ТАЙНА УХОДА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I (1)
Приводим документы из приложения к только что вышедшей нашей книге: С.В. Фомин «Наш Ангел на небеси…» Кем считали старца Феодора Козьмича члены Царской Фамилии. М. 2023.
Публикуемый нами фрагмент из семейных преданий вышел в 1956 году в одном из парижских эмигрантский журналов.
Фамилию, которой была подписана публикация («А. Айвазовский»), автор носил не всегда. При рождении, по отцу, его звали Александром Пелопидовичем Латри (1883-1958). Матерью его была дочь известного художника-мариниста - Елена Ивановна Латри (1849-1918), урожденная Айвазовская. Именно ему, единственному из внуков живописца, с разрешения Императора Николая II, дозволено было носить фамилию его знаменитого деда.
Александр Пелопидович Айвазовский.
Было у него, однако, и еще одно знаменательное, хотя и не столь известное, родство: он был правнуком доктора-шотландца Якова Гревса, почти сразу же по приезде из Англии исчезнувшего одновременно с официально объявленной кончиной Императора Александра I в том же Таганроге, о чем его потомок и решился в конце концов написать…
Дочь этого лекаря, Юлия Яковлевна Гревс, стала супругой живописца Ивана Константиновича Айвазовского (1817-1900). Бракосочетание состоялось в Феодосии 15 августа 1848 года. Сразу же после него новобрачные уехали в расположенное неподалеку имение мужа Шейх-Мамай.
Пусть и не обладавшая большим состоянием, эта служившая гувернанткой в домах русской аристократии девушка, была не только хороша собой, но весьма образована и начитана, обладая к тому же безупречным воспитанием. Это позволило ей впоследствии оказывать супругу существенную помощь в его археологических раскопках. Она описывала находки, вела их учет, следила за отправкой их в Петербург.
Одна за другой рождались дочки: Елена (1849), Мария (1851), Александра (1852) и Иоанна (1858). Первоначальное образование дала им мать: дочери знали иностранные языки, играли на фортепьяно, танцевали, были сведущи в литературе. Однако следовало думать и о дальнейшем: не только об образовании, но и о приискании для каждой хорошей партии. Не очень-то волновавшие мужа, эти проблемы (но не только, конечно, они одни) породили напряжение в их отношениях.
Иван Константинович и Юлия Яковлевна Айвазовские с дочерьми (слева направо) Еленой, Александрой, Марией и Иоанной (на коленях у матери). 1868 г.
Вращавшийся в высших круга, внешне выглядевший весьма воспитанным и приличным, в частной жизни художник оказался домашним тираном, бил супругу, что называется, смертным боем. Дело доходило до попыток задушить женщину и даже зарезать ее бритвой.
Пытаясь образумить супруга, Юлия Яковлевна время от времени забирала девочек, уезжая с ними подальше - в Одессу или Петербург. В 1866 году она окончательно отказалась возвращаться в Феодосию, оставшись вместе с дочерьми в Одессе. Расторжения брака удалось добиться, однако, лишь в 1877 году.
Последствия пережитого давали о себе знать: она часто болела, страдала кровохарканьем, болями в позвоночнике и потерей чувствительности конечностей, что в конце концов и свело ее в 1898-м в могилу.
Юлия Яковлевна Гревс в последние годы жизни.
Мы не стали бы столь подробно останавливаться на всей этой истории, если бы некоторые ее подробности («странности» и «несообразности», в том числе никак не укладывающиеся в общепринятые представления об общественном положении бывшей гувернантки) не показались нам «работающими» на версию, предложенную автором публикуемой нами мемуарной записи.
Но прежде о муже. Обращает на себя внимание особое благоволение к художнику Императора Николая I: в 1833 г., благодаря Высочайшей протекции, бедный симферопольский мальчишка был зачислен в столичную Императорскую Академию Художеств на казенный кошт; некоторое время спустя Государь поручил сопровождать отправлявшегося в плавание по Финскому заливу Своего 9-летнего сына, Великого Князя Константина Николаевича, студенту третьего курса Айвазовскому.
В марте 1847-го после первой персональной выставки художника, когда он получил звание профессора, его мастерскую посетил Николай Павлович. (Произошло это, напомним, за год до женитьбы Айвазовского.)
Царь и далее не оставлял вниманием живописца: во время небольших учений и прогулок брал его на борт корабля. В 1848-м художнику было даровано личное дворянство (потомственное он получил позднее: в 1864-м). «Милость и благосклонное ко мне внимание Императора, - признавался впоследствии Иван Константинович, - были для меня велики и останутся навсегда незабвенны».
