Путешествие Онегина. Иллюстрация художника П.П. Соколова (1826-1905) к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». 1891 г.
Невидимые нити (продолжение)
Кроме связей явных, о которых мы писали в прошлом нашем по́сте, были еще и неочевидные в том числе и для самого Пушкина, что не умаляет их значимость и уж во всяком случае не сильно влияет на наш интерес к ним.
Края эти были связаны с появлением в России предков поэта по материнской линии, о чем мы предполагаем подробно рассказать в следующем нашем очерке.
Однако, как выясняется, и по отцовской линии такие связи были. Так или иначе, они отсылают нас к событиям Прутского похода 1711 года под предводительством Царя Петра Алексеевича - одного из важнейших эпизодов Русско-турецкой войны 1710-1713 гг.
Карта противостояния русских и турок на реке Прут в 1711 г. Неизвестный голландский гравер. Офорт. Первая четверть XVIII в.
Напомним вкратце ход событий. 6 марта 1711 г. Царь с Екатериной Алексеевной выехал из Москвы. Из Киева планировали идти к Сорокской крепости на Днестре, а там - на Яссы. По пути 13 апреля в Луцке был подписан секретный договор с Господарем Молдавии Димитрием Кантемиром.
Переправа через Днестр произошла 27 июня, а 6 июля на правом (западном) берегу Прута к Царю Петру присоединилась шеститысячная молдавская легкая конница во главе с Господарем Димитрием Кантемиром.
М.М. Иванов. Петр I на реке Пруте. 1804 г. Бумага, акварель.
Уже 18 июля стало известно о переправе через Прут большой турецкой 120-тысячной армии и 70-тысячной конницы крымских татар. На следующий день вражеская кавалерия окружила Русскую армию. К 21 июля османы заблокировали русские позиции, прижатые к реке. Подтянувшаяся артиллерия начала обстрел.
Битва при Пруте. Из книги «Путешествия» французского дворянина, агента Короля Карла XII Обри де ла Мотре (1674-1743), вышедшей в Лондоне в 1723 г.
Положение в русском лагере было признано безнадежным. Посоветовавшись с генералами, Царь Петр отправил к туркам наделенного широкими полномочиями вице-канцлера П.П. Шафирова. Петр соглашался отдать Азов и все ранее завоеванные города, вернуть шведам Лифляндию и прочие земли, кроме Ингрии, где в то время как раз строился Петербург. Взамен Ингрии предлагался Псков.
На подкуп визиря было выделено 150 тысяч рублей; другим османским начальникам были определены суммы поскромнее.
Русские послы в османском лагере на Пруте. 1711 г. Гравюра. РГАДА.
Вернувшийся 22 июля в русский лагерь П.П. Шафиров рассказал, что условия мира оказались гораздо более легкими, чем предполагалось. На следующий день договор был скреплен печатями, а вечером Русская армия с распущенными знаменами под барабанный бой выступила в сторону Ясс.
Там Господарь Дмитрий Кантемир попрощался со своей столицей, покидая ее, как оказалось, навсегда. Разгневанные изменой своего вассала, турки требовали его выдачи, на что Царь Петр, заявив, что его нет в русском лагере, сказал приближенным: «Я лучше уступлю туркам всю землю, простирающуюся до Курска, нежели выдам Князя, пожертвовавшего для Меня всем своим достоянием. Потерянное оружием возвращается; но нарушение данного слова невозвратимо. Отступить от чести - то же, что не быть Государем» (Д. Полевой «История Петра Великого». Ч. 3. СПб. 1843. С. 183).
Димитрий Кантемир и Петр I в Яссах у церкви Трех Иерархов. Гравюра Георге Асаки. 30-40-е гг. XIX в.
13 августа Русская армия переправилась через Днестр в Могилеве-Подольском. «Солдаты, - вспоминал датчанин Расмус Эребо, - почернели от жажды и голода. Почерневшие и умирающие от голода люди лежали во множестве по дороге, и никто не мог помочь ближнему или спасти его, так как у всех было поровну, то есть ни у кого ничего не было».
