ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 114)
Этот и следующий посты мы проиллюстрировали работами румынского художника Эмиля Кенди к изданию баллады «Мастер Маноле», вышедшей в 1976 г в Бухаресте в издательстве «Albatros» (первой из них и открывается этот пост), а также другой серией, принадлежащей руке выдающегося молдавского графика, народного художника СССР Ильи Трофимовича Богдеско (1923-2010) для вышедшего в 1986 г. в кишиневском издательстве «Литература артистикэ» перевода той же баллады на русский язык.
В перекрестье цивилизаций (начало)
«Мiр полон христианских идей, ставших безумными».
Д.К. ЧЕСТЕРТОН.
Как мы уже писали, и сам сюжет баллады и ритуал, лежащий в его основе, был универсальным, мiровым. Однако, как полагают некоторые исследователи, было всё же одно особое место, генерирующий центр, локус зарождения сюжета «Мастера Маноле»
Уже знакомый нам религиовед Мирча Элиаде, всячески подчеркивая единство Евразии, отмечал при этом универсальность восточных романцев, населяющих нынешнюю Румынию, Молдавию и некоторые сопредельные территории.
Ученый даже называл располагавшуюся некогда на этом пространстве древнюю фракийскую Дакию - страной контактов.
«С доисторических времен и до начала эпохи модерна, - подчеркивал он, - не прекращались влияния, шедшие с Востока и из зоны Эгейского моря. С другой стороны, в формирование народа и гето-дакийской цивилизации играли очень важную роль иранский (скифский) и еще больше кельтский элемент.
Вследствие этих влияний фрако-киммерийский субстрат принял специфическую культурную форму, отличавшуюся от культур балканских фракийцев.
Наконец, римская колонизация привнесла массивный латинский пласт с долей эллинизма, так как римская цивилизация находилась в синкретической стадии».
Рассматривая фракийский мiр как единое целое, Элиаде обращал внимание на важные аналогии, которые связывают его, с одной стороны, с германским мiром, а с другой - с Анатолией, Месопотамией, Кавказом, Ираном, Индией, иллюстрируя свою мысль «ритуалами, о которых сохранились сведения, как в германской среде, так и в фрако-фригийских и кавказских религиях».
Кстати говоря, древнейшая в мiре, по мнению ученых, письменная фиксация жертвоприношения найдена именно на территории Румынии: в деревне Тэртэрия (Алба Юлия).
Тэртэрийские таблетки. Фото.
В 1961 г. археолог Николае Власса обнаружили здесь 26 фигурок из глины и известняка, обгоревший скелет взрослого мужчины и три необожженных глиняных таблички с пиктограммой, которую специалисты объявили самой ранней из известных форм написания в мiре. Принятая ныне ее датировка - 5 300 г. до Р.Х.
А вот и сама надпись (вернее, ее интерпретация): «Мы, четыре жрицы, с общего согласия казнили огнем [предали огню] главу наших мудрецов».
Прорись тех же табличек.
Ну, а теперь, после этого мимолетного взгляда в глубокий колодец прошлого, вновь вернемся к «Мастеру Маноле - этому, как говорят некоторые румынские филологи, национальному иероглифу.
«Баллада и пословица, - замечал в одной из своих статей Лучиан Блага, - в равной мере обладают чем-то таким, что трудно поддается определению и почти не удается создать профессиональному творцу, обезсиленному внутренними сомнениями: это “что-то” составляет естественность, способная склонить непокорные души и умы, и прелесть случайного. То есть всё то, что в балладе выходит за пределы добра и зла, а в пословице - истины и лжи».
Магдалена Рэдулеску. Блага. Гуашь.
Впервые баллада «Мастер Маноле» была опубликована (правда, под другим названием: «Арджешский монастырь») поэтом Василе Александри в книге «Собранные и переработанные баллады», напечатанной в 1852 г. в Яссах.
Книгу «Мастер Маноле» художник Илья Трофимович Богдеско не только проиллюстрировал, но, будучи гениальным каллиграфом, еще и написал вручную.
