ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (9)
Маргарита Сюрина. «Блок».
«Девушка пела в церковном хоре…» (окончание)
О том, каково было отношение самого поэта к Церкви и священству лучше всего свидетельствуют тексты, вышедшие в разное время из-под его пера. Вот один из самых последних, написанный, когда стало можно:
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?
«Многие резкие выпады Блока против духовенства» писавший о нем архим. Киприан (Керн) пытался оправдать: «…Это не бунт против Церкви. Это направлено не против священства как такового. Это лишь слово раздражения против отдельных конкретных фактов. И немало его у поэта, что и говорить! Но это возмущение против эмпирической плоти Церкви, а не против благодатной жизни в ней» («Александр Блок: pro et contra». С. 569).
Пусть так. Но есть ли у Блока, спросим, хотя бы один порядочный священник? Да ведь и сама Церковь была ему ненавистна.
«Если бы Ты знал, как я всегда НЕ ВЕРУЮ! […] Пусть не верую даже, потому что иногда еще даже возможность покаяния как будто брежжит. Впрочем, я не могу исповедаться у священника» (А. Белому, 23.12.1904).
«У Церкви спрашивать мне решительно нечего. Я чувствую кругом такую духоту, такой ужас во всем происходящем…» (Зап. книжка, 29.10.1918).
«…Я не пойду к Пасхальной Заутрене к Исаакию, - откровенно признается он в письме В.В. Розанову в феврале 1909 г., - потому что не могу различить, что блестит: солдатская каска или икона, что болтается - жандармская епитрахиль или поповская нагайка. Все это мне по крови отвратительно» (А. Блок «Собр. соч. в 6 томах». Т. 6. С. 159).
«…Единственный общий враг наш - российская государственность, церковность, кабаки, казна и чиновники…» (матери, 13.4.1909).
(20.1/7.2.1918): «Религия - грязь (попы и пр.)» (А. Блок А «Дневник». С. 267).
А вот в каких выражениях он описывает Пасху 1918 года:
«Не знаю, надолго ли, но Русской Церкви больше нет. Я и многие подобные мне, лишены возможности скорбеть об этом потому, что Церкви нет, но храмы не заперты и не заколочены; напротив, они набиты торгующими и предающими Христа, как давно уже не были набиты. Церковь умерла, а храм стал продолжением улицы. Двери открыты, посреди лежит мертвый Христос. Вокруг толпятся и шепчутся богомолки в мужских и женских платьях: они спекулируют; напротив, через улицу, кофейня; двери туда тоже открыты; там сидят за столиками люди с испитыми лицами и тусклыми глазами; это картежники, воры и убийцы; они тоже спекулируют. Спекулянты в Церкви предают большевиков анафеме, а спекулянты в кофейне продают аннулированные займы; те и другие перемигиваются через улицу; они понимают друг друга.
В кофейню я еще зайду, а в церковь уже не пойду. Церковные мазурики для меня опаснее кофейных. […]
И я тоже ходил когда-то в церковь. Правда, я выбирал время, когда церковь пуста, потому что обидно и оскорбительно присутствовать при звероголосовании нестриженных и озабоченных наживой людей. Но в пустой церкви мне удавалось иногда найти то, чего я напрасно искал в мiре.
Теперь нет и пустой церкви» (А. Блок «Собр. соч. в 6 томах». Т. 5. С. 44-45). Для Блока…
И, наконец, в год смерти: «…Пойти в церковь все еще не могу, хотя она зовет» (Н.А. Ноле-Коган, 8.1.1921).
Ангелина - сводная сестра поэта.
Но тогда, еще до революции неудача, в связи с сестрой, буквально бесила Блока:
(12.1.1913): «Ангелина “правеет” - мерзость, исходящая от m-mе Блок на ней отразилась» (Там же. С. 179).
(13.1.1913): «Гнусная вонь, исходящая от m-me Блок, в ее словах была. […] Что будет с девушкой, которая растет среди тихих сумасшедших» (Там же. С. 179, 180).
(11.2.1913): «Эти, которые заводятся около искусства, они - графини Игнатьевы. Они спихивают министров и приручают, - сказать противно, - m-me Блок (Марью Тимофеевну Беляеву). Это от них - так воняет в литературной среде, что надо бежать вон без оглядки. […] Если бы я был ч….., я бы устроил веселую литературную кадриль, чтобы закружилась вся “литературная среда” в кровосмесительном плясе и вся бы провалилась прямо ко мне на кулички» (Там же. С. 183).