Так закончился тот неудачный поход. Однако, как оказалось, всё же не без пользы для будущего России. Вместе с русским войском шел молдавский обоз, в котором следовал не только Господарь Димитрий Кантемир и его ближайшие родственники, но и тысячи молдаван - бояр, воинов и их родственников, связавшими свою жизнь с новым отечеством и, в свою очередь, принесшими ему славу в самых разных областях.
Медаль за Прутский поход 1711 г.
Генеалогические исследования, предпринятые петербургским литературоведом Вадимом Петровичем Старком (1945-2014), обнаружили родство А.С. Пушкина со Светлейшими князьями Кантемирами.
«Сестра прабабки поэта Евдокии Ивановны Пушкиной, урожденной Головиной, Наталия Ивановна, - пишет В.П. Старк, - вышла замуж за князя Константина Антиоховича Кантемира. М. Вегнер ошибочно называет его “сыном известного сатирика”, в то время как тот умер холостым.
Дело в том, что у князя Константина Федоровича Кантемира было два сына - Антиох и Димитрий [то самый союзник Петра I. - С.Ф.]. Младший был отцом писателя, которого назвали в честь дяди. Так что сын этого дяди, генерал-поручик русской службы князь К.А. Кантемир, женатый на Н.И. Головиной, доводился сатирику двоюродным братом. Двоюродная прабабка А.С. Пушкина Н.И. Головина была второю супругою князя К.А. Кантемира, детей у них не было. Третьей женой князя К.А. Кантемира стала Софья Богдановна Пассек. Их единственный сын полковник Дмитрий Константинович Кантемир (1749-1820), последний в своем роде, умер бездетным в сумасшествии, представляя себя Византийским Императором. После смерти Д.К. Кантемира имения, некогда пожалованные Петром I в их род, были по суду признаны выморочными, а материнские унаследовали ближайшие родственники по линии Пассеков. […]
Господарь Молдавии Димитрий Кантемир (1676-1723) Светлейший Князь Российской Империи (1711) и Священной Римской Империи (1723), сенатор (1721) и тайный советник (1722), член Берлинской Академии Наук (1714).
Не оставил по себе наследников и Антиох Кантемир, хотя проблема наследника должна была занимать его как члена Господарского дома с четкими установками “долженствования” в отношении брака. Общеизвестно, что отец писателя Димитрий Кантемир видел в младшем сыне наследника… […] Умерший вскоре после Димитрия Кантемира Петр I не успел закрепить желание своего союзника. Хотя отец и указывал на Антиоха, как вероятного наследника, все имение досталось в конце концов его брату Константину, женатому на дочери влиятельного вельможи князя Д.М. Голицына-старшего, тому из сыновей Господаря, который менее остальных мог бы по своим достоинствам рассчитывать на это наследство, будь на то воля отца. […]
Не следует забывать и того, что при новом политическом витке, когда Голицыных постигла опала, производится судебный передел кантемировского имущества в пользу мачехи писателя, второй жены его отца, урожденной княжны Анастасии Ивановны Трубецкой, теперь уже графини Гессен-Гомбургской. […]
Князь Антиох Дмитриевич Кантемир (1708-1744) - сын Молдавского Господаря Димитрия Кантемира, поэт и дипломат.
Следует заметить, что через посредство этой мачехи писателя, второй жены Димитрия Кантемира, его семейство оказалось в еще одной родственной связи с семейством Пушкиных. Родной дядя княгини Анастасии Кантемир, в девичестве Трубецкой, князь Ю.Ю. Трубецкой, был женат на Ольге Ивановне Головиной, родной сестре Наталии Ивановны (бывшей замужем за князем К.А. Кантемиром) и Евдокии Ивановны, прабабки А.С. Пушкина, жены Александра Петровича Пушкина. На свадьбе последних, также как на свадьбе Кантемиров, присутствовал Петр I, о чем свидетельствует запись в камер-фурьерском журнале от 31 января 1721 г.: “Их Величества кушали в доме; и были на свадьбе Пушкина, женился на дочери князя обер-серваера”, т.е. главного корабельного мастера, каковым был прадед Пушкина Иван Михайлович Головин. Дважды, таким образом, пересеклись в родственных связях семьи Кантемиров и Пушкиных. […]
Род Кантемиров по мужской линии пресекся, дав мiру Антиоха Кантемира, с именем которого Пушкин в статье “О ничтожестве литературы русской” связывает рождение новой русской литературы, поставив в ее плане имя Кантемира первым: “Начало р[усской] словесности - Кантемир в Париже обдумывает свои сатиры, переводит Горация, умирает 28 лет…” Вариант этой статьи Пушкин закончил словами: “Но словесность между тем родилась. Кантемир”» (В.П. Старк «А.С. Пушкин. Родословные перекрестки с русскими писателями от А. Кантемира до В. Набокова». СПб. 2000. С. 52-55).
