АВГУСТЕЙШАЯ ЖЕРТВА РЕСТАВРАЦИИ (5)
Покушение на Герцога Беррийского. Париж. 13 февраля 1820 г.
РЕГИЦИД
Положение дел во Франции, за которым Император Александр I внимательно следил, не могло Его не тревожить. Наблюдая за безрассудными действиями ее властей, угрожающим не только ей самой, но и тому порядку вещей в Европе в целом, который был установлен ценой огромных жертв в результате долголетней борьбы коалиции сначала с революционной Францией, а затем с ее порождением - Наполеоном Бонапартом, Государь стал выражать сначала недоумение и обезпокоенность действиями Короля и Его Правительства, а потом, вопреки первоначальным намерениям, и прямо предупреждать об опасностях, рекомендовать меры по их преодолению.
В личном письме направляющемуся в Париж статс-секретарю графу И.А. Каподистрии в мае 1819 г. управляющий министерством иностранных дел граф К.В. Нессельроде, ссылаясь на пожелания Государя, самым подробнейшим образом инструктировал его, предупреждая, что тот, несомненно, станет «объектом спекуляций для одних и интриг для других лиц. […] Вас постоянно будут спрашивать, и полное молчание может даже быть истолковано как знак согласия, что создало бы именно те неудобства, которых желательно избежать. Особенно трудной и деликатной будет для Вас такая роль во время бесед с Королем. Он […], несомненно, попытается всячески оправдывать линию поведения правительства, которому Он в некотором смысле симпатизирует. В этом и только в этом случае, по мнению Императора, Вам было бы удобно открыто, без обиняков и со всей откровенностью изложить Его [Александра I] суждения о действиях нового министерства, о порождаемых ими толках и опасениях в отношении будущего.
Граф Иоанн Антонович Каподистрия (1776-1831) - уроженец греческого острова Корфу. После Тильзитского мира перешел на русскую службу в Министерство иностранных дел. Секретарь русского посольства в Вене (1811), управляющий дипломатической канцелярией русской Дунайской армии (1812). В следующем году в качестве начальника Императорской канцелярии сопровождал Александра I. Заметно проявил себя на Венском конгрессе 1815 г., что повлияло на его стремительную карьеру. В 1815 г. графу было пожаловано звание статс-секретаря, а в августе следующего года его назначили управляющим Министерством иностранных дел. Должность эту он занимал вплоть до 1822 г., когда из-за сочувствия революции в Греции вынужден был выйти в отставку. В апреле 1827 г. был избран правителем Греции. Убит в результате нападения на него 9 октября 1831 г.
Наш Августейший Государь не может одобрить в целом политику, которой это правительство следовало, а также ту легкость, с какой оно уступило требованиям, направленным, очевидно, на то, чтобы ослабить его собственную власть и снова ввергнуть Францию в пучину смуты и анархии; Государь особенно встревожен мерами маршала [наполеоновского производства, в 1815-1819 гг. военного министра. - С.Ф.] Сен-Сира, имеющими целью сформировать армию, относящуюся враждебно к Королю и Европе, дезорганизовать единственную вооруженную силу, проявлявшую хотя бы внешне некоторые признаки преданности и надежности. […]
Начиная с 1815 г., Его Величество указывал Королю на опасность линии поведения и иллюзий этого министра. […] Действительно, существование армии, формируемой в таком духе, находящейся под командованием людей, связанных с честолюбивыми планами, в результате которых Европа в течение двадцати лет подвергалась опустошениям, неизбежно вызывает справедливое недоверие у всех кабинетов, желающих мира и поддержания порядка. […]
Полезно, чтобы Король по крайней мере знал о самом тягостном предчувствии, которое в связи с этим возникает у великих держав, и чтобы одновременно Его правительство убедилось в их решимости соблюдать действующие трактаты и обезпечить их сохранение, так же как и оградить Европу от опасности с помощью всех имеющихся у них средств» («Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Документы Российского министерства иностранных дел». Серия вторая. 1815-1830 гг. Т. III (XI). М. 1979. С. 26-27).
В обстоятельном докладе Императору Александру I, написанном в Париже 15 июля 1819 г., граф И.А. Каподистрия подробно описал свои встречи с первыми лицами Королевства (Там же. С. 66-72):
«Король удостоил меня продолжительной аудиенции, в ходе которой Он весьма подробно рассказал о Своей системе правления и о проводимой Им внешней политике».
«…Позволю себе заметить, - сказал граф Людовику XVIII, - что если рассматривать положение Франции с точки зрения ее материальных интересов, то она, безспорно, добилась больших успехов с 1815 г. Однако можно ли сказать то же самое, если подходить с точки зрения ее моральных и политических интересов?»
