Ведьмы
Охота на ведьм, захлестнувшая Западную и Центральную Европу в XV - XVIII веках (хотя некоторые процессы над ведьмами относились еще к XIII - XIV векам, и продолжались в ряде европейских стран даже в XIX веке), унесли жизни десятков, а то и сотен тысяч ни в чем не повинных людей (в основном женщин: соотношение между ведьмами и кондунами (ведьмаками) составляет, согласно документально зафиксированным казням, 79% против 21%).
"Лидерами" в этой позорной охоте являлась Германия, Франция, Щвейцария и Польша. Немного отставили от них Шотландия с Англией, Австрия, Чехия, Венгрия и Дания. Италия, несмотря на то, что оплотом католицизма, не слишком отличилась в этом отношении. А Испания, несмотря на многочисленные рассказы о зверствах испанской инквизиции, как это ни странно, оказалась одним из аутсайдеров в этом сомнительном соревновании - кто больше уничтожит ведьм и колдунов.
Судя по выражениям лиц и позам палачей, осуществляющих сожжение ведьм,
на рисунке середины XVI века (Германия, конечно же)
для них это совершенно обыденная работа:
Ну как тут не вспомнить стихи, широко известные у узких кругах, которые многие считают народным творчеством (хотя их автором является В. Вишневский):
"Палач не знает отдыха,
Но все же, черт возьми,
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми..."
А как с охотой на ведьм обстояло дело в России?
В ведьмах на Руси недостатка не было, но организованных государством или церковью массовых кампаний по их выявлению и преследованию в русской истории мы не найдем.
Это, однако, вовсе не означает, что российское законодательство, полицейская и судебная практика не знали такого понятия, как ведовство, и не занимались его преследованием.
Другое дело, что изначально отношение к ведьме в Западной и Центральной Европе принципиально отличалось от такового в Европе Восточной: немецкая или английская ведьма неизбежно рассматривалась как непрощаемая грешница, заключившая сделку с дьяволом и представляющая колоссальную угрозу для окружающих.
В Восточной же Европе, как пишет один из родоначальников научного исследования темы, украинский историк XIX века В. Б. Антонович, "допуская существование в природе сил и законов, вообще неизвестных, народ считал, что многие из этих законов известны лицам, которые сумели тем или иным способом их познать. Итак, само по себе познание тайны природы не считалось за что-то греховное, противоречащее религиозному обучению...".
Иными словами, для наших предков ведьма не служитель дьявола, а существо, обладающее недоступной большинству силой, которая может быть направлена как во вред, так и во благо. Соответственно, если охота на ведьм в Европе инспирировалась церковью и светскими властями, то в России ведовские процессы имели точечный и, юридическим языком выражаясь, гражданско-правовой характер, где речь шла преимущественно о возмещении причиненного ущерба.
Разумеется, если ущерб был масштабным, наказание переходило в уголовно-правовую плоскость, как, например, в 1204 году во Владимирском княжестве при князе Всеволоде Большое Гнездо, где некие "лихие бабы" были сожжены за неурожай, или как в 1411 году в Пскове, где несколько "женок вещих" были подвергнуты той же казни за то, что якобы наслали на город чуму.
Вместе с тем власти хотели быть в курсе дел по вопросу о ведовстве, для чего регулярно обязывали местные церковные и светские власти информировать столицу. Например, указ Анны Иоанновны от 1737 года вменял епархиальным архиереям дважды в год доносить в Синод о состоянии дел с "суевериями".
Разнообразие суеверий естественным образом соответствовало разнообразию человеческих отношений. Современная исследовательница темы Е. Смилянская в своей монографии "Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII века" на материале 240 следственных дел о волшебстве выделяет четыре основных вида заговоров:
- для умилостивления власть имущих (около 20% дел);
- лечебные (свыше 30%);
- любовные (около 16%);
- и с целью вызвать порчу или предохраниться от таковой (порядка 15% дел).
