Духовный закат вручную; 1992 год: коларадка
Летом Виктор Андреевич Балашов защитил докторскую диссертацию в Москве. С начала учебного года предполагалось, что его ждет повышение. Придя на занятия 1 сентября, зашел в деканат и уловил «чемоданное» настроение. В пединституте освободилось кресло ректора. Ожидалось, что туда уйдет первый проректор университета Виктор Миронович Макушкин, а его место займет Балашов. Все это узнал из разговоров в деканате.
Получив ваучеры за себя и двух братьев, вложил в «Первый ваучерный фонд» в ожидании обогащения.
Возле кинотеатра «Октябрь» мне, как обычно, встретился отец Александр Пелин, вернувшийся из Сергиева Посада. Он поступил на заочный сектор Московской духовной семинарии. Его голос стал тверже, в речи появилась уверенность, а из головы забил фонтан идей, главной из которых было объединение похоронных услуг города под эгидой православного ЕпУ (епархиального управления). Чтобы можно было позвонить по телефону и заказать в одном месте венки, священника и поминки в столовой. Я слышал, что похоронный бизнес уже схвачен мафией, которая более решительна в защите интересов, чем отец Александр, поэтому представил, как смешно будут смотреться его большие ботинки, торчащие из гроба. Проговорив за полчаса все замыслы, он пригласил меня рассказывать детям библейские истории в детском клубе «Родник» на Светотехстрое. Клуб располагался в домоуправлении, и по штату в нем были два педагога-организатора, занимавшихся рукоделием с детьми пионерского возраста. Руководитель клуба Галина Ивановна решила заняться православным просвещением из-за того, что ее помощница принесла в клуб детские журналы, распространяемые протестантской миссией «Благовестие», и разучивала с детьми песни оттуда. Галина Ивановна обратилась в епархиальное управление и попросила прислать священника.
Отец Александр достал из бездонной черной сумки несколько небольших колокольчиков и принялся с увлечением в них звонить. На него с интересом посмотрели мальчики и девочки. Затем он спел несколько тропарей, из-за чего можно было понять, что пение - не самый яркий из его талантов. Судя по глазам, дети не поняли ни слова из песнопений, но появление забавного человека в рясе с крестом, делающим перед их глазами резкие движения руками и звонящего в колокольчики, их захватило. Пока он трезвонил, спросил у помощницы, знакома ли она с Анатолием Богатовым.
- Его жена стишатами баловалась и ходила в литературную студию при клубе «Строитель». Однажды Анатолий Николаевич пришел вместе с ней и проповедовал Библию. Все девушки нашли, что он - интересный мужчина. Я стала ходить на их собрания. Мне там нравится, а Галина Ивановна считает, что нужно детей учить православию.
Я рассказал детям несколько историй из «Детской библии» и прокомментировал, чему они учат. Затем мы простились. И отец Александр в троллейбусе рассказал мне план работы в клубе, подчеркнув важность борьбы с протестантизмом.
В октябре произошла ожидаемая перестановка, и Виктор Андреевич Балашов переехал в кабинет первого проректора в АБК. Деканом исторического факультета был избран доцент Владимир Федорович Кутергин, отличавшийся мягкостью в общении со студентами. На факультете наступило великое расслабление на фоне свободного посещения лекций. Я понял, что меня никто не хватится, и решил отбыть на месяц в Галицию, предупредив старосту нашей группы Владимира Волкова, что если меня будут искать, то я перевелся на индивидуальный план.
В Москве я заезжал к отцу Андрею, и мы долго мусолили церковную политику. Он был мрачен: его никто в Москве не признает; католикам не нужен; экуменически настроенным православным тоже.
- У меня такое чувство, что нас оставили на вымирание. После нас уже никого не будет. Бывают тупиковые ветви истории. Мне передали, что Наталья Трауберг назвала меня «благочестивым мошенником», мол, я личную проблему разрыва с пензенским епископом превратил в церковную политику. Кроме того, тут появился из «Руссикума» отец Стефано Каприо и считает себя экзархом Федоровым. Раньше сидел во Владимире и служил мессу, как обычный ксёндз. Теперь приехал в Москву и рясу с крестом надел, типа он тут главный по восточному обряду.
