ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 41)
Кадр из фильма «Андрей Рублев».
«Так чей же он, наконец?!..»
«“Мы ошибаемся: этот человек не наш!” Мы разошлись […] Разошлись вежливо, но твердо и навсегда, и он тогда опять сказал: “Жалеть нечего, - он совсем не наш”. Он был прав, но я не знал: чей я?..»
Николая ЛЕСКОВ.
«В силу своего чрезвычайно независимого характера Тарковский всегда исповедовал принцип оставаться “над схваткой”: то есть в противостоянии киношных либералов и державников он предпочитал придерживаться нейтралитета».
Федор РАЗЗАКОВ.
Будучи глубинно русским, искусство Андрея Тарковского смогло, подобно русской же литературе, преодолеть все преграды и границы, став понятным и близким людям других вер и национальностей.
Учитывая именно эти обстоятельства, либеральная интеллигенция и, в известной мере, стоящий за ней коллективный Запад боролись за то, чтобы - при жизни режиссера - перетянуть его на свою сторону, а после кончины - задним числом - занести его в свой актив.
По словам В.И. Карпеца, эти силы сражались за Андрея Тарковского «с отчаянной яростью», умело используя его конфликты с властью, которая - частично с расчетом, а частично по дурости - отталкивала режиссера.
Борьба за наследие Андрея Тарковского продолжается и до сих пор, причем всеми доступными методами: от умолчаний до передергиваний и подтасовок.
Эти люди пытаются встроить его произведения в их мiр, навязав нам свое прочтение его картин.
В этом смысле весьма характерно, как известный историк кино Майя Туровская кореллирует кинематограф Андрея Тарковского с поэтическими мiрами Андрея Вознесенского, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского. (Набор имен весьма красноречивый.)
Идет в ход даже Пруст, хотя, если прочитать дневники самого режиссера, то без какого-либо труда можно понять, что этот модный в то время писатель был, мягко говоря, ему не близок.
Майя Иосифовна Туровская. Прежде и теперь.
А вот рассуждения Майи Иосифовны в связи с Бориской - одним из главных действующих лиц в киноновелле «Колокол»:
По ее словам, роль эта «была рассчитана не на Бурляева, а на разнообразно одаренного молодого человека из околокинематографического круга - Сережу Чудакова - с асимметричным, шагаловски раскосым лицом и пропащей судьбой; спустя десятилетие ложное известие о его смерти вызовет к жизни эпитафию И. Бродского “На смерть друга”.
Вот отрывок из этой эпитафии, который позволяет угадать, что образ Бориски мог бы выглядеть как минимум менее “вождистски” и ближе к лихачевской идее русского Ренессанса:
...Имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
То ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима...»
Сергей Чудаков (1937-1997). Фото Романа Прыгунова. 1988 г.
В своем тексте критикесса всё «пометила» точно, ничего лишнего: Шагал, Бродский, академик Лихачев.
Весь ИХ «джентльменский набор».
Даром что некоторые нынешние патриоты, вроде критика Владимiра Бондаренко, «купились» на столь же мерзкие, как и процитированные, стишата Бродского об «украинцах», которые - пройдет время - будут еще нами оцениваться совершенно иначе, чем теперь…
Иосиф Бродский (1940-1996).
Игнорируя ёрнические стихи Бродского о России и немалое число его антихристианских вирш (тот же "жидовский" дух явственен и в приведенной нами эпитафии), Владимiр Григорьевич пишет о нем, как о «глубоко христианском поэте», «русском национальном поэте», создававшем произведения, «созвучные стихам Рубцова».
А вот за это, думаю, и сейчас уже должно быть стыдно! (Но это, конечно, вряд ли: не на таковских, как говорится, напали...)
Продолжим, однако, о Чудакове.
Сергей Иванович родился в Москве в семье генерал-майора КГБ. (Такова, между прочим, цена «свидетельства» Майи Туровской о его принадлежности к «околокинематографическому кругу».)
Из отрывочной его биографии известно, что в 1955 г. он поступил на факультет журналистики МГУ, однако проучился там недолго: со второго курса его отчислили «за систематическую дезорганизаторскую деятельность на курсе и в группе, за плохое поведение на лекциях и практических занятиях».
Сергей Чудаков. Фото 1955 г.
О том, какую он вел жизнь, можно отчасти судить по ставшим недавно известными фактам. В 1974 г. его арестовали и осудили «за притонодержательство, сводничество и распространение порнографической продукции». Однако его признали невменяемым и направили на принудительное лечение в Сычёвскую спецпсихбольницу.