С.В. Фомин «Кантемиры в изобразительных материалах». Кишинев. «Штиинца». 1988. 96 с. Т. 6310 экз.:
https://klex.ru/1bbxОпубликованные мною в 1980-1990-е годы исследования о Кантемирах оставили определенный след в историографии этого Молдавского Господаря, российского государственного деятеля и ученого с мiровой известностью:
http://www.historia.ru/2016/01/2016-01-tsvirkun.htm Впоследствии А.С. Пушкин обратился к теме Прутского похода в своей незавершенной «Истории Петра I» и перевел в 1835 г. касающийся этих событий фрагмент из первой книги трехтомника бригадира Моро де Бразе, вышедшей в Амстердаме в 1716 г., снабдив его предисловием и примечаниями.
Фронтиспис и титульный лист первого тома «Записок политических, забавных и сатирических господина Жана-Никола де Бразе, графа Лионского, полковника Казанского драгунского полка и бригадира войск Его Царского Величества» (1716).
Жак Моро де Бразе (1663-1723) - уроженец Дижона, французский кавалерийский капитан, служил во Франции и Испании. В 1711 г. в качестве полковника он принимал участие в Прутском походе, был ранен, выйдя в отставку в чине бригадира. Оставив Россию, скитался по Европе, безуспешно предлагая свои услуги. Скончался в Бриансоне.
«Рассказ Моро-де-Бразе о походе 1711 года, - считал поэт, - лучшее место изо всей книги, отличается умом и веселостию беззаботного бродяги; он заключает в себе множество любопытных подробностей и неожиданных откровений, которые можно подметить только в пристрастных и вместе искренних сказаниях современника и свидетеля. […] Предлагаем “Записки бригадира Моро” как важный исторический документ, который не должно смешивать с нелепыми повествованиями иностранцев о нашем отечестве».
Начало пушкинского рукописного перевода отрывка из записок Моро де Бразе (1835).
Продолжая тему беженцев из Молдавии 1711 г., напомним, что именно тогда в Россию въехали, обосновавшись в основном на территории Слободской Украины, предки многих людей, прославивших свое новое отечество, имена которых до сих пор у всех на слуху (С.В. Фомин «Пером и мечом сотруждаяся…» Кишинев. 1990. С. 37-38, 131-133).
Многие, особенно вчерашние воины, долгое время продолжали подвизаться на прежнем поприще. Так из семейства Бедряги из Хотина вышли известные гусары-ахтырцы, герои Отечественной войны 1812 г. братья Михаил, Николай и Сергей Григорьевичи Бедряги, которым посвящал свои произведения Денис Давыдов. Однако уже внук Николая Григорьевича предпочел военной службе науку. Яков Владимiрович Бедряга (1854-1906) стал европейски известным зоологом-герпетологом; в его честь названо несколько видов рептилий.
Пройдет полтора века с того печального исхода, и появится на свет Николай Андреевич Гредескул (1865-1941), юрист-цивилист, ставший в 1900-1903 гг. деканом юридического факультета Харьковского университета, того самого, между прочим, который был основан в 1805 г. потомком еще одного беженца 1711 г. - В.Н. Каразиным, имя которого это учебное заведение носит с 1999 года.
Одновременно с Н.А. Гредескулом в том же учебном заведении историко-филологический факультет в 1901-1905 гг. возглавлял другой харьковский уроженец из тех же самых переселенцев - историк-античник Владислав Петрович Бузескул (1858-1931), удостоившийся в 1925 г. звания академика.
Самых известных ученых дал, однако, род великого господарского спатаря (мечника) Георгия. Речь идет о братьях Мечниковых: известном биологе, лауреате Нобелевской премии в области физиологии и медицины Ильи Ильиче (1845-1916) и географе и социологе Льве Ильиче (1838-1888). Старший их брат Иван Ильич Мечников (1836-1881), председатель Киевской судебной палаты, стал прототипом известной повести графа Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича» (1886).