В других своих мемуарах внук художника Александр Пелопидович Айвазовский передавал семейные рассказы об этих удивительных взаимоотношениях Государя с его дедом; в частности, о поездке на Кавказское побережье в 1851 году, о женитьбе его на его бабушке Ю.Я. Гревс, о приеме в феодосийском имении Великих Князей Николая и Сергея Александровичей и Великой Княжны Марии Александровны (А. Айвазовский «Из далекого прошлого: И.К. Айвазовский» // «Морские записки». New York. 1949. Т. 7. № 2. С. 2-15; № 3/4. С. 17-28; 1950. Т. 8. № 1. С. 21-31).
Не удивительно, что общество, видя все эти внешние знаки Высочайшего внимания, недоумевало в связи с женитьбой восходящей звезды на простой гувернантке.
Однако впоследствии всё оказалось не столь однозначным. На неподобающее отношение к ней супруга Юлия Яковлевна Айвазовская пожаловалась не кому-нибудь, а Самому Государю (в то время уже Императору Александру II). Документ сохранился в Государственном Архиве РФ.
Непосредственное участие в решении дела приняли, не по своей, конечно, воле, шеф жандармов и начальник III Отделения генерал-адъютант граф Петр Андреевич Шувалов (1827-1889) и начальник жандармского управления Одессы полковник Карл Германович Кноп (1828-1880). И не просто «участвовали», но однозначно приняли сторону пострадавшей стороны, без малейшей попытки оправдать маститого художника
Не противоречит версии автора нашей публикации и дата рождения дочери врача Якова Гревса. Некоторые авторы пишут, что родилась она «уже после этих событий» (т.е. 1825 года), однако это неверно: на наиболее авторитетных генеалогических ресурсах год рождения Юлии Яковлевны весьма осторожно обозначен как «1820-е годы».
Отметим также, что семейная история, изложенная А.П. Айвазовским, в некоторых своих подробностях схожа с опубликованным еще в 1926 г. в русской эмигрантской прессе сообщением жившего во Франции русского дипломата А.К. Бентковского (1860-1930).
В связи со столетием кончины Государя Александра Павловича, писал Альфред Карлович, «лондонский “Таймс” поместил в день этой годовщины статью, посвященную описанию покойного Императора.
Статья эта вызвала ряд писем, где, между прочим, было также упомянуто относительно Феодора Кузьмича. В номере от 11 декабря 1925 г. в “Таймсе” появилось письмо некоего г. Сидней Ли, который заявил следующее: “чтобы окончательно положить конец слухам о том, что Император Александр I не помер 1 декабря 1825 г. в Таганроге, как было публично заявлено, он может сообщить, что его отец Роберт Ли был врачом при Императоре во время его последней болезни и присутствовал при Его кончине. В виду существовавшего подозрения в отравлении мой отец произвел вскрытие и убедился, что причиной смерти была крымская лихорадка, как указывали на то симптомы.
По возвращении в Англию мой отец издал свой дневник под заглавием - ‘Последние дни Императора I’. Я имею единственный, насколько мне известно, экземпляр этой книги.
По наведении справок в Парижской национальной библиотеке, оказалось, что книга г. Ли там имеется. Она озаглавлена: Robert Lee ‘The last days of Alexander and first days of Nicholas. (Emperors of Russia)’, 2 ed. London. 1854 in 16.
Как это ни странно, но в книге г. Ли не только нет абсолютно ничего, что бы подтверждало заявление его сына, но наоборот, косвенно подтверждается сама легенда.
Оказывается, что г. Роберт Ли прибыл в Россию по приглашению графа Воронцова, чтобы быть его личным врачом. Он был с графом в Крыму во время пребывания там Императора, с Которым имел несколько свиданий.
22 ноября г. Ли с графом Воронцовым находился в Николаеве, где графом было получено известие о серьезной болезни Императора.
Они немедленно отправились в Таганрог, куда прибыли 25 ноября вечером и узнали, что Император скончался 19 ноября (1 декабря по новому стилю). На следующий день г. Ли отправился поклониться праху покойного Монарха.
‘Я не видел, заявляет он, лица Императора, но мне сообщили, что оно совершенно изменилось и сделалось совершенно черным’. Затем он виделся с лейб-медиком Государя баронетом Виллие, который и передал ему официальную версию болезни и кончины”.