…Анна, любимая жена Мастера Маноле, носящая под сердцем его ребенка, преображается в «женщину обитель». Но прежде она должна стать «живым алтарем», «невестой смерти» в игре, в которой, подобно дню и ночи, сходятся жизнь и смерть.
Но игра, свадьба со смертью, добровольная жертва безропотного смирения перед судьбой - ведь всё это «Миорица», еще более древнее произведение, представляющее собой один из главных архетипов молдавского (и одной из составных частей румынского) безсознательного, «животворную стилистическую матрицу», являющую, по словам Лучина Благи, «трагическую красоту Смерти в горах».
Вот подстрочный, максимально приближенный к оригиналу, перевод этого места:
А на свадьбе моей
Упала звезда;
Солнце и луна
Держали венец.
Ели и яворы
Были гостями на свадьбе,
Священниками - высокие горы,
Птицы - музыкантами,
Тысячи птиц,
И звезды [подобно свечам] горели!
И.Т. Богдеско. Обложка к изданию «Миорицы». 1966 г. Акварель, темпера.
В одном из последних своих эссе Ион Друцэ, подчеркивая «таинственность содержания самой баллады, над которой ломают головы наши исследователи на протяжении нескольких веков», писал:
«Молодой пастушок рисует картину своей гибели, рассказывает, кто, и как, и почему его убьет. Сердце разрывается от боли, душа протестует, никак не может понять, почему это происходит? Помнится, покойная Анна Ахматова, собиравшаяся переложить балладу на русский язык, всё расспрашивала - почему он так одинок, почему он всё принимает как должное, почему не сопротивляется, не ищет выхода?
Пастушок был обречен, и он это прекрасно понимал. Испокон веку, со времен Авраама, собравшегося принести в жертву своего единственного сына, а может быть и еще из более древних времен, человеческие сообщества, чтобы задобрить богов, чтобы умирить судьбы, чтобы достичь мира и согласия между разными общинами, приносили в жертву одного из лучших своих представителей. Остатки жертвенных алтарей разбросаны по всему мiру.
Осмелюсь предположить, что традиции жертвоприношения живут в мiре до сих пор. Меняются первопричины, механика отбора, форма алтаря для жертвоприношений, но суть остается та же. Боюсь, что это стало одной из форм нашего существования. В каждой стране бывают кончины выдающихся сынов и дочерей, над которыми народы горюют веками. Не стану перечислять имена вновь зарождающихся эпосов, об этом не принято ни писать, ни даже говорить вслух, но в минуты размышлений над своей судьбой и над судьбой своего мiра мы постоянно возвращаемся к ним. Что, да как, да почему…
У каждого народа своя судьба, своя слава и своя боль, которую он не перестает оплакивать. Вот эти самые невидимые мiру слезы, думается мне, и питают вечнозеленое древо народного творчества».
И.Т. Богдеско работал над книгой «Миорица» в течение двух лет. По его словам, иллюстрации к ней он «сделал по принципу молдавского ковра - на чёрном фоне цветной рисунок. В создании фигурных композиций помогли и поздние молдавские иконы, в которых чётко звучит линия».
В одной из самых значимых своих работ «Миоритическое пространство» 1936 года Лучиан Блага, основываясь на анализе этой баллады и некоторых других произведений народного фольклора, вообще приходил к выводу, что «любовь к смерти» является одной из важнейших характеристик румынской народной духовности.
Корни такого мiроощущения, весьма схожего с христианским, лежат, однако, гораздо глубже: в автохтонном фракийском культе Замолксиса, из чего органически образовался сплав, называвшийся Мирчей Элиаде «Космическим Христианством:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/131638.html
Лучиан Блага и Мирча Элиаде с женами: Корнелией Блага и Ниной Элиаде. Швейцария 1937 г.
Вернемся, всё же, к самой балладе «Мастер Маноле».
