своих кухнях. А пока попик по старинке окормляет хлебами свиноводов, иная катакомбная религия возрастает в развалинах церквушки - под пивас и косячок да под гитарные переборы. И сдаётся мне, что для России она ещё обернётся большой кровушкой.
А ещё в фильме я увидел историю мужчины и женщины, на которую ни один из кинокритиков отчего-то не обратил внимания вовсе. А зря. На бой с Левиафаном человек всегда выходит из семьи, своей крепости, и от того, насколько крепки будут её стены, во многом зависит исход битвы. Это - неизмеримо важнее, чем всякие политические, экономические или религиозные резоны, потому что любые режимы приходят и уходят, а сущность человека и его личная жизнь пребудут всегда.
Кинолента Звягинцева лишний раз подтверждает прописную истину: все беды - от баб. Если бы глупая блядёшка не надумала подвернуть другу своего мужа, может, и затея с шантажом мэра выгорела бы, и давние товарищи так и оставались бы в неведении истинной сущности друг друга. Если бы шлюха в отчаянии не сиганула с утёса - у власти не оказалось бы реальной зацепки для возбуждения уголовного дела против её мужа. Но это всё - «если бы».
Понять образ жены главного героя мне помогла одна из моих бывших жён, баба в такой же степени высокомерная, сколь и глупая. Ну, не блядовала хотя бы - и за то спасибо. Не имея никакого образования, кроме школьного, она была крайне высокого мнения о себе, а всех окружающих считала недалёким быдлом. Меня - пока был на коне - она любила, а когда фортуна повернулась к нашей семье жопой - не стала меня ставить ни в хер, что и послужило причиной моего ухода от неё. Сейчас она, по некоторым сведениям, то ли моет где-то полы, то ли сторожит какую-то контору, но гонора в ней эта скорбная участь ничуть не убавила.
Героиня Ленки Лядовой - как раз из этой породы. Она живёт в Мухосранске, на берегу бела моря, работает на рыбопереработке и наверняка воняет рыбьим жиром, но её понтов хватает на то, чтобы эротично пробрить манду. Вышла баба за героя Звягинцева потому, что увидела в нём самца, который и подняться в этой сраной жизни смог, и коттедж на морском берегу выстроить сумел, тогда как её лучшая подруга ютится со своим полицаем в типовой хрущобе. Ради замужества она даже смирилась с существованием пасынка, хоть они и открыто ненавидят друг друга. Но вышла замуж явно не по любви. Чтобы понять это, достаточно вспомнить краткий диалог героев:
- Я тебя люблю.
- Я знаю.
Но вот вектор жизни сменил направление, и альфа-самец начал сдуваться под ударами судьбы. Что делать сорокалетней тётке без образования и без умения самой обустроить собственную жизнь? Правильно - прилипнуть к другому самцу, который силён или хотя бы выглядит таковым. Она бы и мэру дала без зазрения совести, да только тот обитает в иных эмпиреях: у него и баба поавантажнее будет, и шлюх помоложе он пользует.
Выход один - попытаться запрыгнуть в последний вагон, в котором возвращается в Москву столичный адвокат. И по херу ей, что тем самым она совершает жуткое вероломство по отношению к мужу, и насрать, что из-за этого предательства последняя возможность спасти ситуацию со сносом дома накрывается медным тазом. Когда баба чует свой профит - ей нет преград. Особенно тогда, когда других выгод уже не предвидится.
Но просчиталась сучка по собственной глупости: трахнуть-то адвокат её трахнул, но в свою страну Лимонию укатил один. Только и осталось, что поселиться в хрущёвке со своим спивающимся мужем и пасынком, который уже через несколько лет начнёт со всей своей молодой дури мудохать и её, и батю.
Был бы у тётки собственный короед - он ещё как-то удержал бы её в этой жизни. Но бездетной стареющей самке, просравшей последнюю возможность, остаётся одно - броситься в объятия пучины. И это очень верный авторский посыл: блядям счастья в личной жизни не положено.
Кто бы и что бы ни говорил мне - весь фильм вращается не на политических и религиозных осях, а вот на этом внутрисемейном конфликте, в той или иной степени разрушившем жизни всех его участников. Не имей главный герой столь роковой и страстной привязанности к своей жене, многих трагедий удалось бы избежать. Нельзя строить свой личный храм на столь зыбкой почве. Всякий человек неуязвим лишь тогда, когда ему нечего терять - ни сладкой пизды, ни детей, ни особняка на морском берегу. Ветхозаветный Иов был туп, не понимая этого: лишившись всего в своей жизни, он только и стал по-настоящему свободным. Но не осознавал этого библейский праведник и продолжал нудно причитать, жалуясь хохочущим над ним богам…
