«ПИСАТЬ О ФЕВРАЛЕ НАВЗРЫД» (4, окончание)
Обложка литературного альманах «Скифы» работы К.С. Петрова-Водкина, выпущенного в 1917-1918 гг. в Петрограде в издательстве «Революционный социализм». Первый вышел под редакцией Р.В. Иванова-Разумника и С.Д. Мстиславского; второй - Андрея Белого, Р.В. Иванова-Разумника и С.Д. Мстиславского.
ПРОРЫВ
(окончание)
Начало здесь: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/771086.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/772875.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/774296.html
От Февральского массового прорыва в центр Петербурга до прорыва польского фронта в 1920-м - это движение одной волны, набиравшей силу. «Культура против культуры». Прорыв чуждой культурной обороны, сначала внутри страны, затем ударивший вовне.
Если бы речь шла только о массах, и о поэтах, вышедших из масс и выражавших их «скифство», это не столь бы поражало воображение. В низовом характере «нового варварства» - его сила и неодолимость, что не удивляет. Но «скифство» не ограничивается низами, вот в чём дело. Оно владело Блоком. И если лавренёвский гвардии поручик обрёл, как уже сказано, «варяжью» ясность разума, то другой гвардии поручик по фамилии Тухачевский, летом 1920 года ведший советский Западный фронт на Европу - всецело «скиф». Он говорит на том же языке, что и Сергей Есенин в письме из Германии, взывавший к новому нашествию «варваров» с востока. В книге Романа Гуля «Тухачевский» (1932) звучат весьма любопытные рассуждения будущего красного маршала во время его томительного пребывания в немецком плену, откуда он упорно сбегал, в том числе и с нарушением данного германцам честного слова, что характерно. Какие «честные слова» могут быть у настоящего «скифа»? Пусть их оставит себе прогнившая старая культура. Тухачевский ненавидит Европу, латынь, наследие греков, Ренессанс, христианство, которое «отдало нас во власть западной цивилизации»: «Мы должны были сохранить наше грубое язычество, наше варварство. И то и другое. Но постойте, и то и другое ещё вернется, я ведь в это верю!». Похоже, Тухачевский, как провозвестник неоязычества, в своей апелляции к «родимому хаосу» был даже радикальнее Есенина и Клюева с их сектантским «народным христианством». Именно поэтому он, показывает Р. Гуль, и выбирает красных как новое очистительное варварство, сметающее «старый мiр» с его моралью и культурой, силу, способную «освободить Россию от всех старых предрассудков и деевропеизировать её». Язык Ленина, его митинговый лексикон и терминология - это для Тухачевского только магия вызывания древних богов, адекватная времени и обстоятельствам.
Между Есениным и Тухачевским ничего общего (более того, первый второго, скорее всего, ненавидел как жестокого подавителя мужиков на Тамбовщине), но «скифский» дух, владевший ими - один и тот же, вот что поразительно. Значит, этот дух овладел Россией всецело, невзирая на происхождение, образование и внешние расхождения. Как им проникся Есенин, сын почвы, понятно. Но как им проникся Тухачевский, сын дворянской культуры, липовых аллей и т.д., гвардеец-семёновец, надменный и вовсе не народный по своему типу - непостижимо, удивительно. Дыхание почвенной «хтони» оказалось сильнее культурного кокона, окружавшего Тухачевского с рождения, её «радиация» проникла сквозь эту защиту. Бывший вахмистр Будённый во главе «скифов» - понятно. Но Тухачевский, не лаптем, а офицерским сапогом растаптывающий Россию Петербургскую, и на пару с Будённым таранящий Европу - это, казалось бы, невероятно. Очевидна общерусская, массовая одержимость духом «нового варварства», чем-то напоминающая исламскую революцию в Иране, покончившую с вестернизированной культурной надстройкой.
Ещё штрих. За два года до похода на Европу, в 1918 году, на советском Восточном фронте, на Волге, под одним кумачёвым знаменем встретились два бывших офицера: бывший поручик Тухачевский, начавший стремительную карьеру в РККА, и бывший подполковник Муравьёв, а теперь красный главком, вскоре поднявший известный мятеж. Один большевик, другой называл себя левым эсером. Один из дворян-помещиков, другой из крестьян. Люди разные, но при этом оба - «скифы», оба одержимы одним и тем же духом - «скифским» духом русской революции. Как пишет Р. Гуль, Муравьёв, пассионарный и кровожадный, на митингах обещал «сжечь Европу», вдохновлялся Пугачёвым и Разиным (вспоминается апология Пугачёва в знаменитой драме Есенина). И даже то, что Тухачевский и Муравьёв в какой-то момент стали врагами, не отменяет их главного родства и единения - в духе. И в смерти. Мятежник Муравьёв получил от большевиков пулю летом 1918-го, а Тухачевский на 19 лет позже, летом 1937-го, успев ненадолго стать красным маршалом.
Мы видим, что людей самых разных социальных слоёв, разных уровней и видов образования, разных характеров объединяло, тем не менее, нечто главное, некий дух новой, «варварской» культуры, объявившей войну культуре старой. Их объединяет и движет ими дух некоего «нового» (а в главном очень древнего, архаичного) «национализма», чьим прикладным, техническим языком стал язык мiровой революции. «Древний хаос родимый» заговорил марксистскими формулами, но это не делало его менее «родимым», скорее - более жутким. А когда он переходил на левоэсеровский диалект, то звучал вполне себе напевно, особенно в трансляции крестьянских поэтов. Большевизм и левоэсерство - вот, собственно, и есть самый настоящий русский «национализм», скинувший гнёт культурно-государственной «неметчины», воплощённой в Петербурге и Доме Романовых, и повернувшийся к Европе огненным «скифским» ликом освобождённого «варварства»*.
