Покушение на Герцога Беррийского. Париж. 13 февраля 1820 г.
РЕГИЦИД
Тема, связанная с убийством Герцога Беррийского, не оставляла А.С. Пушкина и на юге. Зримое свидетельство тому рисунок злодея Лувеля, запечатленный поэтом на одной из страниц его второй кишиневской тетради, датируемый последними исследованиями маем-июнем или июлем-августом 1821 года.
Кого же еще изобразил на том же листе автор? (Нам очень важен контекст, в котором представлял Лувеля Пушкин; то, куда он его поместил.)
Кроме персонажей из древней русской истории (героев предполагавшихся произведений) все изображенные там Пушкиным люди были связаны с тайными обществами.
В средней части листа находятся кишиневские знакомые поэта.
В центре - генерал-майор князь Александр Константинович Ипсиланти (1792-1828) - участник Отечественной войны 1812 года и заграничного похода 1813 года, адъютант Императора Александра I, потерявший правую руку под Дрезденом. Еще в 1810 г. он вступил в масонскую ложу «Палестина», перейдя затем в «Елизавету к Добродетели» а в декабре 1816-го сменив ее на «Трех Добродетелей» (все в Петербурге).
В 1821 г. князь Ипсиланти был одним из руководителей тайного греческого общества «Филики Этерия» («Общество Друзей»), созданного 14 сентября 1814 г. в Одессе по образцу организации карбонариев и масонских лож, членами которых было большинство его членов.
Слева от Ипсиланти, чуть ниже, - полковник князь Георгий (Егор) Матвеевич Кантакузин (1786-1857) - участник антинаполеоновских войн 1806-1807 гг., Отечественной войны 1812 г. и заграничного похода 1813 г. Он участвовал в работе киевской масонской ложи «Соединенных Славян» и одесской «Эвксинского Понта». Также, как и Ипсиланти, Кантакузин играл заметную роль и в руководстве «Филики Этерия».
На пушкинском рисунке Георгий Матвеевич изображен вместе с супругой - княгиней Еленой Михайловной (1794-1854), урожденной Горчаковой, сестрой лицейского товарища поэта, в будущем министра иностранных дел Российской Империи.
Портреты княгини Е.М. Кантакузин из частных собраний: миниатюра начала XIX в и «Девушка в красной шали» (1819):
https://cars.bidspirit.com/ui/lotPage/source/catalog/auction/7058/lot/72085/Верне-С-Vetnet-C-Конец-XVIII?lang=he Вскоре после заключения брака (судя по рождению первенца, в 1812 г.) князья Кантакузины поселяются в Кишиневе, родном городе князя Георгия. После поражения восстания (1821) супруги переезжают в родовое имение Кантакузиных в Атаках. Князь «скончался в 1857 году в своём карпатском замке Хангу (известном также под названием «Княжеский замок») и был затем похоронен в Кишинёве»:
http://oldchisinau.com/forum/viewtopic.php?f=89&t=270&start=760 Княгиня скончалась 28 октября 1854 г. в Атаках и была погребена около храма Архангела Михаила, в сооружении которого принимала участие. В советское время ее могила была осквернена (М.Г. Хазин «Твоей молвой наполнен сей предел…». Кишинев. 1979. С. 64-65).
Во время создания этих пушкинских рисунков оба князя входили в кишиневскую ложу «Овидий», в которую, как известно, 4 мая 1821 г. был принят А.С. Пушкин (Л.Н. Оганян «Общественное движение в Бессарабии в первой четверти XIX века». Ч. I. Кишинев. 1974. С. 180-181, 183).
Дом грека Михалаки Кацики в Кишиневе, в которой проходили заседания масонской ложи «Овидий».
Наибольший интерес в связи с нашей темой представляет на этом листе группа рисунков в нижней его части.
