ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 2)

Sep 16, 2015 09:23



Арсений Тарковский. Эту фотографию подарил мне когда-то ее автор, московский фотограф Сергей Жабин. Снимок я использовал тогда в качестве иллюстрации к статье о пребывания Арсения Тарковского в Голицыне.

Ночное небо в Голицыне (начало)

«Обычного созерцания небесного свода достаточно, чтобы приобщиться к религиозному опыту».
Мирча ЭЛИАДЕ.

Мне посчастливилось говорить и лично встречаться с Арсением Александровичем Тарковским.
Уже тогда я хорошо понимал, с ке́м мне предстояло иметь дело.
За ним стояли «живые тени»: Цветаева, Ахматова…
С Мариной Цветаевой Арсений Тарковский познакомился сразу же после приезда ее в СССР в 1939 году.
Память об этом - известный цикл стихотворений, ей посвященных:
Я слышу, я не сплю, зовешь меня, Марина,
Поешь, Марина, мне, крылом грозишь, Марина,
Как трубы ангелов над городом поют…
«Она приехала, - вспоминал Арсений Александрович, - в очень тяжелом состоянии, была уверена, что ее сына убьют, как потом и случилось. Я ее любил, но с ней было тяжело. Она была слишком резка, слишком нервна. Мы часто ходили по ее любимым местам - в Трехпрудном переулке, к музею, созданному ее отцом...
Марина была сложным человеком. […]
Однажды она пришла к Ахматовой. Анна Андреевна подарила ей кольцо, а Марина Ахматовой - бусы, зеленые бусы. Они долго говорили. Потом Марина собралась уходить, остановилась в дверях и вдруг сказала: “А все-таки, Анна Андреевна, вы самая обыкновенная женщина”. И ушла.
Она была страшно несчастная, многие ее боялись. Я тоже - немножко».



Арсений Тарковский и Марина Цветаева.

Самое последнее, написанное Мариной Цветаевой стихотворение «Всё повторяю первый стих», помеченное 6 марта 1941 г., было ответом на стихи Арсения Тарковского «Стол накрыт на шестерых»:
И - гроба нет! Разлуки - нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть - на свадебный обед,
Я - жизнь, пришедшая на ужин.

...Никто: не брат, не сын, не муж,
Не друг - и всё же укоряю:
- Ты, стол накрывший на шесть - душ,
Меня не посадивший - с краю.

Арсений Александрович впервые прочитал эти строчки в 1982 году, когда ему было уже за семьдесят пять.
Его знакомый последних лет А.Н. Кривомазов, очевидец этого события, так передает впечатления от увиденного:
«…Для него это неведомое ранее стихотворение явилось ПОТРЯСАЮЩИМ ДУХОВНЫМ ВЗРЫВОМ ОТТУДА, РЕЛИГИОЗНЫМ ПОДАРКОМ ТОЛЬКО НА ЕМУ ПОНЯТНОМ ПОДТЕКСТЕ И ЯЗЫКЕ, КАКИМ-ТО СУПЕРВАЖНЫМ ПОДТВЕРЖДЕНИЕМ И ПРОЩЕНИЕМ.
Это самое последнее в ее жизни цветаевское стихотворение было многократно прочитано-произнесено в тот вечер […]
Он был в состоянии сильнейшего радостного потрясения, которое можно назвать счастьем или эйфорией: одновременно рад, горд, добр, мудр, высок и умен, и удивительно расслаблен, мягок, как желе, постоянно улыбался и доверчиво касался, словно опасаясь, что это не сон, Татьяны Алексеевны и меня, мило шутил, радовался жизни, готов был трепетно отозваться на любой вопрос, одарить развернутым ответом. И в каждом слове, как у ребенка - бездна чувств... […]
Даты могут свести с ума кого угодно. Такое ощущение, что отвечая ей стихотворением от 16 марта 1941 “Все наяву связалось...” […] он благодарит ее за это стихотворение от 6 марта 1941 г. - разве не так?»
«Для меня, - признавался Арсений Александрович, - это был как голос из гроба».
Зову - не отзывается, крепко спит Марина.
Елабуга, Елабуга, кладбищенская глина.

Однако ближе ему по духу, как он сам признавался, была всё же Анна Ахматова:
«Она была великий поэт...»



Анна Ахматова. 1958 г.

Впервые они встретились в начале 1946 года в доме их общего знакомого - переводчика Георгия Шенгели.
На стене была прекрасная коллекция холодного оружия.
Арсений Александрович, не удержавшись, взял в руки шпагу.
Ахматова немедленно отреагировала:
- Кажется, мне угрожает опасность!
- Анна Андреевна, я не Дантес.
Она улыбнулась:
- Даже не придумаю, как вам ответить.
- Придумаете в другой раз».



Эту свою фотографию 1924 г. Анна Ахматова надписала: «Арсению Тарковскому, поэту и другу. 15 июня 1963. Москва».

Среди многих других тем для разговоров был один весьма притягательный для них обоих: Поэт и Власть.
В 1961 г. Анна Андреевна написала стихотворение «Смерть Софокла»:

Тогда царь понял, что умер Софокл.
Легенда.

На дом Софокла в ночь слетел с небес орел
И мрачно хор цикад вдруг зазвенел из сада.
А в этот час уже в безсмертье гений шел,
Минуя вражий стан у стен родного града.
Так вот когда царю приснился странный сон:
Сам Дионис ему снять повелел осаду,
Чтоб шумом не мешать обряду похорон
И дать афинянам почтить его отраду.

«Тарковский, - вспоминал его знакомый поэт Михаил Синельников, - со слов Ахматовой, говорил, что Сталин и в поздние годы иногда с улыбкой спрашивал о ней: “Ну, как поживает наша монахиня и блудница?”. […]
- Вы подумайте, - говорил Тарковский, - было два постановления ЦК, запрещавших печатать Ахматову, и все-таки она печаталась! Сколько в жизни у нее было несчастий, а она, вопреки всему, была счастлива. Всё победила!
Тут я вспомнил невероятную фотографию конца “Оттепели”. Анна Андреевна в президиуме писательского съезда, невдалеке от Михаила Александровича Шолохова».
…Двадцать лет спустя после знакомства, в начале марта 1966 г. Арсений Тарковский сопровождал гроб Анны Ахматовой в самолете из Москвы в Ленинград, присутствовал при отпевании в Никольском Морском соборе.
Когда у Николы Морского
Лежала в цветах нищета,
Смиренное чуждое слово
Светилось темно и суровой
На воске державного рта.



Арсений Тарковский (в центре) на похоронах Анны Ахматовой. Ленинград. 9 марта 1966 г.

Произнес Арсений Александрович и прощальное слово у открытой могилы в Комарове:
«Никогда еще на долю женщины не выпадало столь мощного поэтического дарования, такой исключительной способности к гармонии, такой непреодолимой силы влияния на сердце читателя».

На свете смерти нет:
Безсмертны все. Безсмертно всё.



Прощание с Анной Ахматовой. На первом плане над гробом матери - Лев Гумилев. Второй слева в первом ряду - Арсений Тарковский. Ленинград 10 марта 1966 г.
Впоследствии лекции Л.Н. Гумилева вместе со своими студентами Высших режиссерских курсов посещал сын Арсения Александровича - Андрей Тарковский, называя Льва Николаевича «самобытным и чистым человеком».

Именно с этим-то человеком и предстояло мне увидеться…

Продолжение следует.

Арсений Тарковский, Мемуар

Previous post Next post
Up