Андрей Тарковский, Геннадий Шпаликов и Михаил Ромадин. Фото: kino-teatr.ru.
ФИНАЛ. НАЧАЛО -
ЗДЕСЬ.
Последней встрече Некрасова со Шпаликовым в Москве, оставившей в душе писателя столь горький след, предшествовало их более продолжительное и совсем не грустное общение годом раньше в Киеве. Свидетельствует приемный сын Некрасова Виктор Кондырев:
«Был 1973 год. Уже несколько дней подряд Геннадий Шпаликов повадился приходить к Некрасову ранним утром, часам к шести.
Гена тогда не пил, жил в киевской гостинице, не мог спать и писал стихи. Вернее, переписывал уже написанные, чтобы скрасить одиночество и доставить приятное своему другу Вике. Потом приносил исписанные листочки и клочочки бумаги и подсовывал их под дверь. По утрам Некрасов первым делом шел к входной двери и радостно объявлял: «Генка опять приходил!» Поднимал с пола листок со стихами, звал меня в кабинет почитать с выражением. Какой талант, причмокивал, какой молодец!»
Дождавшись чуть более подходящего для утреннего визита времени, Шпаликов появлялся в квартире Некрасова и сразу же оказывался за столом в кругу писательского семейства:
«За завтраком Гена пил только пустой кофе, отказываясь от приготовленных мамой оладий или сырников. Был мало похож на молодого симпатягу с фотографии времен фильма «Мне двадцать лет», висящей у Некрасова в кабинете. Одутловатое лицо, некрасивые липкие волосы, дрожащие руки, пот на лбу. Вид нездоровый.
Не улыбался, ходил по пятам за Некрасовым, подробно говорил о новом фильме. Он приехал в Киев пробивать свой сценарий о суворовцах. Рассказывал многие истории о своей учебе в Киевском суворовском училище».
В один из этих визитов и была сделана та самая магнитофонная запись чтения Шпаликовым своих стихов и пения песен, которая стала так дорога Виктору Некрасову в его парижской жизни. Вот как вспоминает об этом Виктор Кондырев:
«Через несколько дней Гена <… > на мою просьбу спеть <…> согласился не ломаясь. Некрасов живо приволок магнитофон <…>.
Отстукивая рукой такт по столу, Гена куражливо запел свою знаменитую песенку:
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут…
- Так у тебя песня не получается, - сказал Некрасов. - Попробуй спеть нормальным голосом. Не кривляйся.
Гена радостно улыбнулся, как-то просветленно закивал, мол, конечно, можно спеть и серьезно… И снова запел, и получилось прекрасно, и он записал другие песни и радовался, когда Некрасов ему аплодировал в дверях кухни <…>».
Уезжая из Советского Союза, Некрасов взял эту запись с собой. Также он бережно хранил и шпаликовские автографы - те самые клочки бумаги и листочки, что поэт подсовывал по утрам под дверь некрасовской квартиры, не решаясь в нее позвонить, чтобы не разбудить друга. Некрасов не только хранил эти листочки как память, но и предпринял усилия для того, чтобы стихи Шпаликова были наконец опубликованы. Это произошло в нью-йоркской русской газете «Новое русское слово», в номере за 18 июля 1976 года. Эта публикация стала для Шпаликова-поэта первой посмертной; его стихи в «Советском экране» появились немного позднее. В числе опубликованных в «НРС» стихотворений было и то, предсмертное, что посвящено Виктору Некрасову.
***
Различные журналисты, на разные лады пытавшиеся анализировать обстоятельства, приведшие Шпаликова к решению о самоликвидации, базируются в своих построениях в первую очередь на свидетельствах шпаликовских друзей-приятелей, а также тех из числа его коллег по профессии, кто оставил о нем воспоминания, не принадлежа к числу его постоянных собутыльников. И редко кто удерживается от того, чтобы не привести цитату из беллетризованных мемуаров драматурга Александра Володина, озаглавленных автором «Записки нетрезвого человека». Уж больно она яркая и многозначительная, эта цитата:
«Я его (Шпаликова. - П.М.) встретил в коридоре киностудии, когда он работал над своим последним сценарием. Вид его ошеломил меня. В течение двух-трех лет он постарел непонятно, страшно. Он кричал, кричал:
- Не хочу быть рабом! Не могу, не могу быть рабом!..
Он спивался и вскоре повесился».
Театральный драматург и популярный киносценарист Александр Моисеевич Лифшиц (1919-2001), сочинявший под псевдонимом Володин, был среди советских писателей абсолютной белой вороной и, формально членом этой организации состоя, фактически к террариуму единомышленников (удивительное по точности и емкости определение Союза писателей СССР, принадлежащее вроде бы Владимиру Богомолову) никогда не принадлежал. По той же, что и Шпаликов, причине: органически не мог врать.