* Тут уместно упомянуть, что шевеление «хаоса родимого» с его древними сущностями, столь привлекавшими Тухачевского, прослеживается и в уральском цареубийстве, о чём подробно пишет С.В. Фомин в книге «Алапаевские мученики: убиты и забыты» (2023, стр. 215-314).
Очевидная, доказанная столетием устойчивость советского в массовом сознании показывает, что красное - это тот аутентичный «национализм», в котором русскость исторически нашла себя. Взгляните хотя бы на наших хоккейных болельщиков, весело восседающих на олимпийских трибунах в красных ушанках со звёздами в обществе болельщиц в кокошниках - вот зримый тому пример. Эти люди вполне органичны в своей самоидентификации. И разве далеки они - не во времени, а в духе - от того же Есенина, который, будучи на Западе, всячески подчёркивал свой революционный патриотизм, представив западной публике красное одним из главных русских «брендов»? Красное в итоге и стало таковым, наряду с водкой, икрой, балетом и старинными иконами.
Ещё до 1917 года русскому народу упорно пытались привить «правильный» национализм. Тут и известный правый политик В. Шульгин со своей газетой «Киевлянин», и публицист Михаил Меньшиков, и даже «Союз русского народа» (СРН), формально вполне себе массовый - но всё не впрок. Тот же СРН слинял с русских в считанные дни, сразу же после Февраля. А уж сколько раз прививали им «правильный», «нормальный» национализм в годы перестройки, в 90-е и в нулевые… Безуспешно. Это были и остались вкрапления, не больше. А всё потому, что русские уже однажды обрели свой, аутентичный «национализм» - красный, советско-мессианский. Именно он оказался созвучен и сроден русскому народу, и всё остальное, включая либеральную демократию, с него осыпается как шелуха загара. Советское по сей день вне конкуренции в массовом сознании. Красное, советское не было навязано, оно раскрылось изнутри, вот в чём суть. Из глубин, если угодно.
Именно в этом, красном, «национализме» воедино сплавлялись Есенин, Блок, Клюев, Тухачевский, Троцкий, Ленин, с выходом на Сталина - и далее. Русские обрели себя, раскрылись в левом мессианском «национализме», противопоставленном Западу как мiру денег, лицемерия, эгоизма и духовного разложения. Это русское «скифство», как оно себя понимает, несёт земному шару очищение (спасение) или кару (погибель). Теперь-то я вижу: этот же дух владел журналами «Наш современник» и «Молодая гвардия», он породил газеты «День» и «Завтра», он гулял в народном «таборе» у «Белого дома» осенью 93-го… Да, там, у БД, клубилось натуральное «скифское» становище, готовое с букетом из красных и «имперских» флагов выступить в новый поход на Европу. Кстати, как сейчас помню, той осенью в некоторых особо «продвинутых» патриотических кругах был живой интерес к известной книге М. Агурского «Идеология национал-большевизма», осмыслявшейся, разумеется, в качестве источника вдохновения, что весьма показательно (хотя сама-то книга далека от апологетики предмета рассмотрения).
Итак. Русское массово самоидентифицировало себя как красное - в противном случае революция просто не победила бы. Знаю: очень неприятное и для кого-то скандальное заявление, но это факт. Стремясь противопоставить русское красному, отбелить русское, барон Врангель в 1920-м официально назвал Белую армию Русской. Но отбелить русское было уже невозможно: оно само не желало этого, оно противилось. Красное стало идентичным массово-русскому. Единственное, чего Врангель несомненно добился - в его контексте русское зазвучало в изначально-варяжском смысле, т.е. не как обозначение количества, а как имя дружинной руси (от шведского «родс», гребцы), имя качественного меньшинства, той «щепотки соли», призванной «осолить» целое. Другой вопрос, оказалась ли эта соль достаточно солона. Проще говоря, достаточно ли было тех, кто «бунт на борту обнаружив, из-за пояса рвёт пистолет, так, что сыпется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет». Но проблема в том, что это был не просто бунт, а нечто тектоническое, необратимое. Какой уж тут «из-за пояса пистолет»…
Русская армия барона Врангеля не смогла сдержать русскую массу. Крохотной альтернативной России не удалось зацепиться за историю. Перекопский прорыв состоялся, и «варяжьему» меньшинству пришлось снова садиться на корабли, но на сей раз - чтобы покинуть «славянские, печенежьи» просторы. И вот что примечательно. Решающую роль в крымском разгроме белых сыграла самая радикальная «фракция» великой «скифской» революции: мужицкая армия батьки Махно, вступившего тогда в очередной союз с большевиками (Номах - эдак хитро Есенин назвал крестьянского атамана в своей драме «Страна негодяев»). Так вот, у Карповой балки, на перешейке, мчавшийся в атаку кавалерийский корпус генерала Барбовича попал под шквальный пулемётный огонь сотен махновских тачанок и был практически уничтожен, что и стало переломным моментом в борьбе за Белый Крым. «Скифские» колесницы разгромили «немца Врангеля», и, таким образом, сами же «селяне» обезпечили себе в будущем коллективизацию и голод начала 30-х годов…
Впрочем, сейчас мы мысленно видим на морском горизонте тающие дымы уплывших навеки кораблей, и наши размышления о великом и катастрофическом Прорыве на этом пора закончить.
Алексей ШИРОПАЕВ.
Март 2024