В верхнем его левом углу Пушкин запечатлел петербургского знакомого графа Ивана Степановича Лаваля (1761-1846) - камергера, действительного тайного советника и гофмейстера, служившего в Коллегии иностранных дел, редактировавшего его официальный орган «Journal de St.-Pétersbourg».
Происходивший из французских дворян, вынужденных после революции бежать в Россию, Лаваль во время пребывания в Митаве будущего Короля Людовика XVIII ссудил того деньгами, за что, с восшествием Его на Престол, был возведен со всем нисходящим своим потомством в декабре 1814 г. в графское достоинство, признанное в 1817 г. и в России.
Профиль Короля Людовика XVIII. Рисунок А.С. Пушкина на черновике «Евгения Онегина». 1823 г.
В петербургском салоне Лавалей на Английской набережной, где собирался высший свет российской столицы (там бывал и Император Александр I), А.С. Пушкин читал в 1819 г. оду «Вольность»; бывал он там не раз и потом, уже после возвращения из Михайловского после восстания декабристов.
Дочь графа И.С. Лаваля Екатерина Ивановна (1800-1854) в 1821 г. вышла замуж за князя Сергея Петровича Трубецкого (1790-1860), одного из руководителей Северного общества, в 1816 г. вступившего в ложу «Трех Добродетелей», а в 1818-1819 гг. бывшего в ней наместным мастером (т.е. как раз в то самое время, когда туда ходил князь А.К. Ипсиланти).
Именно в петербургском особняке Лавалей князь Трубецкой устраивал заседания заговорщиков. Тут же в спальне его жены был установлен печатный станок для размножения тайных материалов. Отсюда же летом 1826 г. княгиня Е.И. Трубецкая, первая из жен декабристов, выехала в Сибирь к мужу.
М.Н. Воробьев. Выставочный зал дома графини Лаваль в Петербурге. Акварели. 1819 г.Собрание Государственного музея А.С. Пушкина в Москве.
В этой части листа обращают на себя внимание сразу же два (один из них подписан) изображения лидера якобинцев Жана-Поля Марата (1743-1793).
Как и почти все деятели французской революции, он был масоном, однако в отличие от других стал вольным каменщиком во время своего пребывания в Англии в 1774 г. По возвращении на родину Марат в 1779-1787 гг. служил придворным медиком у Графа д`Артуа, будущего Короля Карла X.
Следует иметь в виду, что Марат не был для Пушкина просто исторической личностью. Младший его брат Давид Мара (1756-1821), после переезда его в 1784 г. в Россию именовавшийся Давидом Ивановичем де Будри (по названию места рождения в Невшательском Княжестве) был профессором французской словесности (любимый предмет поэта) в Царскосельском лицее.
Давид Будри (в центре) на карикатуре лицеиста Алексея Илличевского.
Начиная с этих двух рисунков Марата, все остальные запечатленные на листе пушкинской тетради лица так или иначе связаны с …кинжалом. Марат, как известно, 13 июля 1793 г. был заколот в ванне дворянкой Шарлоттой Корде.
Ниже первого и слева от второго рисунка Марата Пушкин изобразил (его портрет также подписан) немецкого студента Карла Людвига Занда (1795-1820), заколовшего 23 марта 1819 г. писателя-монархиста Августа фон Коцебу. (Разбору этого преступления мы предполагаем посвятить отдельный цикл.)
И, наконец, слева от Занда - прямоличный портрет (атрибутирован Л.С. Гинзбургом) Пьера-Луи Лувеля (1783-1820), а выше его и правее - его же профиль, со сросшимися бровями (определение А.М. Эфроса и М.Д. Беляева).
Убийство Герцога Беррийского оставило свой след и в поэтических произведениях А.С. Пушкина, присутствуя там, правда, не всегда явно.