Эти записи производились Блоком в обстановке начала торжеств в честь юбилея Императорского Дома: «Сегодня празднуется трехсотлетие Дома Романовых, союзников 4000 понаехало из Киева, опасно выходить на улицу» (Там же. С. 184).
Такого же рода настроения отразились в датированном 26 августа 1914 г. (т.е. уже после объявления войны) стихотворении:
Грешить безстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в Божий храм.
Три раза преклониться долу,
Семь - осенить себя крестом,
Тайком к заплеванному полу
Горячим прикоснуться лбом.
(Стихотворение было опубликовано в «Русском слове» 21 сентября 1914 г. № 217. В статье «Национальный вопрос перед судом религии» об этом стихотворении отозвались сочувственно «Биржевые ведомости». № 14476. 1914. 5 ноября. Утренний выпуск. Характерно также окружение его стихотворениями, посвященными открыто прокламируемой Блоком «любовницей» актрисе Дельмас и староверам-самосожженцам: А. Блок «Собр. соч. в 6 томах». Т. 2. С. 393).
Тут более чем прозрачный намек на Г.Е. Распутина, несмотря на иную концовку, поняли. Была составлена (правда, в 1916 г.) «по заказу Царя» записка «для представления немедленно и лично» (А. Блок «Дневник». С. 409). Уже, работая в ЧСК, Блок нашел ее, занеся под 5 августа 1917 г. в дневник: «Я принес из дворца …записку (по заказу Его Величества) с выпиской между прочим моих стихов (“Грешить безстыдно…”)» (Там же. С. 244).
Для того, чтобы вполне понять самого Блока, необходимо хотя бы вкратце рассказать о дальнейшей судьбе сводной его сестры и ее матери.
Ангелина закончила с золотой медалью Педагогический институт. С началом Великой войны, пройдя курсы сестер милосердия, поступила в октябре 1914 г. в Обуховскую больницу.
В конце 1916 г. мать и дочь решили, оставив мiр, уйти в монастырь. Известно, что они уже вели переговоры на основанном еще св. прав. о. Иоанном Кронштадтским в Петербурге подворье Леушинского Иоанно-Предтеченского женского монастыря Новгородской епархии. (Двоюродная сестра Ангелины, дочь ее дяди, Елизавета Сергеевна Беляева еще в 1914 г. во время смертельной болезни приняла тайный постриг.) После февральской революции все трое (мать, дочь и племянница), оставив Петроград, переселились в Новгород, где поступили в Новгородский епархиальный лазарет, размещавшийся в Епархиальном доме, который находился в непосредственном ведении епископа Тихвинского Алексия (Симанского), будущего Патриарха Московского и всея Руси. Там Ангелина смертельно занемогла (О.Л. Фетисенко, Н.К. Цендровская «…Та девушка звалась - сестра». С. 529-530).
«С[естра] Ангелина, - писал 19 февраля 1918 г. епископ Алексий архиепископу Новгородскому Арсению (Стадницкому), - агония со вчерашнего дня, она без памяти и только благодаря здоровому сердцу, по-видимому, не кончается; с часу на час, однако, ожидается развязка». Следующим днем помечена приписка: «Скончалась с[естра] Ангелина сегодня в 11 ч. 20 м. вечера. Жаль смотреть на ее мать, которая теряет единственного своего ребенка» («Письма Патриарха Алексия своему духовнику». Изд. Сретенского монастыря. 2000. С. 123-124).
«Вечером, - занес А.А. Блок в записную книжку, - позвонила Мария Николаевна Беляева: Ангелина умерла в новгородском лазарете, заразившись воспалением спинного и головного мозга, в 10 дней - 20 февраля (ст. ст.). Ее хоронили “как святую”, с крестным ходом» (А. Блок «Записные книжки, 1901-1920». С. 396-397).
В то же день он сказал своей знакомой: «Она должна была умереть - ее так и воспитывали - к смерти. Я ее поздно узнал. С ней хорошо было» (Е.Ф. Книпович «Мои встречи с Блоком» // «Октябрь». 1986. № 8. С. 192).
Продолжение следует.