ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 183)
Испытание миром (продолжение)
«Целый народ может быть изменен через страдание и лишение покоя, через постоянную дрожь, мучительную и настойчивую. Апатия, вульгарный скептицизм и поверхностный имморализм могут быть разрушены страхом, тотальным безпокойством, плодотворным террором и всеобщим страданием. В народе вялом и настроенном весьма скептически ко всему огонь можно зажечь только через страх, через мучительное безпокойство и убийственную пытку».
Эмиль ЧОРАН.
Еще одним легионером, которого сегодня в Румынии числят среди «Святых тюрем», был известный поэт, эссеист, драматург и журналист Раду Джир. («Джир» - это творческий псевдоним; настоящей его фамилией было Деметреску).
Родился он 2 марта 1905 г. в семье театрального актера в городе Кымпулунг-Мусчел Арджешского уезда, неподалеку от знаменитого монастыря, тесно связанного с балладой «Мастер Маноле».
Окончив литературно-философский факультета Бухарестского университета, он занимался стихосложением. Один за другим выходили сборники его стихов, снискавшие успех у публики и критики.
Некоторые сведения о нем можно найти в наших прошлых постах:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/160072.html
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/161350.html
Раду Джир в молодости.
Как и многие другие культурные деятели того времени, он вступил в Легион Михаила Архангела, занимая там даже пост одного из командиров, возглавляя региональное подразделение области Олтения.
На службу Легиону поэт поставил не только свою общественную энергию, но и творчество.
Он был авторов слов его неофициального гимна «Святая легионерская юность», а также посвященного павшим в боях в Испании «Гимна Моцы и Марина» и «Гимна легионеров-рабочих».
Отсидевшего 17 лет в коммунистических тюрьмах Николае Пуркэря недавно спросили, что привлекательного было для него в гардизме.
«Отец Николае (Штейнхардт), - сказал он, - отвечая на вопрос, кто сделал вас православным, ответил: Колокола. Именно благодаря им он пошел не в синагогу, а в церковь. Также отвечу и я: - Кто тебя сделал легионером? - Песня. Нам нравились песни. И мелодии и стихи».
В 1940-1941 гг., в период Национального Легионерского Правительства Раду Джир был назначен Главноуправлющим румынскими театрами.
Раду Джир среди руководителей Легиона на одной из его манифестаций в Бухаресте.
Поэт был политзаключенным при самых разных политических режимах. Первый срок за свои убеждения он получил еще в годы правления Короля Кароля II.
В 1938 г. вместе с Нае Ионеску, Мирчей Элиаде и Михаилом Полихрониаде он был заключен в лагере Меркуря-Чук.
Вторично за решеткой он оказался в январе 1941 г. после подавления бунта Железной Гвардии.
Портрет Раду Джира. Сепия. 1938 г.
Получив 20-летний срок, сидел он, однако, недолго. С началам войны, в составе одного из батальонов, его отправили на юг Бессарабии в городок Сэрата - райцентр Одесской области, расположенный в 65 км к западу от Четатя-Албэ (Белгорода Днестровского), в 95 км к северо-востоку от Измаила и в 141 км к западу от Одессы.
Вернувшись домой после ранения, Раду Джир опубликовал в 1942 г. новый поэтический сборник «Стихи о войне».
Перед панихидой на воинском румынском кладбище в бессарабском селе Цыганка у реки Прут.
Новый арест Раду Джира произошел уже в 1945 г. На сей раз его судили вместе с «группой фашистских журналистов». Все 14 обвиняемых «народный суд» приговорил к разным срокам тюремного заключения «за преступное разорение страны и военные преступления».
Джир получил 12 лет. Только заступничество Мирчи Элиаде, обратившегося за содействием к президенту Индии Раженду Прасаду, ходатайствовавшего, в свою очередь, перед Георгиу-Дежем, заставило румынские власти выпустить поэта в 1956 г. - впрочем, всего лишь за год до окончания срока.
Раду Джир сразу же после освобождения его из тюрьмы Аюд с дочерью Моникой (слева) и женой Флорой. 1956 г.
В следующий раз Раду Джира арестовали в 1958 г. за стихотворение «Восстань, Георге, восстань, Ион!»:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/212625.html
Власти квалифицировали его как подстрекательство к борьбе против коммунистического режима, приговорив автора к смертной казни, позднее замененный 25-летним сроком тюремного заключения.
Однако об этом изменении приговора узнику стало известно лишь одиннадцать месяцев спустя. Почти целый год он жил «под топором».