«Нет, - тотчас же возразил Король. - Но как можно ожидать столь многого за такой короткий срок?»
«Было бы чрезмерным, Государь, - продолжал граф, - рассчитывать на полное завершение морального возрождение французского народа и его представительного образа правления. Надеялись лишь на то, что дело продвинется в соответствии с незыблемыми принципами, которые были, по-видимому, положены в основу этих начинаний».
Король Людовик XVIII. Гравюра 1815 г.
Имея в виду пришедшее на смену правительству герцога Ришелье министерство маркиза Дессоля, граф Каподистрия указал на ту «поспешность, с которой последнее предпринимает действия в направлении исключительно благоприятном […] для наиболее известных деятелей революции, - все эти факты должны вызывать если не законное недоверие, то, по крайней мере, самое неослабное внимание со стороны держав по отношению к Франции. […] …Армии, считавшейся в 1815 г. самым опасным наследием революции, правительство оказывает ныне явное предпочтение, и она восстанавливается, видимо, скорее как инструмент внутренней политики, нежели военное средство поддержания порядка и спокойствия».
Король возразил. По Его мнению, «преувеличивают преимущества, предоставленные старым солдатам и отличившимся офицерам. К тому же эти люди доказали и доказывают Мне свою преданность. Я не могу оставить их на произвол судьбы. Это значило бы делать их врагами Престола».
О министре внутренних дел и будущем главе кабинета министров Эли Деказе Людовик XVIII высказался безапелляционно: «Это всецело преданный Мне человек, которого Я люблю».
Весьма примечательной была встреча статс-секретаря И.А. Каподистрии с графом д`Артуа - братом Людовика XVIII и Наследником бездетного Французского Монарха, будущим Королем Карлом Х.
По словам Иоанна Антоновича, он сам пожелал «иметь частную беседу со мной». Во время нее Он выразил сожаление «по поводу мер, в результате которых главная сила Французского правительства оказалась в руках противников законного Престола. […] …Речь идет, - пояснил Он, - не о партии, а о людях, избранных для ее претворения в жизнь.
Он согласен с тем, что нельзя больше управлять Францией на основе старых установлений. Но Он считает, что справедливее и надежнее было бы доверить ее нынешние установления французам, которые доказали свою верность и участь которых, можно сказать, неотделима от судеб Династии. […]
Нынешнее положение. “Люди, связанные с революцией, добиваются успеха. Можно подумать, что это они проявляют терпимость к нам и снисхождение к тем французам, которые разделяли с нами прошлые беды. Эти люди никогда не станут друзьями законного правительства”.
Улучшения. “Старые служители Трона, крупные земельные собственники, лица, придерживающиеся моральных и религиозных принципов, - вот кто должен окружать Престол. И тогда правительство сможет постепенно приобщать к ним наиболее умеренных деятелей из числа людей революции, тех, кто легче всего мог бы соединиться с нами”. […]
Здравомыслие французского народа. “Народу чужды все вопросы, волнующие столичные салоны. Он хочет мира и хорошего правления. Если правление хорошее, народ не станет интересоваться, кому оно вверено и принадлежит ли тот, кто управляет, к старому или новому правительству”».
Граф д`Артуа, в 1824-1830 гг. Король Франции Карл Х.
В своем разговоре с Его Королевским Высочеством граф Каподистрия проницательно заметил: «…Французскому народу действительно весьма чужды, по-видимому, все вопросы, занимающие прессу. Однако, можно также подумать, что ему столь же чужды и чувства любви и преданности к своему правительству […] Такой народ нетрудно подстрекнуть к революционным эксцессам. Он оказался бы тогда в своей стихии. По той же причине его трудно, видимо, побудить к жертвам, если сохранение законной Королевской власти когда-нибудь потребует от него таковых».
Состоялись также несколько встреч с французскими министрами. «Один за другим, - читаем в докладе графа И.А. Каподистрии, - меня посетили министры Короля. […] …Каждый в отдельности. […] Я больше слушал, чем говорил. […]
…Они оправдывают все меры, принятые правительством и палатами за последнее время, и выражают в связи с этим свое удовлетворение. […] Желает ли Европа видеть Францию счастливой и спокойной, сильной благодаря единству мнений, в которой были бы обезпечены все интересы? Или же Европа хочет, чтобы во Франции власть находилась в руках меньшинства, безпомощного и совершенно неспособного бороться против подавляющего большинства французского народа?»
«Те немногие замечания, которые мне пришлось сделать, привлекли к себе, по-видимому, определенное внимание со стороны министров. В ходе бесед они возвращались к ним».