Меня удивляет, что лица, писавшие об Александровской легенде в самое последнее время, совершенно не упоминали о следующем обстоятельстве» («По поводу “Александровской легенды”» // «Возрождение». Париж. № 314. 1926. 12 апреля).
Что же касается предлагаемого нами текста А.П. Авазовского, то на сегодняшний день он является последним из опубликованных им в годы эмиграции.
О самом Александре Пелопидовиче сохранились весьма скудные сведения: в 1904 г. он окончил Императорский Пажеский корпус, с 1908 г. служил в стоявшем в Тифлисе 17-м Драгунском Нижегородском Его Величества полку, сначала в звании корнета, а потом поручика, участвовал в Великой войне; в эмиграции жил в Англии.
В своих мемуарах он описал службу в полку, встречу с Императором Николаем II и Его Семьей в Ялте (А. Айвазовский «Из воспоминаний нижегородского драгуна» // Военно-исторический вестник». Париж. 1954. № 3. С. 41-45). «По случаю праздника Нижегородского полка, - записал 27 ноября 1909 г. в Своем дневнике Государь, - завтракал находящийся здесь в отпуску поручик Айвазовский».
Среди прочего говорили и о деде автора. Вспомнить было о чем. Именно Император Николай II удовлетворил прошение художника, поданное на Высочайшее имя в конце жизни.
«Не имею сыновей, но Бог наградил меня дочерьми и внуками, - писал в нем Иван Константинович. - Желая сохранить свой род, носящий фамилию Айвазовский, я усыновил своего внука, сына старшей дочери - Александра Латри. Осмелюсь просить усыновленному внуку Александру дать мою фамилию, вместе с гербом и достоинствами дворянского рода».
Прошение было удовлетворено через месяц после кончины художника…
Но вот и интересующий нас отрывок из мемуаров:
Моя бабушка, со стороны моей матери, Юлия Яковлевна Айвазовская, урожденная Гревс, была шотландкой. Незадолго до смерти Императора Александра I ее отец Яков Гревс с женой, двумя сыновьями и тремя дочерьми и со своим братом выехал из Англии в Россию через Одессу. Как говорила мне моя мать, было много данных думать, что они ехали в Петербург, но в это время на юге России свирепствовала холера и, приехав в Одессу, Гревс и его семья попали в карантин, где и пробыли довольно долго - несколько месяцев. За это время Император Александр I выехал в Таганрог.
По окончании карантина Гревс вдруг резко меняет свой маршрут и вместо Петербурга едет в Таганрог. Там он с семьей поселяется недалеко от Дворца, в котором жил Государь, и вскоре настолько тесная дружба возникает между ними, что Гревс чуть ли не ежедневно бывает во Дворце. И так длилось до конца жизни Императора Александра I.
В день же Его смерти Я. Гревс исчез безследно со всеми документами, оставив на произвол судьбы жену и детей.
Об этом странном исчезновении никогда в семье не говорилось. Но если дети решались спросить свою мать - «где отец?», то неизменно получали один и тот же ответ по-французски: «Это вас не касается».
Так моя прабабушка и умерла, не раскрыв никому этой тайны. Но всем было ясно, что он не умер, так как прабабушка никогда не горевала, не плакала о нем. А однажды один из ее сыновей куда-то таинственно уезжал, по-видимому на свидание в отцом..
К памяти Императора Александра I у прабабушки сохранилось чувство глубокого уважения и любви. Она свято берегла несколько мелких, принадлежавших Императору, вещей. Моя мать хорошо помнила, как ее бабушка показывала ей салфетку Императора, и вилку и нож, которыми Он ел.
И.К. Айвазовский «Портрет дочери художника» (Елены Ивановны Латри). 1894 г.
И вот в этой, мало известной ему семье, вдруг принял большое участие граф М.С. Воронцов (впоследствии Наместник ЕИВ на Кавказе и за Даргинскую экспедицию получивший титул князя), человек, близко стоявший к Императору Александру I и пользовавшийся Его доверием. Граф Воронцов перевез жену и детей исчезнувшего Гревса в Крым и поселил в своем роскошном имении «Алупка» в 18-ти верстах от Ялты. Там он обставил их полным комфортом, проявив много заботливого внимания.