Всё это время Раду Джир находился в Жилавской тюрьме.
Тюремный коридор. Жилава.
Руки и ноги его были скованы кандалами. Гремя ключами, тюремщики приходили к нему ночами. Он думал, что пришли за ним - выводить его на казнь. Однако, оказывается, приходили лишь за тем, чтобы перевести в другую камеру.
После оглашения окончательного приговора Раду Джира перевели в тюрьму в Аюде, где, как к особо опасному преступнику, к нему применили режим особо строгого содержания.
Тюрьма Аюд.
Большую часть срока он отсидел в одной камере, которой посвятил своё известное стихотворение «№ 281»:
Номер клетки моей,
номер тюремной робы,
номер ключа,
что как зверь,
в замке скрежещет зубами,
пережёвывая меня
и вечности старые кости.
Номер, которым зовут меня
жрать баланду
и чистить парашу.
Число моего зверя.
Номер, что жжёт меня
в тысячелетней клетке.
Число моих слёз
и капель моей крови.
Его забивают в грудь
гвоздями из злого железа:
глубже и глубже -
до сердца,
дальше и дальше -
до смерти.
Двести восемьдесят один
Число-проклятье.
С ним я курю,
сплю, жру баланду,
со стоном выплёвываю огонь.
С ним меня варят в лаве.
Выжгли ядом на снах моих
огромные цифры -
до самых звёзд.
Моего зодиака номер.
Двести восемьдесят один.
До моей камеры
ещё двести восемьдесят
клеток, цепей и тварей
Харкают и рычат
они, царапая камни,
Жизни в глотку вцепившись,
Душат её, как и я,
Память в клочки раздирают,
Вонзают в горячую грудь
Зубы, и бьются об стены,
Совсем как летучие мыши.
Или просто гниют,
Как внутренности могил.
Их двести восемьдесят.
Двести восемьдесят первым
ползу я в крови,
рычу и лаю.
Двести восемьдесят первым
Я ржать готов как безумец,
рисуя голые бёдра на стенах.
Двести восемьдесят первым
Готов каждый миг убивать.
Перевод Ирины Мудриченко.
В Аюде Раду Джир тяжко страдал. Гепатит, туберкулез, гемофилия, гангренозное выпадение кишки - вот букет болезней и диагнозов, ведущих, как правило, к летальному исходу. Но он выжил, несмотря на то, что тюремщики отказали ему в медицинской помощи.
Сам Господь хранил мученика. Может потому, что он многим из окружавших его нес утешение.
Деталь иконы Новомучеников Румынских.
Получивший свой немалый срок за одно стихотворение, а потому и находясь под неусыпным надзором: как бы еще что-нибудь не написал, - поэт не в силах был отказаться от своего призвания. Раду Джир, читаем в его биографиях, и в этих условиях продолжал сочинять стихи, записывая их по ночам на потолке своей камеры. Утром он выстукивал их по батареям или стенам в соседние камеры, передавал их изустно во время положенных прогулок.
Первые их «читатели» - заключенные, в свою очередь, записывали их на всем, что попадалось им под руку: на подошвах обуви, на куске мыла, на запыленной поверхности. Кто-то даже ухитрился сплести текст стихотворения «Ночью Иисус ко мне в камеру вошел» из ниток…
Пусть подлые стальные цепи
За мною тащатся, гремя;
Пускай тюрьмы надежны скрепы -
но вам не изменить меня.
Обрушьте горы надо мною,
Меня пытайтесь удавить -
Тяжелой черною киркою
Моей святыни не разбить.
Меня тащите по окопам
И бросьте тело в грязный ров.
Как Фэт Фрумос, я сил для боя
Напился из своих оков.
Лютуй же адовая свора
И в черепки меня разбей.
Я - ствол сосны, что с бурей спорит.
Я крепок верою своей.
Раду ДЖИР. «Символ Веры». Написано в тюрьме Аюд.
Перевод Ирины Мудриченко.
Вышел Раду Джир на свободу не по общей амнистии 1964 г., как считалось ранее, а на год раньше: в 1963-м.
Это, разумеется, не была свобода в полном смысле этого слова. Он немедленно попадает под плотный контроль Секуритате, не прекращавшийся до конца его жизни.
Жизнь «под топором» продолжалась.
Вскоре репортажи, политические статьи и стихи за подписью «Джир» и псевдонимами «Иоаким Пушкашул» и «Раду Мирослав» стали время от времени появляться в газете «Glasul Patriei» («Голос Родины»), а позднее ее преемницы «Tribuna României» («Румынская трибуна»), созданных коммунистическими властями специально для ведения пропаганды среди румынских интеллектуалов-эмигрантов.
