Литература. "Такая работа".
(http://www.sergelin.ru/literature/061.asp)
В ОВД конечно же было накурено без меры. Ага, усмехнулся я про себя, за что гоняем, то сами и нарушаем. Попробуй затянись по новому их закону в помещении. А им можно, работа такая. Полицай, рыжий мужичок неопределенного возраста, задавил очередной окурок и устало посмотрел на меня:
- И чего кричали?
- Кричали долой власть оккупантов.
- Понятно. Листовки кто писал?
Я отвел взгляд и посмотрел в черное ночное окно.
Взяли нас на углу, у будки регулировщика, в начале девятого. Мишке стало скучно, шел уже второй час веселья, он выпросил у меня бумагу и маркер, начал рисовать лозунги и лепить снаружи на будку. Умник. Говорил ему, стой спокойно, тогда не тронут. Да и не тронули бы. Так нет же, заскучал он.
Шеренга солдат стояла от нас метрах в двух, позади нее вышагивал мордатый лейтенант в новой черной форме. Выглядывал активистов из толпы, делая знаки кому-то из своих. Первым выдернули из общей кучи парня в синей рубашке. Он кричал лозунги, толпа их подхватывала, ну и докричался. Солдаты раздвинули плечи, к синему двинулась решительная группа в черном, подхватила его и закинула в грузовик прямо через борт.
А теперь та же группа во главе с мордатым шла за нами. Мишка еще дорисовывал последнюю букву в новой листовке, когда меня подхватили сильные руки, да не надо, я сам, сам, сзади недовольно бурчал мой теперь уже подельник, а не просто приятель.
Бухнулись в кузов, ударился щиколоткой о твердое. Сверху свалился подельник, громко матерясь. Я шикнул на него, материться было уж точно нельзя. Кроме несанкционированного митинга пришьют еще и оскорбление сотрудника полиции, а там и до сопротивления при задержании недалеко.
Главным сейчас было сохранять спокойствие, достоинство и общаться со всеми вежливо и максимально корректно. Им же тоже до нас особого дела нет, другой работы полно. А начнешь качать права, разведешь агитацию против режима, наделаешь глупостей - так еще и получишь, причем совершенно заслуженно. У них же инструкции, да еще сегодня наверняка морально накачали, мол, бездельники, подонки, раскачивают лодку, хотят всё разрушить.
В соседний грузовик тащили кого-то волоком по земле. Выглянув, я узнал еще одного крикуна, с зычным поставленным голосом. Громче всех орал. Теперь он тоже орал, потому что озлобленный криками полицай успел выписать ему пару раз дубинкой промеж лопаток. Явно провокатор.
«Поезжай!» - мордатый грохнул кулаком в борт. Грузовик дернулся и медленно покатил в сторону отделения мимо оттесненной толпы.
- Так кто листовки писал?
- Темно было, я не видел.
- Понятно.
Рыжий полицай снова наклонился к протоколу задержания.
Я смотрел на него, и все больше понимал его, и его товарищей. Понимал, что главная их задача в этот вечер, стремительно переходящий в ночь - это как можно быстрее от нас избавиться. Мы просто не являлись чем-то важным в их работе, у них другие проблемы.
- Ты думаешь, у меня других забот нет? - он словно услышал мои мысли.
- Думаю, что очень даже много.
- Думаешь, я сволочь, которая хочет задушить ростки свободы, да?
Он встал, прошелся по комнате, увлекая широкой спиной ткань табачного дыма, закрыл дверь.
- Думаешь, мы тут сидим и ничего не видим, что происходит?
- Понимаете? Так почему не протестуете?
- Мы? А ты вообще как себе это представляешь, умник? Что мы вот сейчас всё бросим и пойдем на площадь бузить как вы, бездельники? А кто будет в это время бандитов ловить? Вы что ли? Вы же сами к нам первые бежите, если вас за углом по голове стукнут! А потом мы оказываемся пособники режима, так по-вашему?
С каждым его шагом по комнате передо мной всё больше проявлялся живой, настоящий человек, чувствующий и переживающий, настоящий.
Просто в этот момент... в этот момент какая-то демоническая сила пыталась разделить нас, растащить по разным баррикадам, стравить друг с другом. Белые и красные, черные и голубые, свои и чужие. А ведь наверняка он ходил в такую же как и я школу, списывал у соседки на контрольной, кидался шариками с водой, смотрел те же мультики и читал те же книжки...
- Вот ты кричал долой оккупантов. Это я оккупант по-твоему что ли? Да я вырос на соседней улице, в школу вон ходил, за аркой во дворе.
- Но вы служите оккупационному режиму, захватившему нашу страну.
- Да не режиму я служу, чудак, плевал я на их режим. Порядок в стране должен быть, пойми ты.
- Чей порядок? Их? - я кивнул в окно на веселившихся офицеров, кто-то наигрывал на губной гармошке веселую песню, ребята отдыхали.
