Людмила Петрановская:
Этика семейного устройства: вопросы без ответов
Хотя тема прямо так и заявлена - "Этика семейного устройства", - конечно, я не возьмусь все об этой этике рассказать. Думаю, на эту тему надо сделать отдельный семинар. Так или иначе, если мы говорим о новой профессии, такой разговор должен состояться, потому что один из этапов становления профессии - это формирование этического кодекса.
Такого кодекса пока нет, нет общепринятого представления о том, что такое "хорошо" и что такое "плохо". И это очень непросто, очень небыстро можно сделать. Тут, я думаю, потребуются усилия многих людей и годы. Поэтому сейчас я просто "закидываю удочку".
Вопросы, с которыми нам приходится сталкиваться, - вопросы ценностные, вопросы выборов, которые нам приходится делать. И ни на один из этих вопросов нет однозначного ответа. Все очень сложно...
Итак, поехали! С самого начала.
Суть нашей работы - это, безусловно, помощь. Мы, как ни крути, хэлперы, те, кто помогают. А вот дальше возникают вопросы: помощь кому? помощь когда и сколько? помощь зачем? помощь почему? И, пытаясь ответить на них, понимаешь, что много чего непонятно.
Начинаем с самого простого: помощь кому? Мы помогаем детям. Если это ребенок, который уже в детском доме, - все просто: мы помогаем этому ребенку. Подобная позиция кажется абсолютно здравой, абсолютно безупречной. Тут "комар носа не подточит".
Но что происходит, когда ребенок еще в семье, и там какие-то его права нарушаются? Если мы в этот момент твердо скажем, что помогаем только ребенку, то все, чем нам придется заниматься, - забирать детей из семьи. Потому что все семьи - какие-то "не такие", недостаточно хорошие, недостаточно правильные, а мы с вами твердо знаем, как лучше…
Иначе говоря, до какого-то момента ты идешь и чувствуешь себя в своем праве, а с какого-то момента ты понимаешь, что у тебя под ногами - опасная зона, где еще шаг шагни, и ты уже что-то не то делаешь. И помощь твоя больше похожа на медвежью услугу. Если мы действительно хотим помогать, мы не можем сказать: "Наш клиент - только ребенок". Нам приходится учитывать состояние семьи в целом.
Идем дальше. Вот мы устраиваем ребенка в приемную семью. И опять возникает ситуация "вилки". Если мы говорим, что наша задача - найти ребенка для семьи, мы превращаемся в агентство по усыновлению. Если мы говорим, что наша задача - найти семью для ребенка, тогда мы - специалисты по семейному устройству. Однако и в этом случае все совсем непросто.
Ребенок начинает жить в семье, становится членом семьи. И если мы все еще продолжаем настаивать, что стараемся только заради ребенка, а семья - это способ устроить его жизнь, мы, во-первых, очень быстро приходим к состоянию конфронтации с семьей. Во-вторых, - и это главное - семья ощущает, что ее используют, что она - только средство. Начинается выгорание.
В общем, если предположить, что мы - некое агентство по усыновлению, мы обязаны работать так, чтобы было лучше семье, которая хочет взять ребенка. Мы обязаны найти ей ту самую здоровую, голубоглазую девочку. Просто в соответствии с логикой систем, с логикой рынка, мы должны это сделать. Но тогда к чему мы приходим? К простому результату: чем сложнее, тем лучше! Если можно просто пойти в детский дом и взять здоровую, голубоглазую девочку, зачем мы нужны? Мы кровно заинтересованы в том, чтобы взять ребенка было трудно-сложно-невозможно. Чтобы без нас - никуда.
Казалось бы, второй путь в этом смысле безопасней - когда мы только заради ребенка стараемся. Но если зайти по этому пути слишком далеко, очень скоро мы приходим к тому, что семья - это средство. Это такие "гувернеры на дому", которые наняты для того, чтобы обеспечивать вот этого Васю всем тем, что нужно Васе. И тогда в чем мы заинтересованы как специалисты? Мы заинтересованы в том, чтобы семья не справлялась. Потому что в этом случае без нас - никак.
Короче говоря, если зайти слишком далеко по любому пути, наши профессиональные интересы входят в конфликт с интересами семьи. В первом случае это грозит коррупцией, во втором - гиперопекой, ощущением, что без нас ничего не стояло никогда и стоять не будет.
Не бывает в нашей работе легких ответов. Нельзя посчитать, как по таблице умножения, и сказать: делаем так, и все получится классно. Не получается.
Поехали дальше. Следующий вопрос - помощь: когда и сколько? Первая позиция, которая приходит в голову - чем больше, тем лучше. Больше помощи, больше специалистов, больше ресурсов, больше государственных денег. Хорошо? Хорошо. Плохо? Плохо. Как только мы уходим в эту сторону, что мы получаем? Мы получаем инфантилизацию семьи. И опять же: без нас - никуда.
