В Москве купил 26-й номер журнала «Символ», где были напечатаны «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы в переводе Софьи Лихаревой (1883-1980). Вернувшись в Саранск, нашел время для чтения, пытаясь войти в католическую нирвану и не сойти с ума. Сделал несколько медитаций, но когда дошел до созерцания зла, испытал моральный ступор. Решил со злом пока повременить, посоветоваться с католическими старцами, чтобы безопасно добраться до духовных вершин, где мне откроются врата небесные, и сам Иисус Христос скажет, где я накосячил и как это исправить.
Из Хельсинки пришло письмо, в котором Сеппо Лаллукка писал, что из-за распада СССР договор о культурном сотрудничестве с Финляндией утратил силу, а договора с Россией еще нет. Срок моей стажировки откладывается.
Ездил в гости в Летки к отцу Николаю. Он рассказал о том, что всех новоначальных священников обязывают поступать на заочный сектор Московской семинарии. Бывалые батюшки намекают, что ездить туда нужно не с пустыми руками. Преподавателей нужно подкармливать деревенскими продуктами, особенно когда цены на еду отпустили. Недавно он ездил на сессию с опытным священником-заочником. Тот вез четыре трехлитровых банки яблочного вина собственного производства и пять килограммов сала. Предложил попробовать. Сильно в голову ударило, а бывалого священника совсем развезло. Он вышел из купе в рясе и запел во весь голос песню из репертуара группы "Комбинация":
Два кусочека колбаски
У тебя лежали на столе,
Ты рассказывал мне сказки
Только я не верила тебе.
По коридору шли два милиционера и посоветовали ему лечь спать. Он начал пререкаться:
- Идите своей дорогой, сынки. Я у себя в районе с начальником РОВД каждый день бухаю!
Милиционеры предупредили, что высадят в Зубовой Поляне и составят протокол. Бывалый священник понял, что не стоит связываться и вернулся в купе и пояснил:
- Если бы не в рясе, могли с поезда снять. Видишь, какое вино! Совсем мозги отшибает! У меня его преподаватели основного богословия хвалят.
Отец Александр Пелин обзавелся окружением. У него появились два послушника, одного из которых звали Володя. Судя по внешности, горный алтаец. Их пристроили к делу: посадили продавать православные книги и иконы. Я зашел в книжный магазин возле вокзала и увидел, что Володя притулился в уголке на табуретке перед раскладным столиком с товаром.
Я спросил, как идут дела.
- Плохо, - проговорил Володя. - Отец Александр завез бумажные иконы афонского письма из Москвы. Их никто не покупает. Бабушки говорят, что лица на них не русские, на евреев похожи. Приходится сидеть. Послушание - выше поста и молитвы! Отец Александр обещал рекомендацию в монастырь.
Вскоре я встретил отца Александра в приподнятом настроении. Он сказал, что наши труды даром не пропали, и дело об открытии катехизационных курсов сдвинулось с мертвой точки. Удалось найти первых преподавателей: отца Виктора Зимина и матушку Ларису Сакович. Постепенно собирается богословская библиотека. Он пригласил зайти к нему домой, чтобы посмотреть книги, полученные по почте из-за границы с тех адресов, которые я ему давал. В квартире он показал шкаф до потолка с книгами, купленными после возвращения из армии. Он достал из желтых пакетов несколько годовых комплектов журналов «Русский католический вестник», присланных из Брюсселя, и прокомментировал:
- Я просмотрел их и понял, что это - не православие, поэтому дарю тебе. Кроме того, еще и книгу «Жив Бог», присланную из Лондона. До меня дошло, что такое современное православное богословие. Прислали много экземпляров.
Затем он предложил помолиться перед иконами и долго искал епитрахиль. Не найдя ее, он освятил полотенце и повесил себе на шею, прокомментировав:
- По святоотеческим правилам, иерей должен молиться в епитрахили, а если ее нет, то нужно освятить веревку или полотенце.
На прощанье сказал:
- Если надумаешь вернуться в православие, то можешь всегда на меня рассчитывать. Слово замолвлю.
В ДК университета ежемесячно проводились круглые столы на религиозные темы. Я старался бывать на них. Однажды, вставил слово на темы экуменизма. Типа, эпоха Крестовых походов и жесткого конфессионализма прошла: после Второй Мировой войны, холокоста и архипелага ГУЛАГ, «давайте жить во всем, друг другу потакая» (Булат Окуджава). После меня выступал мужчина лет сорока. Я часто видел его в Пушкинской библиотеке, читавшим академическое собрание сочинений Достоевского. Он раскритиковал мою «соловьевщину» и перешел к предсказанию великого пути России на фоне загнивающего Запада, пропагандирующего гомосексуализм и вседозволенность.
Вскоре в «Молодом ленинце» вышла его статья, где он помянул меня как сторонника Крестовых походов, гомосексуализма и униатства. В результате меня стали побаиваться православные священники в тех храмах, где я причащался. Я сделал вывод, что Саранску не нужен.
Позвонил отцу Андрею в Москву и рассказал о случившемся.
От иронично прокомментировал:
- Эмпэшники такого человека потеряли!
Затем он пожаловался: ему звонил из Ивано-Франковска семинарист Алексей Баранников и попросил купить билет на поезд от Москвы до станции Локоть в Алтайском крае. Он пошел, поскользнулся и сломал ногу. Теперь лежит в гипсе. Просил больше никому его телефона не давать. Из хороших новостей было то, что его начало признавать католическое сообщество Москвы. К нему на литургию приходил преподаватель философии из Физтеха Иван Лупандин, который участвовал в катакомбной религиозной жизни Москвы с 1978 г. Он был терциарием Ордена доминикацев, рассказал ему много интересного и подарил машинописные мемуары.
На этой ноте, вселяющей надежду, окончился трудный 1992 год.
Дарственная надпись на книге "Жив Бог"