По мнению исследовавшего на протяжении всей своей жизни это древнее предание Мирчи Элиаде, хотя сюжет этот и имел широкое хождение в Юго-Восточной Европе, лишь в Румынии получил он наиболее «совершенное» воплощении.
Ученый видел в этой легенде отражение «духовности и тайной истории нашей нации». В ней, по мнению ученого, отражалось то самое «космическое» христианство в восточной его форме, противостоявшее иудео-христианству, представлявшее собой наиболее самобытную, органическую и универсальную религиозную форму.
Текст баллады после первой его публикации в середине XIX в. пробудил к жизни десятки других, весьма важных произведений молдавской и румынской литературы, авторы которых, используя первоначальный сюжет, пытались осмыслить ранее не охваченное, не замеченное, не представлявшееся важным, внося тем самым в интерпретацию нечто свое, особенное.
Вот почему далее, кроме перевода литературной первоосновы (текста Василе Александри), мы приводим также и отрывки из пьесы поэта и философа Лучиана Благи «Мастер Маноле» (1927) - пожалуй, наиболее значительного произведения, созданного на основе этого сюжета.
Баллада начинается с того, что Негру Водэ / Черный Князь (или как его еще называли, Раду Негру) со свитой и десятью великими мастерами, в том числе и лучшим из них - мастером Маноле, ехал по берегу реки Арджеш в поисках места для строительства монастыря.
…Там, где Арджеш катит воды,
Проезжает Негру-Водэ
. . . . . . . . . . .
Чтоб построить монастырь.
Сам Негру Водэ - человек легендарный. Согласно сказаниям, этот считающийся основателем Валашского княжества Господарь правил в конце XIII в. в городе Куртя-де-Арджеш.
Негру-Водэ. Портрет Пьера Белле.
За Господарем следует артель каменщиков.
Девять мастеров известных,
Славящихся повсеместно.
А Маноле? Он - десятый,
Славой более богатый…
Так появляется главное действующее лицо баллады - легендарный строитель собора в Куртя-де-Арджеш.
Обретя место для будущей постройки, Негру Водэ наказывает мастерам побыстрее приниматься за дело:
Чтоб он стал в красе своей
Лучше всех монастырей.
И работа действительно закипела:
Мастера поспешно, ловко
Взялись дружно за веревки,
Место стройки измеряли,
Рвы глубокие копали,
Вот уж издали видна
Всем высокая стена.
Но наутро - вот беда! -
От работы - ни следа.
Всё, что за день воздвигалось,
Той же ночью разрушалось.
На вторую ночь - опять;
Чья-то воля им мешает,
Всё их дело разрушает.
А Маноле? Он решил
Не губить впустую сил,
И прилег в сторонке он,
И ему приснился сон.
На следующее утро Маноле поделился с артельщиками тем, что увидел:
Мне во сне явилось чудо -
Голос, не пойму откуда,
Так сказал мне: «Эти стены
Будут падать неизменно,
Ежели, послушны мне,
Не замкнете вы в стене
Ту, вам преданную женку,
Ту любимую сестренку,
Ту, что первая придет
Чуть засветится восход,
Чтобы мужа накормить,
Чтобы брату сытым быть!»
Став у стены, мастера поклялись быть покорными Вышней воле.
Клятва, по словам Лучиана Благи, «лютым холодом заморозила» их. С тех пор она была всегда с ними. По словам героя его пьесы Маноле «Днем как недвижная туча, ночью как огненный столб - клятва всегда перед нами».
В некоторых изводах баллады говорится, что все мастера, кроме Маноле, тайно предупредили своих родственниц: ни под каким видом не приходить к ним на следующее утро.
В пьесе Лучиана Благи в нарушении слова вся артель обвиняет именно Маноле, сказавшего им в ответ: «Мог ли я обмануть вас? Может быть, да. Но не так легко обмануть Всевышего, Который, глядя в наши души, как в открытые окна, знает всё. Клятву эту мы дали не для себя, а для Него».
Продолжение следует.