Некоторые их этих дел были весьма сложными и требовали от следствия немалых усилий.
Например, дело крестьянки Катерины Ивановой из деревни Тишина Угличского уезда, которую в 1764 году две односельчанки обвинили в чародействе.
Дело это замечательно тем, что в нем сплелись воедино неоднозначные, мягко говоря, представления наших предков о ведьмах, сферах их деятельности и пределах их возможностей.
Все началось с того, что две молодые крестьянки, Анна Иванова и Прасковья Семенова, в состоянии, судя по всему, истерического припадка "выкликнули" имя вдовы Катерины Ивановой. Науськанные родственники "истиц" побили "ответчицу", и та, на свою беду, решила пожаловаться в провинциальную канцелярию.
В канцелярии дело приобрело иной масштаб, и под пыткой Иванова призналась в получении от малознакомой женщины специальной травы, давшей ей власть над двумя бесами, которые выполняли по ее указанию различные работы, а затем "по злобе" вселила их в своих соседок.
Материалы следствия и саму подследственную затребовали в Ростовскую духовную консисторию, где она уже без всяких пыток под влиянием нахлынувшего авторского вдохновения несколько месяцев подробно излагала длятельную историю своих разнообразных отношений с нечистой силой. В частности, выяснилось, что два демона являлись "за работой" в человеческом обличье и носили при этом вполне христианские имена - Иван и Андрей. В этой детали отчетливо просматривается крайне слабое знакомство простого русского человека с классической демонологией: никаких тебе Бафометов или Вельзевулов.
Демоны являлись по простому вызову: "Иван (или Андрей), поди сюда!", а если их долго не трогали, то и самостоятельно - видимо скучали. Поручения они выполняли преимущественно посыльного характера: летали в Петербург, Москву и Выборг, узнать о судьбе родственников Ивановой и ее односельчанок, находящихся там на заработках. При этом соблюдались известные скоростные ограничения: путь до столицы и обратно занял у демона Андрея четверо суток, что, конечно, заметно превышает возможности обычного ходока, но никоем образом не свидетельствует о всемогуществе (в среднем около 20 км/ч, где-то на уровне лучших представителей тогдашней фельдъегерской службы).
Причина же, побудившая Катерину Иванову вселить демонов в соседок, тоже лежала, по ее словам, в совершенно практической плоскости: после смерти мужа Ивановой родственники Ивановой родственники "пострадавших" оттягали часть ее земли.
Европейским следователям этих признаний хватило бы на два костра, но наши российские уперлись в необъяснимое противоречие: Иванова твердо стояла на том, что от христианской веры не отходила, регулярно посещала церковь, исповедовалась и причащалась, что и было подтверждено местным приходским священником.
С ведовством подобное поведение в представлении Ростовской констистории категорически не сочеталось. Для устранения сомнений по делу была назначена экспртиза (или, если угодно, следственный эксперимент): обвиняемую направили в монастырь, настоятельница которого через несколько месяцев подтвердила ее несомненное благонравие, а обвинительниц подвергли медицинскому освидетельствованию, диагностировавшему, современным языком выражаясь, тяжелую форму истерии на фоне различных заболеваний мочеполовой системы. После этого следствие, продолжавшееся около двух лет, закончилось оправданием "ведьмы" Катерины Ивановой.
В деле Катерины Ивановой замечательны, на наш взгляд, два обстоятельства.
Во-первых, абсолютно приземленное восприятие нечистой силы, лишенное какой бы то ни было наукообразной демонологической основы. И, во-вторых, полное отсутствие стремления у местных духовныхи светских властей раздуть показательный процесс при наличии, казалось бы, широчайших возможностей.
Разумеется, далеко не все дела подобного рода заканчивались оправданием. Например, в 1755 году московская солдатка Пелагея Чернова за ворожбу была приговорена "бить плетьми нещадно и на полгода в наитягчайшие монастырские труды".