Поэтому, если Володин воспроизводит его слова (да какие слова - вопль, настоящий вопль!) про то, что тот не хочет и не может быть рабом, - это следует понимать не в каком-то переносном, иносказательном смысле (дескать, о каком рабстве разговор, не в Древнем Риме, чай, дело происходит), но в смысле самом прямом.
Геннадий Шпаликов, как профессиональный киносценарист и сам режиссер, хотел писать про то, что ему представлялось важным и интересным. Хотел видеть свои сценарии воплощенными в фильмы. Хотел снимать кино сам. Хотел, чтобы эти фильмы смотрели люди, знакомые и незнакомые, чтобы они их обсуждали, хвалили или ругали, но только чтобы не оставались равнодушными, и если бы кто-нибудь выразил ему за увиденное благодарность - был бы этому человеку признателен. Но проблема была в том, что он жил и работал в стране, в которой на слова «А я хочу!» чаще всего отвечают что-нибудь вроде «Хотеть дешевле, чем иметь». Особенно если ты вынужден смотреть на того, кто тебе это бросает, снизу вверх, даже если в тебе без малого два метра, а этот похож на нынешнего какого-нибудь хорька. Или на моль.
***
Алкоголизм - никогда не причина. Алкоголизм - всегда следствие. Прежде всего - несбывшихся надежд, нереализованных мечтаний, невозможности состояться как профессионал в избранном деле и - особенно - как личность в социуме. Алкоголизм - равно как и наркомания - не что иное, как попытка к бегству. Из постылой реальности, от бытовухи, разъедающей своей кислотой черепную коробку, от постылого окружения, от людей, которых не хочешь видеть возле себя изо дня в день, с утра до вечера и с вечера до утра. От бессмысленного и самому себе ненужного существования. В какой-то иной, отсюда неведомый мир, где всего этого - нет.
Разумеется, данная схема не всеобъемлюща. Случаются и исключения. Как с тем же Некрасовым, например. Но она - типична. Владимир Высоцкий, Олег Даль, Юрий Богатырев, сотни других, куда менее известных, артистов, писателей, художников укладываются в нее - с той или иной погрешностью, но укладываются. В этом же ряду и Геннадий Шпаликов.
Он утонул не в Западной Двине, как предполагал в самой своей известной песне. Он утонул в Водке. Если сравнивать количество утопленников, пошедших на дно этой реки, с теми, кто утонул в Волге или в Енисее, окажется, что к Волге и Енисею надо будет прибавить еще и Нил, Ганг и Амазонку с Миссисипи в придачу - да и то навряд ли сравняется.
Затасканная до невозможности пушкинская, в досаде брошенная поэтом, фраза «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом» ничего по сути не объясняет. Она лишь свидетельствует о том, что Россия - не та страна, в которой действительно талантливому человеку следует жить. Потому что здесь все - не только похабная при любом режиме власть, но и вообще все, да сам воздух - препятствует человеческой самореализации. Жизнь здесь устроена таким образом, что с самого рождения внушает человеку, что ему гораздо легче и удобнее будет стать мерзавцем и негодяем, чем порядочным и ответственным за свои поступки. Все прочее - пузыри земли, как говаривал Вильям наш Шекспир. Который, если бы ему повезло родиться не в Стратфорде-на-Эйвоне, а во Владимире-на-Клязьме, во-первых, не написал бы никакого «Гамлета», во-вторых, не имел бы собственного театра, а в-третьих, наверняка спился бы и закончил свою жизнь не в собственной постели в окружении ближайших родственников, а в чужой постылой комнатенке, в окружении никому, кроме него, не нужных рукописей, огрызков черствого хлеба и пустых бутылок из-под поганого винища по рупь двадцать семь. Или сколько оно бы тогда стоило в пересчете на привычные ему шиллинги и пенсы.
***
Подводя черту под своими размышлениями о страшной судьбе друга, Виктор Некрасов, и так уже множество раз в этом тексте процитированный, написал:
«Шпаликов не врал. Нигде и никогда. Ни в прозе, ни в поэзии, ни в жизни. А это счастье. И жизнь его - неустроенную, безденежную, приведшую к такому трагическому концу - мы можем смело назвать счастливой. Он не врал. Ему не приходилось краснеть. Для советского поэта, писателя это заслуга великая, незабываемая».
Эта цитата будет последней.
Автор - Павел МАТВЕЕВ
Все иллюстрации, кроме заглавных (часть 1 и здесь), заимствованы у первоисточника - публикации на Colta.ru. Заглавная части 1 находится в интернете в общем доступе.
Оригинал P.S. Не исправлена ни одна Ё-шка, ни одна запятая - всё, как в оригинале. - С.М.