На свободу он вышел в 1977 г. и затем еще не раз попадал в психиатрические заведения. Так, в 1990 г. Сергея Чудакова, опять-таки решением суда, направили на принудительное лечение.
Однако даже и при такой жизни родимые пятна, всё же, нет-нет да и давали о себе знать. (Сколько мне доводилось встречать подобных «сыновей своих отцов»!)
По словам дружившего с ним поэта Евгения Рейна, о Чудакове «ходили слухи, что он - профессиональный стукач». Отсюда, полагают некоторые, и «жандармская кирза» в стихотворении о нем Иосифа Бродского.
Таким образом, название одной из статей о нем («Поэт, маргинал, сутенер») можно было бы дополнить еще одним словом: «сексот».
Новость, в связи с которой Иосиф Бродский написал свои стихи «На смерть друга», оказалась ложной. В действительности Сергей Чудаков умер не насильственной смертью, а естественной: от сердечного приступа. И случилось это много позже: 26 октября 1997 г. в Москве, где он жил всё время, за исключением пребывания в психушках.
Сергей Чудаков.
Именно такой персонаж, по мнению киноведа Майи Туровской, был наиболее подходящим на роль Бориски в фильме «Андрей Рублев».
Из этого следует, что для нее гораздо более важен не художественный образ, не актерское мастерство, а нечто другое.
В своей книге она и обозначает всё, что ей ненавистно. По ее словам, Николай Бурляев является «выразителем самых мрачных и экстремистских тенденций переходного времени».
Тут уж не об актере речь. Для автора текста первостепенно время вынесения вердикта: не ТОГДА, когда собственно снимался фильм, а СЕЙЧАС, когда она пишет. Ибо ненавистная Майе Иосифовне православно-патриотическая позиция актера и режиссера Николая Бурляева стала явной много лет спустя после съемок «Андрея Рублева».
А вот нечто и о персонаже фильма: «харизматический лидер» Бориска «безпощаден к другим так же, как к себе».
Интересно, что она тут же, в этой своей книге, приводит слова самого режиссера, свидетельствующие о вполне определенном его замысле.
«Для нас, - подчеркивал Андрей Тарковский, - герой в духовном смысле - это Бориска. Расчет картины в том, чтобы показать, как из мрачной эпохи выросла заразительная бешеная энергия, которая просыпается в Бориске и сгорает с колоколом».
Всеми этими цитатами из ее собственной книги Майя Иосифовна приводит нас к неизбежному, неутешительному, но, увы, совершенно определенному выводу: лучше уж развратник из «кровавой гэбни», чем русский по крови и православный по духу.
Увы, опять-таки ничего нового и удивительного.
Один из самых свежих примеров - недавнее высказывание продюсера пресловутого телеканала «Дождь» Михаила Козырева (сына скрипача Натана Козырева и кинорежиссера Лии Козыревой, а заодно уж и племянника Валентина Гафта) о певице Юлии Чичериной, «посмевшей» выступить в концерте «Антимайдан» и сказать там: «Я пришла спеть вам песню. Недавно я спела для жителей Луганска, и за это власть, поставленная Майданом, назвала меня террористкой, преступницей. Мне грозят тюрьмой и объявили в розыск».
«Не посылайте мне упреки в том, - отписался в связи с этим в соцсетях Михаил Натанович - что я помогал этой артистке. Никогда не знаешь, когда лопнет кожа и из человека вылупится зубастый слюнявый “чужой”».
Думал «своя», «ручная». Оказалась - Русская.
В заключение приведем еще один - знаковый - комментарий Майи Туровской к фильму «Андрей Рублев».
Вот как она описывает последние кадры картины:
«…На звон колокола и на дым костра наплывали нежные, блеклые краски - красная, желтая, белая. Становились видны трещины штукатурки на старых фресках, части одеяний - перевязь, митра, рукав; потом пейзаж и стройный “городок” в обратной перспективе; деревья, звери, князь на белом коне, ангелы и лик Вседержителя; и наконец - фрагмент за фрагментом - восставала “Троица” в нежной гармонии красок и ангельских ликов. И снова - дождь, медленная река и лошади под дождем, мирно пасущиеся у воды...»
Вроде бы, всё правильно.
Но не совсем.
И дело тут не в ОШИБКЕ памяти, а в НЕЖЕЛАНИИ заметить ГЛАВНОЕ.
Вовсе не рублевская Троица венчает иконный ряд, а Русский Пшеничный Спас иконописца!
О глубинном смысле этого Великого Образа мы еще поговорим.
Пока же заметим: И ЭТА ОГОВОРКА ВОВСЕ НЕ СЛУЧАЙНА…
Продолжение следует.