Скорее всего, судьба этой солдатки, если бы ее участь решалась в Европе, была бы намного более тяжкой. Так, в 1782 году в Швейцарии была официально казенена последняя в Европе ведьма (хотя самосуды продолжались еще очень долго).
Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.
"Лидерами" в этой позорной охоте являлась Германия, Франция, Щвейцария и Польша. Немного отставили от них Шотландия с Англией, Австрия, Чехия, Венгрия и Дания. Италия, несмотря на то, что оплотом католицизма, не слишком отличилась в этом отношении. А Испания, несмотря на многочисленные рассказы о зверствах испанской инквизиции, как это ни странно, оказалась одним из аутсайдеров в этом сомнительном соревновании - кто больше уничтожит ведьм и колдунов.
Судя по выражениям лиц и позам палачей, осуществляющих сожжение ведьм,
на рисунке середины XVI века (Германия, конечно же)
для них это совершенно обыденная работа:
Ну как тут не вспомнить стихи, широко известные у узких кругах, которые многие считают народным творчеством (хотя их автором является В. Вишневский):
"Палач не знает отдыха,
Но все же, черт возьми,
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми..."
А как с охотой на ведьм обстояло дело в России?
В ведьмах на Руси недостатка не было, но организованных государством или церковью массовых кампаний по их выявлению и преследованию в русской истории мы не найдем.
Это, однако, вовсе не означает, что российское законодательство, полицейская и судебная практика не знали такого понятия, как ведовство, и не занимались его преследованием.
Другое дело, что изначально отношение к ведьме в Западной и Центральной Европе принципиально отличалось от такового в Европе Восточной: немецкая или английская ведьма неизбежно рассматривалась как непрощаемая грешница, заключившая сделку с дьяволом и представляющая колоссальную угрозу для окружающих.
В Восточной же Европе, как пишет один из родоначальников научного исследования темы, украинский историк XIX века В. Б. Антонович, "допуская существование в природе сил и законов, вообще неизвестных, народ считал, что многие из этих законов известны лицам, которые сумели тем или иным способом их познать. Итак, само по себе познание тайны природы не считалось за что-то греховное, противоречащее религиозному обучению...".
Иными словами, для наших предков ведьма не служитель дьявола, а существо, обладающее недоступной большинству силой, которая может быть направлена как во вред, так и во благо. Соответственно, если охота на ведьм в Европе инспирировалась церковью и светскими властями, то в России ведовские процессы имели точечный и, юридическим языком выражаясь, гражданско-правовой характер, где речь шла преимущественно о возмещении причиненного ущерба.
Разумеется, если ущерб был масштабным, наказание переходило в уголовно-правовую плоскость, как, например, в 1204 году во Владимирском княжестве при князе Всеволоде Большое Гнездо, где некие "лихие бабы" были сожжены за неурожай, или как в 1411 году в Пскове, где несколько "женок вещих" были подвергнуты той же казни за то, что якобы наслали на город чуму.
Вместе с тем власти хотели быть в курсе дел по вопросу о ведовстве, для чего регулярно обязывали местные церковные и светские власти информировать столицу. Например, указ Анны Иоанновны от 1737 года вменял епархиальным архиереям дважды в год доносить в Синод о состоянии дел с "суевериями".
Разнообразие суеверий естественным образом соответствовало разнообразию человеческих отношений. Современная исследовательница темы Е. Смилянская в своей монографии "Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и "духовные преступления" в России XVIII века" на материале 240 следственных дел о волшебстве выделяет четыре основных вида заговоров:
- для умилостивления власть имущих (около 20% дел);
- лечебные (свыше 30%);
- любовные (около 16%);
- и с целью вызвать порчу или предохраниться от таковой (порядка 15% дел).
Некоторые их этих дел были весьма сложными и требовали от следствия немалых усилий.
Например, дело крестьянки Катерины Ивановой из деревни Тишина Угличского уезда, которую в 1764 году две односельчанки обвинили в чародействе.