Впоследствии одного из сыновей Гревса он устроил профессором английского языка в Новороссийском университете (в Одессе), а другому поручил заведывание его обширной библиотекой, находившейся в Алупкинском дворце. До глубокой старости жила прабабушка в Алупке, неизменно окруженная вниманием Воронцова. Моя мать, уже будучи замужем, не раз гостила у нее и позже рассказывала мне, что хотя участие графа Воронцова и было искреннее, но все-таки чувствовалось, что оно «как бы продиктовано свыше». И это, хотя и личное впечатление моей матери, но, я думаю, имеет большое значение.
Откуда и какого происхождения были Гревс нам, правнукам, не было известно. Знаю только, что прабабушка всегда говорила, что им принадлежал Гревсенд [1]. Знаю, что дочери ее были очень красивы и в них сказывалось аристократическое происхождение.
Лет 60 тому назад Английский банк объявил о том, что настал срок получения наследства Гревс. Оно было громадное, - в несколько миллионов… Моя бабушка, заранее зная, что если она и является наследницей, то получить все равно ничего не сможет, так как с ее отцом пропали и все документы, написала в банк, что она, Юлия Яковлевна Айвазовская, урожденная Гревс, происходит от такой-то шотландской фамилии Гревс.
На это банк ответил ей, что она действительно является одной из наследниц огромного состояния, но, что она должна документально доказать по восходящей степени свое родство вплоть до того лица, от которого осталось наследство. Но это, конечно, сделать было невозможно.
В нашей семье всегда знали, что существует в России и другая линия Гревс, одного с нами корня, происходящая от брата исчезнувшего Якова Гревс.
Мне всегда хотелось встретить кого-нибудь из этой ветви Гревс, чтобы узнать может быть что-нибудь новое о Таганрогской тайне. Но случая не представлялось. И только перед самым переворотом я встретился в Тифлисе с командиром 18-го Драгунского Северского полка, бывшим лейб-гусаром Александром Петровичем Гревс [2] и его братом, камергером Высочайшего Двора Константином Петровичем [3]. От них я узнал, что они приходятся троюродными братьями моей матери, так как она была внучкой исчезнувшего Я. Гревс, а они внуками его родного брата. Они подтвердили мне все то, что я знал и о семье Гревс и о наследстве, добавив, кого следует считать родоначальником этой фамилии.
Александр Петрович Гревс.
Но самое интересное, что они сообщили мне, это то, что в библиотеке их имения «Ставиолы» Киевской губернии хранится запечатанная сургучами-печатями записки их деда Гревс (брата исчезнувшего) с надписью: «Вскрыть в 1925 году», то есть ровно через сто лет после смерти Императора Александра I: по русским законам всю правду о Царствующем лице можно говорить только через сто лет после Его смерти. Не показывает ли эта надпись, что в записках была разгадка тайны Императора Александра I?
Уже в эмиграции, встретившись с братьями Гревс в Париже, я с большим сожалением узнал, что в суматохе отъезда из имения никто не подумал о записках и они так и остались в имении. И целы ли или нет эти ценные записки никто, конечно, не знает.
В заключении этой главы, на случай, если мой труд попадется на глаза историка, заинтересовавшегося тайной смерти Императора Александра I, я хочу сообщить маленькую подробность, которая вместе с сообщенными мною сведениями могла бы облегчить розыск в Англии фамилии Гревс и ознакомление с ее архивом. Подробность эта та, что одного сына Я. Гревса звали Джемс, а другого Александр, а трех дочерей - одну Лора, другую, мою бабушку, Юлия, и третью София. […]
***
…Версия, что Государь, будучи в Таганроге, посетил Крым, где заразился лихорадкой, и, вернувшись в Таганрог, умер, является очень естественной. Но «смерть» еще не давала возможности Государю сделаться сразу странником. Высокий, стройный, красивый, с царственными манерами, с лицом известным всей России, Он легко мог быть узнан, а тогда - какой бы это был скандал на весь мiр! Значит, надо было выиграть время, то есть уйти или уехать куда-нибудь и там выждать, чтоб отросла борода, загрубели руки и т.д. Словом, стать неузнаваемым. И не лучше было бы пробыть это время за границей? Теперь всё больше и больше данных, подтверждающих эту версию
Но для выполнения этого плана, конечно, требовалась посторонняя помощь, а потому невольно возникают вопросы:
1) Почему Я. Гревс, ехавший в Петербург, где в то время находился Государь, но попавший в Одессе в карантин, вдруг резко изменил свой маршрут и выпущенный из карантина поехал в Таганрог, куда за это время проехал Государь? Гревс не был коммерсантом, что же ему было делать в этом торговом портовом городе?
