ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 102)
Исправлению не подлежит (начало)
«Литература - это сведение счетов».
Арман ЛАНУ.
Антисемитизм был одной из магистральных, болезненных для Фридриха Горенштейна, не отпускавших всю его жизнь (и в России и в Германии) тем.
Первую строчку в списке занимал, понятное дело, антисемитизм русский.
В романе «Псалом» о нем едва ли не на каждой странице…
«…Еврей в русском коллективе - это важная необходимая деталь для ощущения национального единства».
«Есть такой вечный русский вопрос, можно сказать, фундаментальный: кто губит Россию? Как задаст этот вопрос русский человек, сразу оглядывается по сторожам, если он, конечно, не сугубо русский литератор. Если же он русский вдвойне - то есть русский человек и сугубо русский литератор, то по сторонам не смотрит, а спросив: кто губит Россию? - сосредоточенно смотрит на залитую вином скатерть, точно ищет у нее ответа на эту давнюю русскую загадку».
«…К 1952 году русская национальная жизнь, как никогда полно выражавшая жизнь всего государства, достигла крайней цельности и сурового монашеского порядка. […] О евреях больше не шутили, над ними больше не посмеивались, и количество смешных еврейских анекдотов сократилось. Зато появилось множество аскетически суровых статей, набранных буквально на пределе господствующей идеологии […]
Измученная, усталая душа русского человека изменилась полностью, и не веселым православным погромом запахло, а погромом средневековым, серьезным, католическим…
Обсосанная купоросными польскими устами, польская конфетка “жид”, принятая из этих уст в уста иные, хоть тоже славянские, но более широкие, менее костлявые, сладка была часто, а не горька. Ох? и приятно было подержать ее во рту, водочку ею закусить приятно было, не хуже, чем огурчиком. И в ученой беседе приятно она рот освежала. И сугубо русскому литератору на вечные русские вопросы-загадки ответ подсказывала…»
Фридрих Горенштейн.
С русскими, как говорится, всё ясно. Ну, а как, по Горенштейну, обстояли дела у его соплеменников с народами прочими?
«…Есть народы, - рассуждает Фридрих Наумович в знаменитом своем романе, - чуждые, но не враждебные, и есть народы и чуждые, и враждебные… […] И есть народы, которым приятно друг с другом, как и людям, а есть народы, которым друг с другом неприятно, хоть и сведены они друг с другом…»
Для того, чтобы понять, что всё это в общем-то вульгарные рассуждения человека малообразованного, достаточно сравнить их с некоторыми выдержками из книги, создававшейся одновременно с романом «Псалом».
Речь идет о работе «Этногенез и биосфера земли» историка и писателя Льва Николаевича Гумилева (1912†1992).
А вот и цитата из нее, вводящая нас во вменяемое, по-настоящему серьезное русло обсуждения:
«Часто бывает так, что этносы “прорастают” друг в друга, Внутри одного суперэтноса это не вызывает трагических последствий, но на суперэтническом уровне такие метастазы создают химерные композиции, ведущие к гибели. В схеме механизм процесса таков.
Возникшая вследствие толчка суперэтническая система тесно связана с природой своего региона. Ее звенья и подсистемы - этносы и субэтносы - обретают каждый для себя экологическую нишу. Это дает им всем возможность снизить до минимума борьбу за существование и обрести возможности для координации, что, в свою очередь, облегчает образование общественных форм.
Кровь и при этой ситуации льется, но не очень, и жить можно. Но если в эту систему вторгается новая чужая этническая целостность, то она, не находя для себя экологической ниши, вынуждена жить не за счет ландшафта, а за счет его обитателей. Это не просто соседство и не симбиоз, а химера, т.е. сочетание в одной целостности двух разных несовместимых систем.
В зоологии химерными конструкциями называются, например, такие, которые возникают вследствие наличия глистов в органах животного. Животное может существовать без паразита, паразит же без хозяина погибает. Но, живя в его теле, паразит соучаствует в его жизненном цикле, диктуя повышенную потребность в питании и изменяя биохимию организма своими гормонами, принудительно вводимыми в кровь или желчь хозяина или паразитоносителя.
В этом отличие химерности от симбиоза. При симбиозе, например, рак-отшельник носит на своей скорлупе актинию, защищающую его от врагов, актиния же, передвигаясь на раке, находит больше пищи.
При симбиозе на суперэтническом уровне оба компонента питаются дарами природы и сосуществуют, что не исключает эпизодических конфликтов. Но все ужасы суперэтнических столкновений при симбиозе меркнут перед ядом химеры на уровне суперэтноса. […]
Естественно, что крепкие, пассионарно напряженные этнические системы не допускают в свою среду посторонних элементов».
Николай Степанович и Лев Николаевич Гумилевы. Отец и сын в застенках у «Чекистовых».
Возвращаясь к рассуждениям Горенштейна о том, как воспринимают евреев разные народы, зададимся вполне закономерным вопросом: а каким, собственно, народам исторически сосуществовать с ними было, как он пишет, «приятно»?
Если отвечать на этот вопрос честно (а иначе и зачем стоило весь этот огород городить), то нельзя не признать: повсеместно, увы, это самое отношение колеблется между отчужденностью и враждебностью, в большинстве случаев склоняясь к последней.
Не найти, вероятно, тех, кому сосуществовать с ними было бы «комфортно». За исключением, пожалуй, тех, кто так или иначе связан с ними деловыми или родственными отношениями. Но там, где бал правит выгода или расчет, вряд ли, согласитесь, можно вести речь об искренности.
Только драконовские меры, принятые государственным законодательством многих стран, делают коренное их население толерантными по отношению ко всем этим «вечным странникам» да «пришельцам».