Другая позиция - помощь только в состоянии кризиса, когда совсем крантец. В реальности у нас так и получается в большинстве случаев. Поскольку система отсутствует, и никто ничего не делает, помощь происходит когда? Когда ребенка уже чуть ли не убили. Минусы этой позиции очевидны.
Третий вариант - помощь по запросу семьи. Это хорошо, никто не спорит. Вот только семья может не попросить о помощи по миллиону причин. Она может не видеть проблемы (это еще ничего!). Она может нам не доверять. Она может понимать, что, если придет к нам и скажет, мол, не справляется, мы в ответ заберем ребеночка. У семьи могут быть свои соображения, по которым она не даст нам этого запроса. И что тогда?
Есть хорошая вещь в медицине - диспансеризация, мониторинг, при котором проверяется всё и вся. И если где-то обнаруживаются проблемы, можно порекомендовать пройти дополнительное обследование. Здорово! Но вспомните, сколько времени ушло на создание этой системы. Вспомните, что она и до сих пор работает ни шатко ни валко. Ну, худо-бедно туберкулез позволяет выявить. Да и то не всегда.
Вроде бы можно этот опыт на вооружение взять, но мы-то имеем дело с живыми людьми. Тут все не ограничивается необходимостью сдать кровь и мочу на анализ. Нужно понять, что происходит в семье, что происходит с привязанностью. Опять куча вопросов...
И первый из них: помощь почему? Причина для помощи. С какого перепугу мы начинаем помогать этой конкретной семье? Каковы основания для вмешательства?
Семья - это нечто целое, у нее есть свои границы. И у каждой семьи они разные. Вот звонит нам учительница: по ее представлениям, совершенно недопустимо, чтобы ребенок в третьем классе ходил из школы домой один-два квартала без сопровождения взрослых. А семья говорит: "Мы считаем, это нормальным - пусть к жизни привыкают". И что нам делать? С одной стороны, вроде бы действительно надо привыкать к этой жизни, а с другой - мы вчера в интернете прочитали, как маньяк-педофил убил двух детишек, которые шли из школы домой...
Или другая ситуация: семья взяла троих детей и через некоторое время перестала с ними справляться. Папа говорит: "Надо их вернуть в детский дом". Мама рыдает и возвращать детей не хочет. Что мы можем сказать этой женщине? "Разберись с этим козлом"? А собственно, какое право мы имеем так ей говорить?
Получается сплошь и рядом: чтобы помочь, даже просто чтобы поддержать ту или иную силу в семье, мы нарушаем границы семьи. И какова цена вопроса? Насколько мы готовы это делать и на каких условиях? Готовы ли мы в вовремя остановиться? Можно ведь с таким усердием взяться за помощь, что в какой-то момент стать просто членом семьи и уже принимать решения не только о детях, но и о том, жить ли вместе этим супругам...
Следующий вопрос: в чем состоит удовлетворение прав и потребностей детей? Опять-таки светлая мысль: чем лучше, тем лучше. Чем счастливей, чем полноценнее будет жизнь этого ребенка, тем лучше. Да, это так. Замечательно. Но опять мы в жизни сталкиваемся с кучей непонятных случаев.
Мне рассказывали в одном из коррекционных интернатов: девочку устроили в семью. Пока она ходила в младшую школу, все было нормально. Но нужно идти в пятый класс, и становится понятно, что ребенок не тянет. А коррекционной школы рядом нет. И родители оказываются перед выбором: либо девочка возвращается в интернат, и 5 дней в неделю живет там, либо можно договориться в местной школе, чтобы ребенок просто отсиживал занятия, практически ничего не понимая. "Тройки" ей будут ставить, но по-настоящему учиться она не сможет.
Получается - и то, и другое плохо. Или мы лишаем ребенка права на образование, либо мы ставим под сомнение то равновесие, которое достигнуто, ту привязанность, которая сформировалась. И как ребенок это воспримет, совершенно неизвестно, и как семья это воспримет - совершенно неизвестно. И может, им вообще понравится жить отдельно, и они потом не воссоединятся уже...
Вроде бы все понимают, что к устройству детей в семью нужно подходить профессионально, что дети действительно трудные, что семьям нужна помощь. Правильно? Правильно. Я сама знаю по своей практике много-много-много случаев, когда семья, если бы не получила вовремя помощи, просто не справилась бы, и ребенок бы вернулся в детский дом. Но что происходит, когда мы постоянно об этом говорим? Говорим, говорим, говорим... Все время, при каждой возможности. Дети трудные, дети трудные, дети трудные… Это называется умным словом "стигматизация". Все выучивают вокруг, что дети очень трудные. И на пользу делу это совсем не идет.
Следующий вопрос - помощь зачем? Вот мы с вами отбираем семьи, которые к нам приходят. И, в общем, понимаем, что вот эти вот вполне себе справятся, а вот эти - ну никак. "Точно справятся" и "совсем не справятся" - это две крайности, а между ними - множество вариантов. И как нам быть в случае с вариантами?