- А у твоих горлопанов порядок что, лучше? Опять отнять и поделить, и залить страну кровью?
Помолчали.
- Ладно, подпиши здесь. - рыжий ткнул ручкой вниз бумаги. Я расписался. - Подожди в коридоре.
- А дальше нас куда? В суд?
- Да какой суд, о чем ты, кому вы нужны. У суда других дел нет как с вами возиться. Иди, жди там.
В коридоре были остальные из нашего грузовика. Две девчонки журналистского вида, но без бейджиков «пресса», идейные значит. Парень в синей рубашке втихаря щелкал кадры для инстаграмма. Мишка сидел недовольный, у его айфона села батарейка. Я втиснулся между ним и синим, пошутил про местный вайфай и пароль «зиг хайль». На последние слова зло обернулся куривший у дверей охранник, я притих.
Прождали мы около часа, кто-то уже успел задремать, когда из дальнего конца коридора послышались тяжелые солдатские шаги. Нас подняли, построили и повели во внутренний дворик.
Усталый лейтенант, тот самый мордатый, что выхватывал меня с Мишкой из толпы на митинге, теперь уже без фуражки, отер лоб рукой и махнул ею дюжине солдат. Потом повернулся в нашу сторону. Все всё понимали, и мы, и он. Препираться не было смысла, да и необходимости - зачем? У него просто такая работа, и он добросовестно ее выполнял. В душе даже наверняка нам сочувствуя, все же люди.
- Егорыч, слышал про взрыв вчера? - окликнул его мой рыжий полицай.
- Нет, а что там?
- Партизаны опять эшелон под откос пустили.
- Вот же суки! Где?
- За Сычевкой, у переезда. Двадцать вагонов в щепки. Ребята-армейцы ехали с фронта. Столько покалечило их...
- Твари... Нашли кто?
- Нашли, всю ночь лес шерстили. Гюнтер сейчас звонил, везет их уже. А ты чего с этими еще возишься?? Егорыч, ну давай поживее, я тоже устал, а сейчас подъедут, нам оформлять до утра!
Егорыч сплюнул на землю дворика, буркнул «ребят, ну вы слышали, сами понимаете всё». Махнул рукой и отвернулся. Последнее, что мы увидели, это вскинутые в нас винтовки и вспышки выстрелов.
- У длинного, кстати, опять осечка. Который раз уже. Не нравится мне он. - прикуривая заметил мордатый полицаю, когда солдаты удалились в свою караулку.
- Ну знаешь, хоть и немец, а нервы тоже не стальные.
- Да уж. Работа такая.
В ОВД конечно же было накурено без меры. Ага, усмехнулся я про себя, за что гоняем, то сами и нарушаем. Попробуй затянись по новому их закону в помещении. А им можно, работа такая. Полицай, рыжий мужичок неопределенного возраста, задавил очередной окурок и устало посмотрел на меня:
- И чего кричали?
- Кричали долой власть оккупантов.
- Понятно. Листовки кто писал?
Я отвел взгляд и посмотрел в черное ночное окно.
Взяли нас на углу, у будки регулировщика, в начале девятого. Мишке стало скучно, шел уже второй час веселья, он выпросил у меня бумагу и маркер, начал рисовать лозунги и лепить снаружи на будку. Умник. Говорил ему, стой спокойно, тогда не тронут. Да и не тронули бы. Так нет же, заскучал он.
Шеренга солдат стояла от нас метрах в двух, позади нее вышагивал мордатый лейтенант в новой черной форме. Выглядывал активистов из толпы, делая знаки кому-то из своих. Первым выдернули из общей кучи парня в синей рубашке. Он кричал лозунги, толпа их подхватывала, ну и докричался. Солдаты раздвинули плечи, к синему двинулась решительная группа в черном, подхватила его и закинула в грузовик прямо через борт.
А теперь та же группа во главе с мордатым шла за нами. Мишка еще дорисовывал последнюю букву в новой листовке, когда меня подхватили сильные руки, да не надо, я сам, сам, сзади недовольно бурчал мой теперь уже подельник, а не просто приятель.
Бухнулись в кузов, ударился щиколоткой о твердое. Сверху свалился подельник, громко матерясь. Я шикнул на него, материться было уж точно нельзя. Кроме несанкционированного митинга пришьют еще и оскорбление сотрудника полиции, а там и до сопротивления при задержании недалеко.
Главным сейчас было сохранять спокойствие, достоинство и общаться со всеми вежливо и максимально корректно. Им же тоже до нас особого дела нет, другой работы полно. А начнешь качать права, разведешь агитацию против режима, наделаешь глупостей - так еще и получишь, причем совершенно заслуженно. У них же инструкции, да еще сегодня наверняка морально накачали, мол, бездельники, подонки, раскачивают лодку, хотят всё разрушить.
В соседний грузовик тащили кого-то волоком по земле. Выглянув, я узнал еще одного крикуна, с зычным поставленным голосом. Громче всех орал. Теперь он тоже орал, потому что озлобленный криками полицай успел выписать ему пару раз дубинкой промеж лопаток. Явно провокатор.