Заметный след в истории оставили потомки доверенного лица Господаря Димитрия Кантемира капитана Куликовского, обезпечивавшего накануне Прутского похода секретные сношения между своим господином и Царем Петром Алексеевичем. Обосновавшись впоследствии в России вместе с сыновьями Константином и Юрием, Прокофий Васильевич Куликовский стал полковником Харьковского полка, получил российское дворянство.
Гербы дворян Времевых и Куликовских - выходцев из Молдавского княжества. Из журнала Г.Г. Безквиконного «Din trecutul nostru». Chişinău. 1936. № 36-39. Р. 86.
Именно из этого рода вышел ротмистр Лейб-гвардии Кирасирского Ея Величества Императрицы Марии Феодоровны полка Николай Александрович Куликовский (1881-1958), второй муж (4.11.1916) Великой Княгини Ольги Александровны (1882-1960), сестры Царя-Мученика.
В свое время я подарил вдове их сына Тихона Николаевича, Ольге Николаевне Куликовской-Романовой свою статью об основателе дворянского рода Куликовских «Капитан Прикопий», написанную на основании архивных документов, опубликованную мною в 1988 г. в кишиневском журнале «Кодры» (№ 12):
Среди участников того исхода из Молдавского княжества были ближайшие родственники Господаря Димитрия Кантемира - его двоюродная сестра Софья Артемьевна Бантыш (1680-1764). Она была супругой Константина Урсуловича Бантыша (ум. 1710) - брата Анны Кантемир (ум. 1677), урожденный Бантыш - второй жены Господаря Молдавии Константина Федоровича Кантемира (1627-1693) и матери Димитрия Кантемира.
Софья Артемьевна Бантыш ехала с сыном, восьмилетним мальчиком Николаем Константиновичем (1703-1739), родившимся в молдавской столице - Яссах. Двадцать шесть лет спустя он станет отцом, а еще через пятьдесят один год - дедом известных русских историков. Впрочем, о рождения внука он так и не узнает, ибо уйдет из жизни гораздо раньше…
Сын же, как и его отец, названный Николаем (1737-1834), более полувека отдаст служению в Московском главном архиве Государственной коллегии иностранных дел. В конце жизни Н.Н. Бантыш-Каменский лишится слуха в результате сильной простуды, полученной им в подвалах архивохранилища.
Отличаясь консерватизмом, Н.Н. Бантыш-Каменский внимательно следил за событиями в мiре и стране, подмечая проявления «якобинства». Даже Английский клуб в Москве выглядел в его глазах подозрительно. «Удивительно, - сетовал он, - что не хотят люди спокойно жить и стопам предков своих следовать».
Николай Николаевич Бантыш-Каменский.
Автор десятков работ, составитель многих ценных сборников документов, Николай Николаевич останется в 1812 г. в Москве и во время знаменитого пожара, презирая опасность, будет спасать документы. В историю отечественной культуры Н.Н. Бантыш-Каменский прочно войдет как один из издателей «Слова о полку Игореве». После того, как рукопись сгорит в 1812 г. в московском пожаре, издание 1800 г. приобретет значимость первоисточника.
А.С. Пушкин, которого на протяжении всей его жизни интересовало «Слово», не был к сожалению знаком с его издателем, зато хорошо знал его сына Дмитрий Николаевича (
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/447505.html). И не только водил дружбу, но еще и находился с ним в свойстве. (Как тут не вспомнить известную блоковскую строчку: «Дворяне - все родня друг другу».)
«Жена Д.Н. Бантыш-Каменского Елизавета Ивановна, урожденная Бибитинская, дочь князя И.С. Барятинского от тайного брака с девицею Бибиковою, имела сестру Анастасию Ивановну, вышедшую замуж за Бориса Михайловича Загряжского, родной брат которого Александр Михайлович выдал свою дочь Елизавету за Льва Сергеевича Пушкина, брата поэта. Несмотря на столь казалось бы отдаленные связи, они были известны всем упомянутым лицам и учитывались в их отношениях» (В.П. Старк «А.С. Пушкин. Родословные перекрестки с русскими писателями от А. Кантемира до В. Набокова». С. 52).
Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский.
Кстати, первым о находке изданного Н.Н. Бантыш-Каменским и столь интересовавшего А.С. Пушкина выдающегося памятника древнерусской литературы «Слова о полку Игореве» сообщил известный в свое время поэт и драматург Михаил Матвеевич Херасков (1733-1807) - также внук и сын беженцев 1711 г., но не из Молдавского, а из Валашского княжества.
Деда его звали Удря (Андрей), а отца Матей (Матвей) Хереску. Последний был стольником, приходился шурином великому спафарию Валахии Фоме Матвеевичу Кантакузену (1674/1675-1721), принятому Царем Петром на русскую службу генерал-майором.
Сам Матвей Андреевич Херасков получил поместье на Левобережной Украине с пятью тысячами крепостных, дослужился до майора Кавалергардского полка, скончавшись в 1734 г. Его вдова Анна Даниловна, урожденная Друцкая-Соколинская вторично вышла замуж за князя Никиту Юрьевича Трубецкого, дядя которого, князь Иван Юрьевич Трубецкой был отцом второй жены Господаря Дмитрий Кантемира Анастасии Ивановны. В такой среде проходило детство будущего автора «Россиады» (1771-1779), огромной эпической поэмы, за что уже современниками он был назван «Русским Гомером».
Г.Р. Державин называл эту поэму «безсмертною». «Мы еще бедны писателями, - напишет в 1787 г. Н.М. Карамзин швейцарскому философу и писателю И.К. Лафатеру. - У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными, первый и лучший из них - Херасков». Однако уже во времена А.С. Пушкина поэмы М.М. Хераскова считалась безнадежно устаревшими; читать их можно было разве что в виде наказания. Тем не менее имя Хераскова встречается в пушкинских «Table-talk» и его письмах.
Однако некоторые дела Михаила Матвеевича оставили заметный след в отечественной культуре. Состоя с 1756 г. на службе в Московском университете (в 1763-1770 гг. он был его директором, а в 1778-1802 гг куратором), М.М. Херасков был основателем почти всех его учреждений, включая Московский университетский пансион, который окончат В.А. Жуковский, А.С. Грибоедов, М.Ю. Лермонтов, В.Ф. Одоевский, А..И. Тургенев (С.В. Фомин «Не титла славу нам сплетают…» // Московский комсомолец. 1983. 7 ноября).
В свое время при работе над «Русланом и Людмилой» (1818-1820) А.С. Пушкин пользовался поэмой «Бахариана» (1803) М.М. Хераскова, которую передал ему его знакомый писатель Николай Васильевич Сушков (1796-1871), в 1825-1827 гг. член от Короны Бессарабского Верховного Совета.
Будучи в Кишиневе, А.С. Пушкин был знаком с одним из представителей этой древнейшей валашской фамилии - кэминаром Константином Нэстурелом-Хереску (1798-1874), этеристом, сподвижником князя Александра Ипсиланти, квартировавшим у подполковника И.П. Липранди и помогавшим ему в составлении записок о Греческом восстании.
М.М. Херасков. Портрет работы К. Гекке. 1800-е годы.
Продолжая тему, нельзя не упомянуть еще об одном потомке изгнанника 1711 г., приложившего руку к переводу А.С. Пушкина в 1820 г. в Бессарабию, - Василии Назаровиче Каразине (1773-1842) - тому самому основателю четвертого по счету в Российской Империи университета, открытого в Харькове в январе 1805 г., о чем мы уже упоминали
Биографы, как правило, пишут о его сербском, болгарском или греческом происхождении; утверждают, что он был потомком «архиепископа Караджи Тырновского». В действительности предок В.Н. Каразина прибыл в Россию в 1711 г. вместе с изгнанниками из Молдавского княжества (G. Bezviconi «Profiluri de ieri şi de azi. Articole». Bucureşti. 1943. P. 29; G. Bezviconi «Contribuţii la istoria relaţiilor romîno-ruse». Bucureşti. 1962. Р. 150).
Дед его Александр был капитаном русской службы, а отец Назар Александрович (ок. 1731-1783) - полковником, участником Семилетней 1756-1763 гг. и Русско-турецкой 1768-1774 г. войн. За взятие им в 1770 г. Бухареста Императрица Екатерина II пожаловала ему поместье в Харьковском уезде. Так был основан Кручик, в котором и появился на свет Василий Назарович.