Заметим при этом, что «принуждение к миру» не превращает людей в миротворцев по сути. Равно как «принуждение к терпимости» не делает их в действительности терпимыми.
И еще не забудем: где тонко, там и рвется.
Нельзя быть безмятежным, живя на вулкане.
Или, как предупреждал еще в 1882 г. еврейскую депутацию Император Александр III: «На штык можно опереться, на него нельзя сесть». Это и неудобно, и ненадежно, и небезопасно.
Рассматривая, поставленную Горенштейном проблему, не будем - для чистоты эксперимента - принимать в расчет заклейменных «антисемитами» русских, равно и тех, которым не пришлось жить с евреями бок о бок, причем при условии, когда концентрация их, а также принятое государством по отношению к ним законодательство позволяло им чувствовать себя в полной мере свободными и, одновременно, в безопасности от ожидаемого ответа…
Итак, оставя в стороне «русско-еврейские разборки», обратимся к румынскому опыту, не менее, следует сказать, кровавому и трагичному.
Страна эта, начиная с XIX века, в политическом отношении была отстраненной, а иногда даже и враждебной по отношению к России. Народ ее, однако, - и по православной вере и по крови (как сначала романизированные, а затем славянизированные фракийцы) - ментально нам близок, а, стало быть, по сходственности, хорошо понятен.
Людям этой страны, также как и нам, пришлось столкнуться с еврейской проблемой, разрешившейся (сначала в годы правления Чаушеску, а затем, после его свержения во время революции 1989 г.) массовым исходом евреев из Румынии.
Итоги осмысления этой проблемы были изложены в малоизвестных у нас работах румынских интеллектуалов, высокий статус которых получил впоследствии мiровое признание.
«Антисемитизм, - высказывался в одном из своих последних эссе философ Петре Цуця, - не является спонтанной реакцией румын, немцев, поляков, венгров, французов: его провоцируют сами евреи. Его вызывает их собственный ужас, хотя именно таким способом, по их мнению, им удается его избежать».
Известный ученый Мирча Элиаде замечал: «Еврей всегда считает, что перед ним антисемит».
Экономист и философ Петре Цуця (1902†1991) и философ и религиовед Мирча Элиаде (1907†1986), профессор Чикагского университета.
В вышедшей в 1936 г. в Бухаресте, а затем переизданной в 1956 г. в Париже книге «Преображение Румынии» другой румынский мыслитель Эмиль Чоран, рассматривая природу румыно-еврейских отношений, характеризовал евреев, как «единственный народ, не привязанный к ландшафту».
Именно эта национальная особенность, по его мнению, превращает еврея в естественного врага любого народа, борющегося за свою национальную независимость.
«Каждый раз, - пишет Чоран, - когда у народа пробуждается самосознание, он неизбежно вступает в конфликт с евреями». Более того, «существуют исторические моменты, когда евреи неизбежно становятся предателями».
Философ объяснил, почему так происходит. Причем сделал это уже в дополненном французском издании 1956 года. Еврей, по Чорану, «ни к чему не привязан и акосмичен; он бродяга, и любая страна становится ему лишь приемной родиной; он чужак даже внутри себя, - отсюда и его способность заняться любым делом и предать его».
«…Их корни, - пишет он далее, - растут неизвестно из какой почвы, но явно не из нашей»; «все они религиозны, они инстинктивные революционеры», «их оружие невидимо», они «пользуются счастьем без угрызений совести и проникают во все отрасли хозяйства и знания», «никто не сравнится с ними в искусстве насмешки; их характерные свойства - тайна и деньги, жажда власти и господства, а еще... эпилепсия».
«В их длительном существования проглядывает нечто дьявольское»; «чужак по своей сути, он космополит, интернационалист, кочевник, чьей единственной родиной являются его интересы».
«В ретроспективе всемiрной истории, - приходит, в конце концов, к выводу Эмиль Чоран, - еврейский вопрос представляется абсолютно неразрешимым».
Оценки жесткие, но всё это вовсе не результат отвлеченных абстрактных умозаключений, а - еще раз повторяем - опыт осмысления реальной жизни, приобретенный философом в 1920-1930-х годах в Румынии.
Писатель, мыслитель и эссеист Эмиль Чоран (1911†1995), которого во Франции называли «Ларошфуко XX века». После 1946 г. он писал исключительно по-французски. Сборники его эссе и афоризмов переведены на большинство европейских языков.
Тем любопытнее сравнить эти высказывания с выводами историка И.С. Шишкина, заместителя директора института стран СНГ, ученика Льва Николаевича Гумилева.
«Говоря о химере, - пишет Игорь Сергеевич, - следует отдавать себе отчет в том, что ее разрушительное воздействие обусловлено природными закономерностями, а вовсе не тем, что одни люди хорошие, а другие плохие. Они разные, разные настолько, что их нельзя совместить.
Каждый этнос сложился в определенном ландшафте (месторазвитие), и куда бы его ни забрасывала судьба, он - его Родина. На новом месте этнос будет окружать чужая природа, и поэтому воспринимать ее как свою Родину он не сможет.
Все этносы вырабатывают неповторимые культурные традиции, свои системы ценностей. Следовательно, для этноса-пришельца культурные традиции коренного народа - чужие, и безсмысленно ожидать, чтобы он их развивал и охранял.
Точно также нельзя требовать от него патриотизма (примеры отдельных людей этого не опровергают, так как по закону больших чисел крайние позиции взаимно компенсируются, а здесь речь идет об этносе в целом). У этноса-пришельца к тому же возникает естественное желание перестроить окружающую среду под себя».
Продолжение следует.