СВЕТИЛЬНИК ПОД СПУДОМ (6)
Сергей Николаевич Дурылин. 1912 г.
«Русское призвание»
Византия, отзовись, Византия, -
Всех стройнее, наряднее - где ж ты?
Многостолпные палаты золотые,
Василевса пурпурные одежды,
Кораблей великолепная стая…
Где Царьград твой - око вселенной,
Где зеница - София Святая,
Перед Богом яхонт драгоценный…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И - не басня то, не выдумка, не сон нам -
Византия, Жар-птица Византия,
В малом храме, снегами занесенном,
Твои крылья плещут золотые.
Наталия Ганина
«Второму Риму» (1993).
«Церковь Невидимого Града», которой мы писали, была одной из книг Дурылина, которым было суждено сыграть большую роль в становлении предреволюционной русской мысли. Но не единственной.
Судьбы России, ее пути - вот главные темы напряженных размышлений Дурылина в это время. Об этом говорил он на долгих совместных прогулках с художником М.В. Нестеровым в окрестностях Абрамцева. Об этом читал он в 1914-1915 гг. в Москве, Костроме и Рыбинске лекции, изданные в 1916 г. в книге «Лик России. Великая война и русское призвание».
О том же по сути была его до сих пор не вполне оцененная его книга «Град Софии. Царьград и Святая София в русском народном религиозном сознании», увидевшая свет также в Москве, но только годом раньше.
Выходу ее в свет предшествовал доклад «Град Софии. Святая София и Царьград в русском народном религиозном сознании» на закрытом заседании Религиозно-философского общества 8 апреля 1915 г. на квартире М.К. Морозовой на Новинском бульваре.
Реакция слушателей была бурная. Замечания и споры вызвала прямо выраженная позиция докладчика, говорившего о Руси как о наследнице религиозной идеи Ромейского Царства (Византии), называвшего Москву - Третьим Римом, главой всех православных народов. Доклад Дурылин начал словами Достоевского: «Константинополь рано ли, поздно ли - должен быть наш».
Возражали: Вяч. Иванов (очень резко, с позиций космополитизма), С.Н. Булгаков, граф Д.А. Олсуфьев. «Свирепо обрушился» (недовольный «миссионерской» страстностью выступления) Г.А. Рачинский.
В.А. Кожевников и М.А. Новосёлов нарочито аплодировали. Впрочем, в перерыве заседания Новоселов воскликнул: «Из Соловьевского общества кого-нибудь одного надо исключить - или Соловьева или Дурылина…» [77]
Поддержала Сергея Николаевича в личном письме М.К. Морозова, которой как раз понравились его «пламенные слова» о Святой Руси.
Князь Е.Н. Трубецкой предложил напечатать реферат у И.Д. Сытина, в отделе «Война и культура», которым он руководил как редактор.
Книжка вышла осенью с посвящением Г.В. Постникову, сыну московского священника о. Василия, в то время офицеру, в гостях у которого в Николаевске-Уральском С.Н. Дурылин на Страстной и Пасху в 1915 г. писал реферат, а позднее там же работал над версткой, писал примечания [78].
С.Н. Дурылин «Град Софии. Царьград и Святая София в русском народном религиозном сознании». М. Тип. т-ва И.Д. Сытина. 1915. 81 с. (Серия «Война и культура»).
С дарственной надписью Т.А. Сидоровой:
«Мой старый текст - от всегда ее помнящего Сережи.
10 апр. 1915 г.
“Что было раз, того не быть не может” (Щербина)».
А еще было стихотворение «Святая София, написанное 8 июля 1912 г. в Николаевке, курском имении Сидоровых,, посвященное С.Н. Булгаковым, включенное С.Н. Дурылиным в свой поэтический месяцеслов («Венец лета»):
Сиянье царских базилик
Порфироносной Византии,
Ты для Руси не скрыло лик
Премудрости, Святой Софии!
Иконописец и простец
Смиренных храмов - кто ты, зодчий?
Ты принял золотой венец
Благословенной Славы Отчей.
В смиренье сердца создал ты
В чертах простых, сурово-мудрых
Величье царской высоты
И сонмище сереброкудрых.
И огнеликая Жена,
Благую мудрость источая,
На горний трон возведена,
Крылами алыми пылая.
