Хитрый старичок с лингвистическими способностями
В советское время во Львове в вестибюле гостиницы один хитрющий старичок продавал открытки с видами города, которые стоили 30 копеек.
Туристов было много - и открытки расходились, как горячие булочки.
«Тридцать» - по-польски будет trzydzieści.
Среди гостей никто ни украинского, ни польского языка не знал, все говорили, в основном, по-русски, иногда по-английски - но всё равно ориентировались на русский.
И хитрый старичок, называя цену, шепелявил: «Шидесят» (с откровенным, вопреки польскому оригиналу, ударением на я).
Естественно, все давали ему 60 копеек, забирали открытки и уходили.
Это был поток!
За каждый набор открыток он получал двойную цену - и половину выручки брал себе в карман.
И лишь изредка попадались польские туристы (о, это особая статья! Для поляков посетить Львов - примерно то же, что для немцев посетить Кенигсберг. Ведь Львов когда-то был польским) - и тогда старик шепелявил то же самое слово (уже без ударения на я, комкая окончание), и поляки, натурально, отсчитывали ему 30 копеек, и они обменивались любезными улыбками.
Я заметил всё это совершенно случайно - мне пришлось кого-то или чего-то ждать в этом вестибюле. Стоял без дела, потом присмотрелся, прислушался - и всё понял.
В конце, перед тем как уходить, меня разобрало любопытство, и я решил проверить всё на практике.
Подошел к старику, взял открытки, посмотрел на него вопросительно.
Он мне: «Шидеся́т!»
Я отсчитал и протянул ему 30 копеек.
Он их покорно взял и пробормотал: Dziękuję, dobry pan.
Туристов было много - и открытки расходились, как горячие булочки.
«Тридцать» - по-польски будет trzydzieści.
Среди гостей никто ни украинского, ни польского языка не знал, все говорили, в основном, по-русски, иногда по-английски - но всё равно ориентировались на русский.
И хитрый старичок, называя цену, шепелявил: «Шидесят» (с откровенным, вопреки польскому оригиналу, ударением на я).
Естественно, все давали ему 60 копеек, забирали открытки и уходили.
Это был поток!
За каждый набор открыток он получал двойную цену - и половину выручки брал себе в карман.
И лишь изредка попадались польские туристы (о, это особая статья! Для поляков посетить Львов - примерно то же, что для немцев посетить Кенигсберг. Ведь Львов когда-то был польским) - и тогда старик шепелявил то же самое слово (уже без ударения на я, комкая окончание), и поляки, натурально, отсчитывали ему 30 копеек, и они обменивались любезными улыбками.
Я заметил всё это совершенно случайно - мне пришлось кого-то или чего-то ждать в этом вестибюле. Стоял без дела, потом присмотрелся, прислушался - и всё понял.
В конце, перед тем как уходить, меня разобрало любопытство, и я решил проверить всё на практике.
Подошел к старику, взял открытки, посмотрел на него вопросительно.
Он мне: «Шидеся́т!»
Я отсчитал и протянул ему 30 копеек.
Он их покорно взял и пробормотал: Dziękuję, dobry pan.