Я ушел от отца Андрея в плохом настроении. Лишь когда сел в поезд Москва - Ивано-Франковск и развернул пакет с вареной картошкой и яйцами, рассмеялся. В пакет вложил газету, чтобы на нее картошку чистить. Это был свежий номер «Молодого ленинца» с интервью отца Александра Пелина, которое взял у него «орленок» Андрей Седов. Я читал и ржал, пугая пассажиров в отсеке. Затем сказал почти вслух: «Орлята учатся летать! Началась канонизация Мальчиша Плохиша!».
В Ивано-Франковске мне сказали, что с этого учебного года в институте учатся два студента из Новосибирска: Андрей Зверев и Алексей Баранников. Времени у меня было много, и я разыскал их на хозяйственных работах. Они разгружали стройматериалы. Зверев был разговорчивым, а Баранников молчаливым.
Мы вышли на улицу, уселись на парковую скамейку, и я рассказал о себе. Вокруг нас ходили студенты в черных рубашках с пластиковыми вставками в воротник.
- Андрей, не знаете ли, как правильно называется такая униформа?
- Это называется сорочка с коларадкой. Слово «коларадка» происходит от английского слова collar - воротник. Это - клерикальная одежда типа «короткий строй». «Длинным строем» является латинская сутана. Т.е. рубашку с коларадкой должны носить только те, кто носит сутану. Это типичная латинская вещь. Во Франковск рубашки хорошего качества завозят из Польши по 10 долларов. Здесь есть одна имость (попадья), которая шьет дома по 5 долларов, но коларадки у нее не фирменные. Она их вырезает из банок для стиральной пасты.
- Откуда вы все так хорошо знаете?
- Когда я учился в 9-м классе в школе Академгородка, то к нам приходили православный священник Борис Пивоваров и католический монах Саулюс Битаутас. Я самостоятельно интересовался духовной жизнью, покупал книги, переписывался с митрополитом Виталием, главой РПЦЗ. Православным в храме было не до меня, им деньги на требах надо было зарабатывать. Я ходил к Саулюсу в переулок Мира на Левом берегу. Он по вечерам держал молодежную тусовку. На гитаре бренчали. К нему можно было вечером прийти на кухню костела и сидеть чуть ли не полуночи. Он мне многое чего рассказывал.
- Это - тот самый Битаутас… Мне про него говорил отец Иосиф Свидницкий. Как я понял, с ним связана какая-то неприятная история.
- А чего тут приятного! Когда назначили епископа Верта, Битаутаса вскоре убрали. Все подозревали, что Верту он чем-то неприятен. После отъезда Битаутаса обстановка в костеле изменилась, и многие перестали туда ходить.
- Я общался с Вертом. Очень трогательный такой с очками в пол-лица и домашних тапочках. Все время маму вспоминал.
- Будьте с ним осторожны. Он не такой безобидный, как может показаться. Он происходит из Караганды, куда немцев начали ссылать еще в начале 30-х годов. Там на окраине образовалось настоящее немецкое гетто. Карагандинские немцы очень закрыты, считают русских врагами и ненавидят евреев, потому что в молитвенниках XIX века готическим шрифтом написано, что евреи убили Бога.
- Верт очень мил! Вы православных владык не знаете! Это настоящие чудовища!
- Он очень мстительный и злопамятный! Он хвастался мне, когда отозвали Саулюса, что это он сделал, что это он связался с руководством провинции францисканцев и просил его отозвать. «Вот видишь, Андей, каким бы священник не был незаменимым, мнение епископа всегда важнее!». Его слова!
Мы еще обсудили несколько общих тем, и в конце разговора я попросил его узнать, каким образом можно получить духовное образование в Западной Европе. Насколько я знал, много студентов, начавших обучение в духовном институте УГКЦ в Ивано-Франковске, продолжили его в Риме и защищают там диссертации. Я хотел поучиться в Папском Библейском институте, чтобы научиться деконструировать тексты Нового Завета. Мы обменялись адресами и телефонами. Я нашел его очень грамотным и содержательным молодым человеком, хотя пугал его юношеский максимализм.
Газета "Молодой ленинец" (Саранск), 3 октября 1992 г.