Дело это замечательно тем, что в нем сплелись воедино неоднозначные, мягко говоря, представления наших предков о ведьмах, сферах их деятельности и пределах их возможностей.
Все началось с того, что две молодые крестьянки, Анна Иванова и Прасковья Семенова, в состоянии, судя по всему, истерического припадка "выкликнули" имя вдовы Катерины Ивановой. Науськанные родственники "истиц" побили "ответчицу", и та, на свою беду, решила пожаловаться в провинциальную канцелярию.
В канцелярии дело приобрело иной масштаб, и под пыткой Иванова призналась в получении от малознакомой женщины специальной травы, давшей ей власть над двумя бесами, которые выполняли по ее указанию различные работы, а затем "по злобе" вселила их в своих соседок.
Материалы следствия и саму подследственную затребовали в Ростовскую духовную консисторию, где она уже без всяких пыток под влиянием нахлынувшего авторского вдохновения несколько месяцев подробно излагала длятельную историю своих разнообразных отношений с нечистой силой. В частности, выяснилось, что два демона являлись "за работой" в человеческом обличье и носили при этом вполне христианские имена - Иван и Андрей. В этой детали отчетливо просматривается крайне слабое знакомство простого русского человека с классической демонологией: никаких тебе Бафометов или Вельзевулов.
Демоны являлись по простому вызову: "Иван (или Андрей), поди сюда!", а если их долго не трогали, то и самостоятельно - видимо скучали. Поручения они выполняли преимущественно посыльного характера: летали в Петербург, Москву и Выборг, узнать о судьбе родственников Ивановой и ее односельчанок, находящихся там на заработках. При этом соблюдались известные скоростные ограничения: путь до столицы и обратно занял у демона Андрея четверо суток, что, конечно, заметно превышает возможности обычного ходока, но никоем образом не свидетельствует о всемогуществе (в среднем около 20 км/ч, где-то на уровне лучших представителей тогдашней фельдъегерской службы).
Причина же, побудившая Катерину Иванову вселить демонов в соседок, тоже лежала, по ее словам, в совершенно практической плоскости: после смерти мужа Ивановой родственники Ивановой родственники "пострадавших" оттягали часть ее земли.
Европейским следователям этих признаний хватило бы на два костра, но наши российские уперлись в необъяснимое противоречие: Иванова твердо стояла на том, что от христианской веры не отходила, регулярно посещала церковь, исповедовалась и причащалась, что и было подтверждено местным приходским священником.
С ведовством подобное поведение в представлении Ростовской констистории категорически не сочеталось. Для устранения сомнений по делу была назначена экспртиза (или, если угодно, следственный эксперимент): обвиняемую направили в монастырь, настоятельница которого через несколько месяцев подтвердила ее несомненное благонравие, а обвинительниц подвергли медицинскому освидетельствованию, диагностировавшему, современным языком выражаясь, тяжелую форму истерии на фоне различных заболеваний мочеполовой системы. После этого следствие, продолжавшееся около двух лет, закончилось оправданием "ведьмы" Катерины Ивановой.
В деле Катерины Ивановой замечательны, на наш взгляд, два обстоятельства.
Во-первых, абсолютно приземленное восприятие нечистой силы, лишенное какой бы то ни было наукообразной демонологической основы. И, во-вторых, полное отсутствие стремления у местных духовныхи светских властей раздуть показательный процесс при наличии, казалось бы, широчайших возможностей.
Разумеется, далеко не все дела подобного рода заканчивались оправданием. Например, в 1755 году московская солдатка Пелагея Чернова за ворожбу была приговорена "бить плетьми нещадно и на полгода в наитягчайшие монастырские труды".
Скорее всего, судьба этой солдатки, если бы ее участь решалась в Европе, была бы намного более тяжкой. Так, в 1782 году в Швейцарии была официально казенена последняя в Европе ведьма (хотя самосуды продолжались еще очень долго).
Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.