«СВЯТЫЕ ТЮРЕМ»:
Раду Джир.
Нетрудно понять, кто и как курировал эти печатаные издания, выходившие под эгидой Министерства внутренних дел.
Пищу для размышлений дают также тесные контакты, которые возникли в это время у Раду Джира с Никифором Крайником и Иоанном Думитреску-Борша.
Последний из них - священник - единственный из оставшихся в живых член группы легионеров, сражавшихся в Испании против коммунистов. Попав после 1945 г. в тюрьму, о. Иоанн, не выдержав пыток, пошел на сотрудничество с Секуритате.
Что касается Никифора Крайника (1889-1972), то это был в свое время известный писатель, богослов и политик, придерживавшийся крайне правых взглядов. В частности, он являлся теоретиком «этнократического государства».
С 1945 г. в течение 15 лет, без судебного приговора, он находился в заключении в тюрьме Аюд.
Современные исследователи, основываясь на обнаруженных документах, пишут, что в заключении Крайник, как и о. Иоанн Думитреску-Борша, пошел на сотрудничество с Секуритате, согласившись стать информатором «за котелок похлебки».
Никифора Крайника освободили указом от 18 апреля 1962 г. Он немедленно включился в работу в газете «Glasul Patriei», вскоре став ее редактором, проработав на этом посту вплоть до выхода в 1968 г. на пенсию.
Опыта ему было не занимать: в 1926-1944 гг. Крайник был директором и главным идеологом основанного в 1921 г. журнала «Gândirea» («Мышление») - одного из самых влиятельных румынских изданий межвоенного периода, отстаивавшего позицию традиционализма, противостоявшего модернистским тенденциям.
Что же касается Раду Джира, то пока что трудно судить, насколько контакты его с этими людьми были искренними, а насколько вынужденными.
Восьмидесятилетний юбилей Никифора Крайника. Бухарест. Декабрь 1969 г. Среди гостей - слева: отец Арсение (Бока) и Раду Джир; справа - протоиерей Думитру Стэнилоае. Снимок обнародован исследователем Флорином Дуцу.
Скончался поэт в ночь с 28 на 29 апреля 1975 года в Бухаресте.
Власти отказались выделить ему место для погребения на столичном кладбище.
Нашлась, однако, одна милосердная вдовица, которая пожертвовала принадлежавший ей участок на бухарестском католическом кладбище.
Там тело одного из «Святых тюрем» и покоилось вплоть до 2012 г., когда, по благословению архимандрита Иустина (Пырву), также легионера, его не перенесли на кладбище монастыря Петру Водэ, настоятелем которого был этот старец.
Могила Раду Джира и его жены Флоры на кладбище монастыря Петру-Водэ.
Что касается отказа властей, то оно лучшее свидетельство подлинного отношения коммунистических властей к поэту-легионеру, а заодно и неизменности позиции самого Раду Джира, в крайне трудных условиях сохранившего свой стержень в неприкосновенности.
И это всё что нам осталось -
Сырой стены тупая явность.
А мы, вмурованные в камень,
Безмолвно кулаки сжимаем.
Молчим, как будто век молчали,
Как омут тёмный и печальный.
Нас приковали к бездне этой,
И мы молчим тысячелетья.
Они - тюремщики и стены.
Мы - кремень тишины нетленной.
Они - злость, плети и побои.
Мы - льдинки на губах безкровных.
Над пропастью, над сменой вёсен
Молчим как сажа, как заноза,
Как лезвие, чей край отточен.
Молчим пожизненно, безсрочно.
Внук поэта Раду Попа с супругой на могиле дедушки и бабушки. Фото Кристины Никитус Ронча.
Как зверь, нам кости лижет холод.
Они - распятий гулкий молот.
И каждый день - сплошная рана.
Но мы молчим, молчим упрямо.
Не ртами, а замками камер.
Молчим, как будто в пепле пламя -
Молчим… во тьме полночных тюрем.
Внутри у нас рыдает буря.
Нам слышатся вдали раскаты.
Как будто стены наши смяты
И цепи сыплются на камни.
А мы всё ждём и ждём в молчаньи.
Раду ДЖИР. «Молчим».
Перевод Ирины Мудриченко в соавторстве с Октавианом Раку.
Дочь поэта Симона Луминица Попа-Джир у семейного алтаря. Фото Лауренциу Унгуряну.
Продолжение следует.