«Поезжай!» - мордатый грохнул кулаком в борт. Грузовик дернулся и медленно покатил в сторону отделения мимо оттесненной толпы.
- Так кто листовки писал?
- Темно было, я не видел.
- Понятно.
Рыжий полицай снова наклонился к протоколу задержания.
Я смотрел на него, и все больше понимал его, и его товарищей. Понимал, что главная их задача в этот вечер, стремительно переходящий в ночь - это как можно быстрее от нас избавиться. Мы просто не являлись чем-то важным в их работе, у них другие проблемы.
- Ты думаешь, у меня других забот нет? - он словно услышал мои мысли.
- Думаю, что очень даже много.
- Думаешь, я сволочь, которая хочет задушить ростки свободы, да?
Он встал, прошелся по комнате, увлекая широкой спиной ткань табачного дыма, закрыл дверь.
- Думаешь, мы тут сидим и ничего не видим, что происходит?
- Понимаете? Так почему не протестуете?
- Мы? А ты вообще как себе это представляешь, умник? Что мы вот сейчас всё бросим и пойдем на площадь бузить как вы, бездельники? А кто будет в это время бандитов ловить? Вы что ли? Вы же сами к нам первые бежите, если вас за углом по голове стукнут! А потом мы оказываемся пособники режима, так по-вашему?
С каждым его шагом по комнате передо мной всё больше проявлялся живой, настоящий человек, чувствующий и переживающий, настоящий.
Просто в этот момент... в этот момент какая-то демоническая сила пыталась разделить нас, растащить по разным баррикадам, стравить друг с другом. Белые и красные, черные и голубые, свои и чужие. А ведь наверняка он ходил в такую же как и я школу, списывал у соседки на контрольной, кидался шариками с водой, смотрел те же мультики и читал те же книжки...
- Вот ты кричал долой оккупантов. Это я оккупант по-твоему что ли? Да я вырос на соседней улице, в школу вон ходил, за аркой во дворе.
- Но вы служите оккупационному режиму, захватившему нашу страну.
- Да не режиму я служу, чудак, плевал я на их режим. Порядок в стране должен быть, пойми ты.
- Чей порядок? Их? - я кивнул в окно на веселившихся офицеров, кто-то наигрывал на губной гармошке веселую песню, ребята отдыхали.
- А у твоих горлопанов порядок что, лучше? Опять отнять и поделить, и залить страну кровью?
Помолчали.
- Ладно, подпиши здесь. - рыжий ткнул ручкой вниз бумаги. Я расписался. - Подожди в коридоре.
- А дальше нас куда? В суд?
- Да какой суд, о чем ты, кому вы нужны. У суда других дел нет как с вами возиться. Иди, жди там.
В коридоре были остальные из нашего грузовика. Две девчонки журналистского вида, но без бейджиков «пресса», идейные значит. Парень в синей рубашке втихаря щелкал кадры для инстаграмма. Мишка сидел недовольный, у его айфона села батарейка. Я втиснулся между ним и синим, пошутил про местный вайфай и пароль «зиг хайль». На последние слова зло обернулся куривший у дверей охранник, я притих.
Прождали мы около часа, кто-то уже успел задремать, когда из дальнего конца коридора послышались тяжелые солдатские шаги. Нас подняли, построили и повели во внутренний дворик.
Усталый лейтенант, тот самый мордатый, что выхватывал меня с Мишкой из толпы на митинге, теперь уже без фуражки, отер лоб рукой и махнул ею дюжине солдат. Потом повернулся в нашу сторону. Все всё понимали, и мы, и он. Препираться не было смысла, да и необходимости - зачем? У него просто такая работа, и он добросовестно ее выполнял. В душе даже наверняка нам сочувствуя, все же люди.
- Егорыч, слышал про взрыв вчера? - окликнул его мой рыжий полицай.
- Нет, а что там?
- Партизаны опять эшелон под откос пустили.
- Вот же суки! Где?
- За Сычевкой, у переезда. Двадцать вагонов в щепки. Ребята-армейцы ехали с фронта. Столько покалечило их...
- Твари... Нашли кто?
- Нашли, всю ночь лес шерстили. Гюнтер сейчас звонил, везет их уже. А ты чего с этими еще возишься?? Егорыч, ну давай поживее, я тоже устал, а сейчас подъедут, нам оформлять до утра!
Егорыч сплюнул на землю дворика, буркнул «ребят, ну вы слышали, сами понимаете всё». Махнул рукой и отвернулся. Последнее, что мы увидели, это вскинутые в нас винтовки и вспышки выстрелов.
- У длинного, кстати, опять осечка. Который раз уже. Не нравится мне он. - прикуривая заметил мордатый полицаю, когда солдаты удалились в свою караулку.
- Ну знаешь, хоть и немец, а нервы тоже не стальные.
- Да уж. Работа такая.