Перед огнем ее очей,
О, звездный свет, и ты телесен!
Поник, благовестя о Ней,
Царь темноокий Песни Песен.
Царица мiрового дня,
Таинственная и благая,
Тебя под пурпуром огня
Русь почитала, ублажая.
Тебя младенческой хвалой
Величествуя в скорби мечной,
Живописала облик Твой,
Живоносящий и предвечный.
В смиренномудрии святом
На пышных фресках Новограда
И в храме малом и простом
Ты вышняя была Ограда!
Несокрушимая стена
Она навек тебе, Россия,
Огнесиянная жена,
Таинница Христа, София!
Вскоре вышла и еще одна книга Сергея Николаевича, о основе которой лежали его доклады, которые он читал в Москве и других русских городах.
С.Н. Дурылин «Лик России. Великая война и русское призвание. Лекция, читанная в 1914-16 гг. в Москве, Костроме и Рыбинске». Книгоиздательство «Творческая мысль». М. 1916. 47 с.
Тогда же С.Н. Дурылиным было написано и вот это стихотворение, помеченное: «усадьба Пирогово, 8 августа 1916», весьма важное для понимания настроений автора в то время. Именно этими стихами, по свидетельству С.И. Фуделя, Сергей Николаевич завершил «весной 1917 г. […] свою речь о России в Богословской аудитории Московского университета» [79].
Полный их тест, долгое время неизвестный, был опубликован лишь недавно [80]:
РУСЬ
Николаю Чернышёву
Улыбнуться далёким просторам
Густотравным, зелёным, пустым,
Низойти по крутым косогорам,
Жёстким, серым, нагим и немым.
Слушать долгие, скучные речи
О скудеющем тёмном быту,
Видеть низко согбенные плечи,
Глаз больных и слепых маяту.
Ставить свечки пред ветхой иконой
И, уткнувшись, рыдать перед ней,
И на Троицу праздник зелёный
Править с тихой берёзкой своей.
Помнить медного всадника скачку,
Город серый под тяжкой пятой,
И на каторге каждую тачку
С подневольной холодной рудой.
А в душе золотить неустанно
Новгородской Софии кресты,
В полночь сонную рвать необманно
На Купалу потайно цветы.
В монастырь затвориться к Пречистой
В неисходный безмолвный затвор,
В схиму, в пустынь, исчезнуть в смолистый
В многошумный неведомый бор.
Оросить своей свежею кровью
Куликовскую древнюю новь,
К полевому прильнув изголовью,
В сердце теплить былую любовь.
На себя басурманское иго
Наложить и под ним не упасть,
И твою, самозваный расстрига,
И твою сведать буйную власть.
Прозвенеть пудовою веригой,
И юродство своё отрыдать,
Загрустить над ненужною книгой,
Свою долю в лугах затерять.
Отравить себя тютчевской мукой,
«Мёртвых душ» затаить в себе смех,
Вместе с пьяным томиться разлукой,
Вместе с грешным упасть в его грех.
По Владимiрке вёрсты измерить,
Всё принять, всё познать, всё простить,
Это значит - в Бога поверить,
Это значит - Русь полюбить.
Николай Чернышёв, которому посвящены эти стихи был одним из учеников С.Н. Дурылину, с которым он путешествовал по Русскому Северу и Волге. Со временем он стал художником. В 1926-м он написал образ Божией Матери «Державная», о чем мы расскажем далее. В 1941-м его арестовали и вскоре расстреляли.
С.Н. Дурылин со своими учениками братьями Чернышёвыми Николаем и Иваном. 1915-1917 гг.
Еще одним, последним свободно написанным и изданным, трудом Сергея Николаевича стала книжка «Начальник Тишины».
С.Н. Дурылин «Начальник тишины. Издание «Религиозно-философской библиотеки».Сергиев Посад. Св.-Тр.-Сергиева Лавра. 1916. 31 с. Первая публикация: «Богословский Вестник». 1916. Т. 2. № 6-7. С. 417-445.
Отправляясь в декабре 1916-го в Оптину Пустынь, С.Н. Дурылин посылает ее В.В. Розанову.
Лично еще не знакомый с автором, Розанов так, по словам Дурылина, отреагировал на ее выход: «Василия Васильевича поразило мое заглавие “Начальник Тишины”- и он написал в газете рецензию о… ЗАГЛАВИИ книжки» [81].