Мы можем поставить себе цель - устроить максимальное количество детей в семьи. Если я работаю в ДД, в котором 100 детей, и из них только 10 пока устроены, у меня, скорее всего, будет именно эта логика. Пусть конкретная семья выглядят не супер-пупер, но, может, исправится. Зато у ребенка будет шанс! А если я сижу в учреждении, в котором мало детей, у меня включается другая логика: уж для нашего-то Васи мы выберем самых лучших родителей! Но Васи есть и в первом ДД, и во втором. И либо мы стремимся отбирать лучших родителей и минимизировать возвраты, либо мы стремимся устроить как можно больше детей. И это тоже выбор, и тут нет "делай так, а так - неправильно".
Выходит, у всего, что мы делаем, у любой нашей медали есть оборотная сторона. И нужно все время помнить об этом. И не терять бдительность.
Татьяна Губина: Люда, можно немного подискутировать? Мне кажется, прежде чем подходить к выбору семьи с этической точки зрения, нужно сформулировать факторы риска. То есть мы должны понимать, что вот это качество семьи - фактор риска, а вот это - совсем нет.
Приведу пример. Идет обсуждение семьи, и кто-то из специалистов говорит: "Ой, ну куда ж к такой мамаше ребенка-то устраивать?!". Я спрашиваю: "А чем она, простите, не нравятся?". Потому что, с моей точки зрения, женщина потрясающая: вырастила своих детей, есть опыт преодоления кризисов, а главное, что человек совершенно сознательно собирается взять ребенка, которого планируют вернуть кровной матери. Из таких семей не выстраиваются очереди! Так в чем же дело? "Ой, ну вот кофточка у нее такая подерханая. Какая-то она такая… ну вот не нравится она мне!".
Понимаете, если мы мыслим профессионально, мы должны спросить: "А есть ли подтверждение того, что обдерханая кофточка является фактором риска? У нас есть информация о том, что женщины в подерханых кофточках возвращают детей больше, чем в неподерханых?". И если у нас такой информации нету, значит, и обсуждать нечего.
Нужно вырабатывать профессиональный инструментарий, потому что многие вопросы при помощи одной только этики не решишь.
Л.П.: Для меня этика в том, чтобы не позволять себе судить, используя "фактор кофточек". Вот это и есть этика. Она не про то, что "делаем так!". Все вопросы, которые я задаю, не решаются на основании каких-то постулатов. Этика в том, чтобы понимать собственную ограниченность, не строить из себя Господа Бога, не рассуждать в духе "я знаю как надо". Другое дело, что все это пока - отрицательные суждения, о том, как не надо поступать. Чтобы сформулировать позитивную этику, нужно еще очень много работать.
Реплика из зала: Дело в том, что лейкоциты в крови можно посчитать легко, а вот оценить личностные качества и сказать, что вот это хороший человек, а это плохой, очень сложно. Наверное, Людмила об этом говорит. Не о том, что не нужны инструменты, а о том, что даже с помощью инструментов довольно сложно все это оценить.
Л.П.: Есть еще более сложная вещь, чем личность, - это семейная система. Вот, представьте, семья не видит проблему и не хочет обращаться с запросом о помощи, а мы как специалисты вроде бы видим и вроде бы должны что-то делать. Однако надо понимать, что любая семейная система - это некое равновесие, часто хрупкое равновесие. Со своей проблемой люди могут десятилетиями вместе жить. И это не помешает им растить детей. Потому что все члены семьи стараются поддерживать равновесие. А мы, пытаясь решить проблему, можем своим вмешательством это равновесие нарушить...
Я уже предупреждала, что не скажу ничего такого, что можно в готовом виде использовать в работе. Цель моего выступления состояла в том, чтобы инициировать процесс размышления обо всем этом. Мы должны понимать, в какой сложной сфере работаем, с какими сложными системами имеем дело. Мы вынуждены принимать решения, когда количество факторов не только не просчитываемо, оно даже примерной оценке с трудом поддается.
Конечно, технологии нужны. Но надо понимать, что они не смогут помочь во всем и всегда. Потому что мы имеем дело со свободой других людей, со свободой их выбора, со свободой распоряжаться собственной жизнью, своими отношениями. И, мне кажется, именно это должно быть в основе этического кодекса: мы помогаем, но не более того. Мы не должны рассуждать с позиции "я знаю, как надо, как для вас всех будет лучше".
Май 2008 г.
Все материалы конференции "Семейное устройство. Новая профессия?":
Татьяна Губина. "Почему семейное устройство детей-сирот можно считать новой профессией?" Ирина Новикова. "О работе с семьей в кризисе" Людмила Петрановская. "Этика семейного устройства: вопросы без ответов" Обсуждение доклада Людмилы Петрановской "Этика семейного устройства: вопросы без ответов" Наталья Зобова. "О патронате" Анастасия Добровольская. "О практическом опыте и становлении специалиста" Анна Штракс. "Волонтерская работа: возможности и ограничения" Ольга Будаева. "С точки зрения юриста"