2) Каким образом только что приехавший в Таганрог никому неизвестный шотландец Гревс вдруг так сблизился с Государем, что чуть ли не ежедневно бывал во Дворце. Невольно навязывается вопрос - да не был ли Государь предупрежден о приезде Гревса, не был ли осведомлен, что может вполне доверять Гревсу? Если так, - то эта сразу возникшая дружба - понятна.
Прибытие Императора Александра I в Таганрога из Крыма. 1825 г. Акварель Л. Манцони.
3) Любители исторических исследований говорили мне, что они встречали имя Гревса, бывшего якобы доктором, пользовавшим Императора Александра I в Таганроге. Но почему, однако, об этом важном факте совершенно не говорят многие историки?
Сколько книг ни приходилось читать об этой тайне, - я никогда не встречал имени Гревса. Ни моя бабушка, ни моя мать не знали, чем он занимался. Если бы он был доктором, могли ли бы они этого не знать? И я склонен думать, что для того, чтобы объяснить его частые визиты во Дворец, был пущен слух о том, что он доктор.
4) Лица, осматривавшие Дворец в Таганроге, говорили мне, что после осмотра Дворца им указывали на какой-то дом, говоря: «Там жила семья Гревс». - Не странно ли это?
Не указывает ли это на какую-то таинственную связь бо́льшую, чем дружба? И не странно ли было и отношение моей прабабушки к памяти Государя? Она, как говорила мне моя мать, столь благоговела пред его памятью, - как к памяти человека, уведшего на подвиг.
5) Три события, происшедшие в один и тот же день в Таганроге: смерть Императора Александра I, исчезновение Гревса и уход из Таганрога яхты бывшего английского посла при Русском Дворе лорда Cathcart, друга Александра I, несомненно, имели какую-то связь между собой. Не уехал ли на яхте Государь в сопровождении Гревса? Что что-то связано с пребыванием этой яхты в Таганроге, видно из того, что и Великий Князь Николай Михайлович и князь Барятинский на свои просьбы допустить их к архиву лорда Cathcart получили отказ.
6) Еще одна интересная подробность - в архиве Царской Семьи есть выписка из яхтенного журнала одного английского корабля (может быть, яхты), ушедшего тогда из Таганрога, из которой видно, что английский посол приказал взять на борт одного пассажира для доставки его в Палестину и никаких других пассажиров на борт не принимать.
Мне кажется вполне логичным предположение, что Император Александра I уехал на первое время за границу или в Палестину. Это дало бы Ему время и возможность изменить Свою внешность. А там… где-нибудь на крайнем Севере английский торговый корабль мог высадить никому не известного странника, который и пошел по Сибири.
А. АЙВАЗОВСКИЙ.
А. Айвазовский «Тайна смерти Императора Александра I (Новые данные)» // «Возрождение». Париж. 1956. № 58. С. 129-133.
Комментарии
[1] Гревсенд (Gravesend), укрепленный портовый город на северо-западе графства Кент в Юго-Восточной Англии; находится на южном берегу Темзы 38 км ниже Лондона. Географическое положение придавало городу стратегическое значение: это было удобное место для высадки.
[2] Александр Петрович Гревс (1876-1936.) - окончил Орловский Николаевский кадетский корпус (1895) и Николаевское кавалерийское училище (1897). Участник русско-японской и Великой войн. Полковник (1913). Служил в Лейб-Гвардии Гусарском полку (1914-1916). За отличие в бою 27 октября 1914 г. получил награду из рук Государя. В марте 1916 г. назначен командиром 18-го Драгунского Северского полка, а в декабре 1916 г. командиром Лейб-Гвардии Конно-гренадерским полком. Участник Белого движения на Юге России. Генерал-майор (1919). В эмиграции в Сербии и во Франции. Скончался в Виль-Жюфе под Парижем. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев де Буа.
[3] Константин Петрович Гревс (1880-1942) - выпускник Императорского Александровского лицея (1900). В качестве вольноопределяющегося Лейб-Гвардии гусарского полка участвовал в войне с Японией 1904-1905 гг. Камергер. Во время Великой войны главный уполномоченный военно-санитарных отрядов Великой Княгини Марии Павловны старшей. В эмиграции во Франции. С 1922 г. Генеральный секретарь Союза ревнителей памяти Императора Николая II. Скончался в Париже. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев де Буа.