Так, стихотворение «Кинжал» 1821 г., официально посвященное Занду, как полагают некоторые современные исследователи, в действительности связано с Лувелем: «Думается, что под именем Занда Пушкин упрятал Лувеля. Занд вообще с большей охотой упоминался в русской освободительной литературе, нежели Лувель, поскольку для властей убийца писателя и поклонники этого убийцы были гораздо менее преступны, нежели поклонники убийцы Наследного Принца».
http://old.memo.ru/history/terror/pugachew.htm
В Х главе «Евгения Онегина» читаем:
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Декабрист и масон Михаил Сергеевич Лунин (1787-1845). Рисунок А.С. Пушкина на обороте обрывка листа без текста. Декабрь 1818 - январь 1819 г. Над головой и прямо перед лицом заговорщика - кинжалы - символы цареубийства. Лунин предлагал себя, как известно, на роль убийцы Императора Александра I.
Есть в той же десятой главе и зашифрованная строчка: «Кинжал Л, тень Б».
«Л» - это, скорее, Лувель; «Б» - некоторые считают «Брут», но гораздо бллее вероятно, что речь идет о Герцоге Беррийском.
Имея в виду содержательное совпадение пушкинских стихов с идеями декабристов, а последних, в свою очередь, - с теми, что повлияли на убийцу Лувеля (карбонаризм), исследователи Е.Б. Бешенковский и В.В. Пугачев еще в конце 1970-х предложили свое чтение этой пушкинской строки: «Кинжал Л[увеля] тень Б[ерри]» (В.В. Пугачев «Луи-Пьер Лувель и движение декабристов». С. 12; Е.Б. Бешенковский, В.В. Пугачев «Луи-Пьер Лувель и движение декабристов» // «Le 14 Decembre 1825». Paris, 1980. Р.156-168).
Тут, однако, следует иметь в виду, что взгляды самого А.С. Пушкина не оставались неизменными. В молодости он, несомненно, отдал дань радикализму, за что и поплатился переводом на юг, где очутился в еще более революционно настроенной среде. Но Проведение и талант выдающегося, хотя и молодого еще, человека, которого Император Николай I после аудиенции 8 сентября 1826 г. в московском Чудовом монастыре назвал «умнейшим человеком», позволили ему в конце концов миновать все эти искушения без большого (как можно было бы предполагать) для себя урона, обретя в результате безценный опыт и мудрость.
К грехам же молодости, тем более преодоленным (как писал сам Пушкин: «Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел»), вряд ли разумно относиться чрезмерно серьезно, искусственно революционизируя реальные взгляды поэта, как это делали иные советские исследователи, записывая его даже и в …«террористы».
«То, что Пушкин был декабристом, - писал известный саратовский историк В.В. Пугачев, - я пытался доказать в двух работах, опубликованных ранее. В этой статье я попробую доказать, что он был и террористом в декабристском духе».
http://old.memo.ru/history/terror/pugachew.htm
Признаки охватывавшей некоторые круги русского общества болезни стали ясны во время следствия по делу о 14 декабря 1825 г.
Главный советский специалист по декабризму академик М.В. Нечкина писала: «В 1820 г. рабочий седельщик Пьер Лувель ударом кинжала убил герцога Беррийского, на котором были сосредоточены все надежды роялистов, как на последнем продолжателе рода Бурбонов. Это убийство стало для декабристов своего рода прообразом будущего цареубийства» (М.В. Нечкина «О Пушкине, декабристах и их общих друзьях» // «Каторга и Ссылка». М. 1930. Кн. 4 (65). С. 14).
Еще в самый канун выступления декабристов по рукам были пущены стихи, приписываемые А.И. Полежаеву, датируемые предположительно ноябрем 1825-го (В. Безъязычный «Неизвестное стихотворение А.И. Полежаева» // «Огонек». М. 1970. № 2. С.27):
Что ежели судьбина злая
Царем нам даст скотину Николая,
Что сделаем тогда? - Что сделали с Берри…
Ну, ч… его дери.