Председатель Совета министров и министр иностранных дел маркиз Дессоль уверял: «Правление страной не встречает трудностей. Никогда еще спокойствие и внутреннее благоденствие не были столь полными и повсеместными. […] Можно ли желать большего? Каким образом могли бы мы лучше способствовать упрочению европейской системы?»
Жан Жозеф Поль Огюстен, маркиз Дессоль (1767-1828) - в наполеоновские времена командир дивизии в Испании; в годы Реставрации премьер-министр (29.12.1818-18.11.1819).
Каподистрия, в свою очередь, указывал на то, что безпрерывно меняющиеся планы правительства в ходе Реставрации вряд ли могли способствовать укреплению доверия среди иностранных держав, а также на «вредоносное действие, оказываемое на умонастроение народов разрушительными доктринами, распространяемыми в газетах, которые самым скандальным образом злоупотребляют свободой печати».
«Существует мнение, - сказал граф Каподистрия, - что вы воссоздаете военную машину Бонапарту. Нужно ли это Франции? Необходимо ли вам для его внутреннего спокойствия это орудие насилия? Ведь это значит, что нация не поддерживает ваш режим. Или же, опережая события и время, вы считаете нужным в лице армии создать силу, которая может при желании заслонить Королевскую власть».
«Министры, - писал в Докладной записке граф, - старались убедить меня, что их деятельность имеет своей главной целью подготовить преемнику Людовика XVIII легкое правление».
Развивавшего эти мысли министра полиции Деказа статс-секретарь спросил: «Когда Вам нечего будет больше дать армии, не перестанет ли она Вам подчиняться? Станут ли партии, которые возникают с той же легкостью, с какой они добиваются от правительства всего, чего пожелают, и число которых растет вследствие свободы печати и непостоянства Ваших установлений, действовать в том направлении, которое Вы стремитесь придать их деятельности? А если Ваши труды достанутся другому министру или одному из членов палат, то сможете ли Вы отвечать за то, как они их используют? Будут ли они так же, как и Вы, преданы Трону?»
На все эти вполне обоснованные вопросы министр, по словам Каподистрии, «дал довольно туманный и весьма невразумительный ответ. […] Он их не ждал».
Эли Луи Деказ (1780-1860) - адвокат, в 1814 г. примкнул к Бурбонам; после битвы при Ватерлоо назначен префектом полиции в Париже, а затем министром полиции. Именно по его инициативе была распущена в 1816 г. ультрароялистская «Безподобная палата», а в новоизбранной проведен закон о выборах 5 февраля 1817 г., давший преимущества буржуазии; он также внушил Королю Людовику XVIII проводить политику колебаний между партиями. После отставки правительства герцога Ришелье Деказ стал министром внутренних дел, превратившись в одного из наиболее влиятельных деятелей правительства маркиза Дессоля. После отставки последнего возглавлял Кабинет министров (19.11.1819-20.2.1820). Проведя в верхнюю палату свыше 60 новых пэров, Деказ сумел протащить через нее новый закон о печати, что склонило на его сторону либералов. Только убийство Герцога Беррийского, вызвавшего нападки на него роялистов, заставило наконец Короля отправить его в отставку. Впрочем, при этом ему был дарован титул герцога, а сам он назначен послом в Лондон.
Возглавлявший кабинет министров маркиз Дессоль высказывался весьма откровенно: «Наш народ хочет трудиться, хорошо питаться и наслаждаться жизнью. Его не изменить. До всего остального ему нет никакого дела.
Есть лишь один способ руководить им, который состоит в том, чтобы не препятствовать высказыванию им своих взглядов на правление и свободу. На этих условиях он будет нам повиноваться.
Наши монархические и представительные установления молоды. Нация их еще не знает. Она относится к ним с недоверием. Она боится потерять преимущества, которые ей дала революция».
Докладную записку Императору Александру I граф И.А. Каподистрия завершает выводами, к которым он пришел как в результате своих бесед, так и исходя из личных впечатлений от увиденного им во французской столице:
«Если судить о Франции по Парижу, салонам и газетам, то приходишь в ужас, думая, будто она находится накануне страшной катастрофы. Если же, напротив, судить о ней по ее провинциям и даже по той части населения столицы, которая занята промышленным и ремесленным трудом, то Франция выглядит благоустроенной, счастливой и процветающей страной, живущей сегодняшним днем, причем столь спокойно, что создается впечатление, будто испытываемое ею чувство собственной безопасности и внутреннего покоя сохранится на долгие годы.
Следовательно, с точки зрения наблюдателя существует как бы две весьма отличные одна от другой страны: одна - это подлинная Франция, которую следует видеть такой, как она есть; другая - та Франция, какой ее пытается представить горсть находящихся в столице людей.