«Юно и горячо написанная книжка С.Н. Дурылина, едва ли не юнейшего из московских славянофилов - читаем в самой рецензии В.В. Розанова, опубликованной в январе 1917-го в “Новом Времени”, - передает впечатления, им пережитые в Оптиной Пустыни, коло могил Киреевских, там похороненных. Хорошо он называет Иисуса Христа “Начальником Тишины”, - словом, взятым из одного Богородичного канона: “Ты бо, Богоневестная, Начальника тишины Христа родила еси, Едина Пречистая”. Удивительное, поразительное слово, пронизывающее как стрелой самое сердце христианства, т.е. “пронизывающее” в добром смысле, в смысле объяснения и понимания. Действительно, Христос принес на землю тишину, - и этим все сказано. Когда думаешь о врагах христианства, рвущихся на него и из науки, и из философии, и из политики, кончаешь всегда этим: “Шумите, шумите, господа: христианское молчание всех вас победит”. Действительно, христианство победит не борьбою, а красотою. Оно побеждает просто тем, что “у нас лучше”. И “к нас все придут”, придут не теперь, а когда-нибудь, утомившись сердцем и душою в шумах истории и словопрений» [82].
Написано и опубликовано это было еще «до»: в Исторической России. Продолжает эту тему В.В. Розанов в личном письме автору, написанном между 25 и 31 декабря 1917 года (то есть не при временщиках, а уже при большевиках) из Сергиева Посада: «…Уже 30 лет, - о чем я стонал, выл, кричал: о Гоголевщине, о Гончарове, о Тургеневе, - о всем, о всем, что они все прошли “мимо тишины”, мимо “храма”, мимо святого на Руси, всего, всего святого и праведного в ней: что по существу дела вся литература была такою без’идеальною мерзостью, без’идеального и еще бездельною, и вот она тунеядная и звавшая только революцию, вечно и всегда, в каждой строке журналов и газет - одну революцию, Парижскую или Берлинскую, или хоть Савойскую: наконец дождалась ее в виде Ленина и большевиков и красногвардейцев, и “лягушки, просившие Царя из своего болота”, получили наконец Царя - Троцкого и Ленина, а все “Временное правительство” под крепким замком в Петропавловке» [83].
Так В.В. Розанов, старший сотоварищ Сергея Николаевича, обрисовывает наступающую эпоху, весьма точно обозначая ее акторов.
Весьма примечательно, что саму начавшуюся в 1914 г. (еще до личного знакомства) переписку Розанова в Дурылиным публикаторы ее характеризуют так: «Один из мотивов переписки - тишина Святой Руси в противоположность шуму современной истории: “Уединенное” Дурылин в письме 1914 г. называет книгой “тишины единственной”…» [84]
Интерес к заявленной здесь теме проявился у В.В. Розанова еще раньше. В августовской статье 1916 г., напечатанной в том же «Новом Времени», обращая внимание на «братство молодых московских славянофилов», к которому, наряду с С.Н. Дурылиным, относил он отца Павла Флоренского, С.Н. Булгакова, Вл.Ф. Эрна, В.А. Кожевникова, М.А. Новоселова, Д.Д. Муретова и других, Василий Васильевич писал: «…Мы имеем дело с явлением огромно-тихим, величаво-незаметным, - и вот в этой-то “тихости” и “незаметности” москвичи гениально угадали смысл русской истории, течение и дух всего религиозного на Руси. Они гениально поняли силу и красоту молчания, “невыявления”; и хотя все “пишут”, но явно не стараются, воздерживаются от всякой полемики, никогда не защищают и не оправдывают себя, - и вместе с тем ежедневно продолжают свое стойкое дело, свое настойчивое, полное внутренней энергии дело» [85].
Слово «тишина» у Дурылина зазвучало в связи с обретением им Веры и поездками его на Север.