Александр Иванович Полежаев (1804-1838) - к тайным обществам формально не принадлежал. Однако, ознакомившись с его поэмой «Сашка», в которой, наряду с натуралистическими сценами, содержались выпады против Самодержавия и Христианства, Император Николай I усмотрел в ней прямую идейную связь с декабризмом. Приняв Полежаева перед Коронацией в Кремле (в тоже время, что и Пушкина), Государь предложил ему: «Я тебе даю возможность военной службой очиститься», определив его унтер-офицером в Бутырский пехотный полк.
В своих показаниях следственной комиссии член Северного общества М.А. Бестужев заявил: «…Я твердо был убежден, что многих Лувелей найти нет физической возможности» («Восстание декабристов. Материалы». Т.1. М. 1925. С. 457).
Однако его сотоварищ П.Г. Каховский, убийца Петербургского генерал-губернатора графа М.А. Милорадовича, в своих преступных способностях не сомневался.
В одном из писем Императору Николаю I (от 19 марта 1826 г.) он высказывался вполне откровенно: «Намерения тайного общества открыты; мы были заговорщики против Вас, преступная цель была наша: истребить всю ныне Царствующую Фамилию и хотя с ужасным потоком крови основать правление народное. Успеть в первом мы весьма легко могли; людей с самоотвержением было достаточно. Я первый за первое благо считал не только жизнью, честью жертвовать пользе моего отечества. Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую минуту наслаждения -- не всё ли равно? Но что может быть слаже, как умереть, принеся пользу? Человек, исполненный чистотою, жертвует собой не с тем, чтобы заслужить славу, строчку в истории, но творить добро для добра без возмездия. Так думал и я, так и поступал. Увлеченный пламенной любовью к родине, страстью к свободе, я не видал преступления для блага общего» («Избранные социально-политические и философские произведения декабристов». Т. I. Л. 1951.С. 510).
Портреты Михаила Александровича Бестужева (акварель Н. Бестужева 1837-1839 гг.) и Петра Григорьевича Каховского (кисти Эдмона Пьера Мартена начала 1820-х, частное собрание).
Гораздо более радикальные настроения царили в Южном обществе. У одного из его членов штаб-ротмистра Михаила Николаевича Паскевича были обнаружены стихи, которые он распространял не только среди своих сотоварищей, но также и в обществе Соединенных славян.
В «Алфавите членам бывших злоумышленных тайных обществ», составленном в 1827 г. Следственной комиссией, читаем: «Из стихов на смерть дюка де-Берри перевел на русский язык два отрывка, исполненных ужаса, где убийца, готовясь на злодеяние, говорит для своего ободрения» («Декабристы. Биографический справочник». М. 1988. С. 298).
Оригинальный французский текст и перевод был опубликован уже давно (М.В. Нечкина М.В. «О Пушкине, декабристах и их общих друзьях». С. 14-15):
Нет преступления в уничтожении тирана,
Убийство законно для освобождения от него!
Если я могу выполнить это благородное намерение,
То что значит для меня в конце концов имя убийцы?
Подозрение - может ли оно повредить нам?
В самой смерти нет для нас ничего ужасного,
И если мы погибнем под обломками трона,
Мы всё же вновь оживем для безсмертия
И потомство, охраняющее нашу славу,
Оплакав нас, сбережет нашу память.
Итак, идея истребления всей Императорской Фамилии, вполне выявившаяся при расследовании дела 14 декабря, восходила к убийце Герцога Беррийского - Лувеля и тем, кто стоял за ним.
В связи с этим особое значение приобретают для нас мнение о событиях в Петербурге французского посла при Императорском Дворе Пьера-Луи-Огюста Феррон, графа де ла Феррон, являвшегося, как мы уже писали, близким человеком покойного Наследника Престола Франции и, одновременно, человека, пользовавшегося доверительным отношением со стороны Императора Николая I.
С Ним граф сошелся еще в бытность Его Великим Князем. «Я часто бывал у Него - сообщал граф в одном из своих дипломатических донесений, - и проводил с Ним многие часы в совершенно откровенных разговорах».