Подлинная Франция хочет, чтобы ею управляли. Но в этом можно преуспеть лишь с помощью силы материальных интересов. Тех нравственных уз, которые у других наций оказывают, так сказать, спонтанное воздействие на поведение классов и потому становятся удобным и полезным орудием правления, во Франции более не существует. Революция порвала узы. Бонапарт остерегался их восстановления. Нынешнее правительство не способно последовательно судить об этом обстоятельстве.
Возможно, именно этим в значительной мере объясняется спокойствие, с которым народ относится к волнению, по-видимому обуявшему ультрароялистов, либералов и доктринеров.
Нация, как живое существо, наслаждается благами, предоставленными ей революцией; она избавилась от тяжелого бремени в лице правительства-завоевателя, обладавшего большой силой воли, мощными и действенными средствами.
Французский народ оберегает и использует то, чем он обладает. Правительство льстит ему; оно не осмеливается даже пробудить его сознание и дать ему почувствовать, что без веры и нравственности любое социальное установление недолговечно.
Поэтому народ спокоен и терпимо относится к своему правительству. Он ассоциирует его отныне с выгодами, полученными в результате революции. […]
Нынешнее министерство стремится к популярности любой ценой, но не умеет и не может добиться этого иначе, как путем чрезмерных уступок, часто превосходящих ожидания либералов, доктринеров и соучастников событий Ста дней. […] А против роялистов - общественное мнение, интересы и вся физическая мощь поколения, сформировавшегося в школе революции и Бонапарта. […]
Только человек с незаурядными способностями, к тому же морально безупречный и весьма энергичный, мог бы, разумно используя эти условия, добиться создания правительства, которое следовало бы прямым путем, ведущим к великой цели Реставрации.
Такого деятеля не нашлось; тщетно было бы искать его среди тех, кто попеременно оспаривает друг у друга место у кормила правления.
Что станется с Францией? Она на краю пропасти…»
То же видели и другие внимательные наблюдатели. В мае того же 1819 г. русский посланник в Париже граф Ш.-А. Поццо ди Борго предупреждал английского фельдмаршала Веллингтона о том, что «усиление настроений против Бурбонов в этой стране создает угрозу всей Европе», говоря о необходимости выработки союзниками «совместных мер» (Там же. С. 27).
Однако в Австрии и Англии отклонили предложение России о совместном заявлении Людовику XVIII, указывая, с одной стороны, на его безполезность, а с другой - на гораздо большую опасность, исходящую в ту пору из Германии. Тем не менее, утверждая, что угроза революции от Франции ныне не исходит, австрийский канцлер князь Меттерних всё же опасался возможности превращения ее из Монархии в республику или даже свержения Бурбонов новым узурпатором из партии либералов (Там же. С. 731-732, 738), что конце концов, как мы знаем, и случилось.
Отсутствие понимания и в Париже и среди союзников не повлияли на позицию Императора Александра I.
Жан Анри Беннер. Портрет Императора Александр I. 1821 г.
В Памятной записке Российского кабинета от 22 ноября 1819 г., переданной русским дипломатам в Вене, Лондоне и Берлине для сведения соответствующих Дворов, подчеркивается: «…Как и прежде, Он [Государь] отнюдь не считает, что линия поведения Французского правительства не чревата серьезными последствиями, ибо это больше не та линия, какую оно избрало в 1816 г. и которая, казалось, открывало наконец перед ним перспективу безмятежного будущего. Сегодня, как и тогда, Император не может засвидетельствовать этому правительству Свое доверие, поскольку подобное свидетельство явилось бы для Его Христианнейшего Величества [Людовика XVIII] только новой иллюзией, а такая иллюзия создаст лишнюю опасность».
Далее в документе приводилась инструкция, направленная русскому послу в Париже от Имени Его Величества: «…Продолжайте говорить с Французским правительством языком правды […] К Франции обращены взоры всех, так как именно Франция обрекла Европу на все те бедствия, какие ей пришлось изведать… […]
Если, напротив, Французское министерство выйдет в конце концов из состояния малолетства, в котором его удерживают собственная слабость и партийные распри; если его руководство сбросит с себя путы частных интересов и личных выгод; если оно сумеет придерживаться твердых принципов; если парламентская сессия, которая вскоре откроется, вместо того, чтобы всё больше умалять авторитет законной власти правительства, вернет Францию в лоно подлинной конституционной Монархии, то это государство заплатит свой долг Европе и обретет неоспоримое право вновь пользоваться полным доверием со стороны союзных держав. А пока они вынуждены рассматривать существование Французского правительства как большую проблему, требующую разрешения, и потому установление с ним каких-либо доверительных отношений становится невозможным» (Там же. С. 170-172).
Продолжение следует.