Среди его друзей были Г.Р. Державин, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, М.М. Сперанский и А.Н. Радищев. Женившись в 1805 г. на внучке Ивана Ивановича Голикова (1735-1801), он породнился с известным историком-самоучкой, автором грандиозной тридцатитомной «Истории Петра Великого», немало страниц которой было посвящено Прутскому походу и судьбе Господаря Димитрия Кантемира. Этот труд, в подборе источников для которого неоценимую помощь И.И. Голикову оказывал Н.Н. Бантыш-Каменский, послужил основным источником сведений для А.С. Пушкина во время его работы над своей так и не завершенной «Историей Петра I».
В.Н. Каразин. Портрет 1803 г.
Причастность В.Н. Каразина к переводу А.С. Пушкина на юг в 1820 г. выяснилась пушкинистами в советское время, найдя отражение в пушкинской «Летописи», по которой мы и цитируем далее некоторые документы.
Будучи членом «Вольного общества любителей российской словесности», в которую входили т.н. «передовые русские писатели», Василий Назарович мог вблизи наблюдать ход мыслей этих дворянских вольнодумцев и результаты их деятельности.
Уже в марте 1820 г., в годовщину убийства Императора Павла I, размышляя об этом чудовищном преступлении, В.Н. Каразин делает в своем дневнике запись, говоря об «обманутом и обманываемом каждый день» Императоре Александре I, о «поганой армии вольнодумцев, собираемой и комплектуемой под шумок библейских обществ и масонских лож». «Вот, между прочим, - пишет он далее, - эпиграмма Пушкина, которую, восхищаясь, Греч и пересказывая свой у него пир с другими подобными, мне пересказал. Она сочинена на известного кн. Стурдзу (“Холоп венчанного солдата...”)».
Эти размышления и события следующих дней побудили В.Н. Каразина написать письмо тогдашнему министру внутренних дел графу Виктору Павловичу Кочубею (1768-1834). 31 марта он его написал, а 2 апреля отправил.
В письме он предлагает меры, необходимые, по его мнению, для обезпечения безопасности. Есть в нем несколько строк, относящихся непосредственно к поэту: «…В самом лицее Царскосельском Государь воспитывает Себе и отечеству недоброжелателей [...] это доказывают почти все вышедшие оттуда. Говорят, что один из них, Пушкин, по Высоч[айшему] пов[елению] секретно наказан. Но из воспитанников более или менее есть почти всякий Пушкин, и все они связаны каким-то подозрительным союзом, похожим на масонство, некоторые же и в действительные ложи поступили».
«Кто сочинители карикатур или эпиграмм, каковые напр[имер] на Двуглавого Орла, на Стурдзу, в которой Высоч[айшее] лицо названо весьма непристойно и др. Это лицейские питомцы! Кто знакомится с публикою соблазнительными стихотворениями в летах, где честность и скромность наиболее приличны ... они же».
«Вообразите, - замечал В.Н. Каразин в другом своем письме (от 4 июня) тому же адресату, - что все это пишут и печатают не развратники, запечатленные уже общим мнением, но молодые люди, едва вышедшие из царских училищ, и подумайте о следствиях такого воспитания!».
По получении письма граф В.П. Кочубей тут же доложил о его содержании Императору Александру I. Из него Государя больше всего заинтересовала эпиграмма на А.С. Стурдзу.
Далее всё происходило по известному сценарию: Царь приказал Петербургскому генерал-губернатору графу М.А. Милорадовичу произвести дознание. Тот, ознакомившись с ходившими по рукам под именем Пушкина текстами политических эпиграмм и песен, вызывал к себе поэта, заявившего, что все бумаги он сжег, но готов записать всё сам, указав при этом, что принадлежит ему, а что лишь ходит под его именем. Такая откровенность восхитила благородного графа, который объявил Пушкину прощение от имени Александра I. Однако Государь, после доклада, выразил Милорадовичу Свое неудовольствие такой поспешностью.
Последовали хлопоты пушкинских друзей, в результате чего поэта постигло сравнительно легкое наказание: отъезд в Бессарабию…
Продолжение следует.