Все эти обстоятельства заставляют нас особенно внимательно отнестись к сохранившимся отчетам посла, раскрывающим некоторые важные аспекты того, что в действительности происходило тогда в России. Это особенно важно после почти что двухвекового облучения отечественной исторической памяти сначала писаниями либеральных дореволюционных историков, а затем революционной пропагандой «красной профессуры», место которых в наши дни заступил каток, заряженный огромной силой инерции всей предшествующей историографии.
Будучи непосредственным свидетелем того, что происходило на Сенатской площади, граф де ла Феррон в направленном министру иностранных дел Французского Королевства барону Дама «Отчете о безпорядках, имевших место в Санкт-Петербурге 26 декабря 1825 года» подчеркивал сугубо «аристократический характер заговора», целью которого была замена Самодержавия аристократической олигархией.
«Русские заговорщики, - писал дипломат, - в подавляющем большинстве принадлежали к привилегированному классу. Тенденция к ограничению привилегий аристократии, характерная для последнего Царствования, судя по всему, была главным побудительным мотивом для подготовки мятежа. Революция, которую они намеревались возглавить, замысливалась ими в интересах привилегированных классов, и именно это обстоятельство отличало русских заговорщиков от аналогичных демагогов из других стран Европы. Недостаточная зрелость их планов, трусливое малодушие, проявленное заговорщиками, поспешившими немедленно раскаяться ради спасения своих жизней, наглядно показывает, что эта революция не была серьезной, и в этом ее отличие от революций, происходивших в других странах».
1 января 1826 г. граф де ла Феррон от имени Короля Карла X вручил российскому министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде ноту с полной поддержкой действий Правительства Российской Империи по подавлению мятежа и ликвидации его последствий.
В тот же день состоялась личная беседа французского дипломата с Императором Николаем I, о подробностях которой 5 января он сообщил в Париж:
«Едва я закрыл за собой двери Императорского кабинета, как Его Величество, взяв меня за плечи, с глазами полными слез, произнес: “Как Я счастлив быть с вами и иметь возможность свободно излить душу другу, который сумеет понять Меня! Представьте себе, какие эмоции и чувства обуревают Меня на протяжении последнего месяца.
Вы видите, Мой друг, при каких обстоятельствах Я вступаю на Трон - молодой, неопытный, никогда не желавший и не мечтавший о верховной власти, - и вы должны понять, что происходит в Моей душе.
Скажу вам со всей откровенностью и искренностью: хотя теперь наши позиции по отношению друг к другу и приобрели иную форму, то уважение и та дружба, которые Я к вам питаю, никогда не изменятся.
Великий князь Николай Павлович. Рисунок А.С. Пушкина на черновике поэмы «Руслан и Людмила» и стихотворного наброска «Лаиса, я люблю…». 1818 или 1819 гг.
Я ничего пока не знаю о характере отношений, которые политика может установить между Императором России и послом Короля Франции, но даю вам слово чести, что Николай навсегда останется для графа де Ла Феррон тем же, кем Он был для него до сих пор, и Я очень надеюсь, что и вы останетесь тем же по отношению ко Мне.
Вы только что стали свидетелем происшедших событий, когда Я был вынужден еще до истечения первого дня Моего Царствования пролить кровь. Никто, быть может, за исключением вас и Моей Жены, не в состоянии понять ту нестерпимую боль, которую Я испытал и которую обречен испытывать всю Мою жизнь от воспоминаний об этом ужасном дне.
Мои счастливые дни миновали, Мой дорогой Ла Феррон. Я всегда знал, сколь тягостен груз Короны, и Бог свидетель, что Я отказывался от нее до тех пор, пока невиданные обстоятельства не вынудили Меня принять ее. Однако несчастные, которые подготовили этот гнусный заговор, поставили Меня перед необходимостью действовать таким образом, как если бы Я намеревался отобрать ее у того, кому она принадлежала”».
Продолжение следует.