Его Бог, это Бог «тихий, не требующий речей и споров. Но тишины и мира». Он пишет Тане Буткевич о необходимости побыть одному, так как «что-то отмирает во мне, чему нужно было отмереть, и что-то зреет и зарождается, чему нужно было родиться. Пусть же совершается всё это в тишине, пусть отстоится на душе и исчезнет вся муть, нанесённая годами!..» [86]
«Летом 1914 года, - вспомнала Татьяна Буткевич, - разразилась Первая империалистическая война, всколыхнувшая всю Россию. Меня она застала в деревне, на Украине, где я проводила с мужем летний отпуск. […]
Сергей Николаевич этим летом, по-видимому, опять ездил куда-то на север, по крайней мере, у меня сохранилась его небольшая записочка из Пудожа от 12.VII. Следующее его письмо без даты, но, судя по почтовому штемпелю, очень стертому, написанное в августе 1914 года, было из Петрозаводска. Сергей Николаевич пишет, что “был в Ярославле, Ростове, Костроме, слушал святые звоны Ростова (вместе с Э. Метнером)”, и описывает, как всегда прекрасно, природу около Петрозаводска: “Из окна моего видно, как плещется, все в золоте и белом огне, огромное - на 200 верст - озеро. Ночи ласкают, нежат - и понимают, не то что южные, гнетущие и злые, когда мы все ‘сладострастием больны’ (Брюсов). Здесь тихий ангел пролетел над землею и водами - и утихло раз навсегда злое мiрское волнение”…» [87]
Удивительно, но это свойство Дурылина, отмеченное близкими ему современниками, впервые понятое и облеченное в слова Розановым, чувствовали потом и другие, знавшие автора непосредственно, житейски и по произведениям.
«У Сергея Николаевича, - вспоминал С.И. Фудель, - была одна черта: казалось, что он находится в каком-то плену своего собственного большого и стремительного литературного таланта. Острота восприятия не уравновешивалась в нем молчанием внутреннего созревания, и он спешил говорить и писать, убеждать и доказывать.[…]
…Когда он молчал, не апологетировал, не убеждал, а только изредка, “в тихий час”, в минуту сердечного письма, в одинокой молитве, говорил переболевшие слова или только смотрел из-под золотых очков своим внимательным, теплым взглядом, - тогда была в нем особенная власть и именно тогда я любил его больше всего. В своей тишине он был из тех редких людей, которые обладают даром открывать людям глаза на солнечные блики на обоях. Ведь бывают минуты, когда в серую мглу комнаты войдет луч солнца, и, как странника Божия, может принять его просветлевшая вдруг душа» [88].
С.Н. Дурылин и М.В. Нестеров в саду. 1938-1939 гг. Из собрания Музея-заповедника Абрамцево.
«Сергея Николаевича я знаю давно, - писал в 1926 г. художник М.В. Нестеров, - и очень люблю за прекрасное, верное сердце... Конечно, он один из выдающихся людей теперешнего безлюдья. К сожалению, в наши дни его труды обречены надолго быть под спудом. Он как писатель обречен на безмолвие...»
«Вот уж кого люблю, так люблю, - уже в наши дни отзывался о С.Н. Дурылине критик Валентин Курбатов. - И прозу люблю, и дневники, и просто благодатное молчание, которое таинственно полнит его тексты...» [89]
Примечания
[77] Сообщение о докладе С.Н. Дурылина с изложением основных мыслей было опубликовано в газете «Раннее утро» 9 апреля 1915 г.
[78] С.Н. Дурылин «В своем углу». М. 2006. С. 52-53.
[79] С.И. Фудель «Воспоминания». С. 51.
[80] https://godliteratury.ru/articles/2023/04/12/vernoe-serdce-perechityvaia-sergeia-durylina
[81] С.Н. Дурылин «В своем углу». М. 2006. С. 699.
[82] В.В. Розанов «Новые издания “Религиозно-философской библиотеки”» // «Новое Время». Пг. 1917. 11 января.
[83] Т. Резвых, Л. Иванькович. «Вы были врач моей тайной боли…» : переписка Василия Розанова и Сергея Дурылина (1914-1918 гг.) // История. Научное обозрение OSTKRAFT № 5. М. : Модест Колеров, 2018. С. 30.
[84] Там же. С. 10-11.
[85] В.В. Розанов «Около трудных религиозных тем» // «Новое Время». Пг. 1916. 16 августа.
[86] «Под тенью века. С.Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах». С. 56.
[87] Там же. С. 76.
[88] С.И. Фудель «Воспоминания». С. 49-50.
[89] https://godliteratury.ru/articles/2023/04/12/vernoe-serdce-perechityvaia-sergeia-durylina