Транссибирский дневник. Уже плюс шесть
- У нас в части один раз взорвался танк, так от одного офицера башмак только остался.
Подходят к концу вторые сутки пути, и движения внутри вагона стало гораздо больше. Ко мне в плацкарту несколько раз заходили пассажиры с соседних мест, чтобы поговорить. Был среди них и тот самый татарин - солдат, комиссованный, после восьми месяцев службы. Девяносто четвертого года рождения! Увы, приходится привыкать к тому, что вокруг появляются люди вполне себе взрослого вида, но родившиеся позже тебя. Пока их совсем, совсем немного… Альберт рассказывал, что служил в автомобильных войсках в Хабаровске. Часть их была «красной» (тюремная терминология!) - то есть такой, в которой устав практически не соблюдался, и солдату, у которого кулак больше, сержанты и лейтенанты, те, что из щуплых, вообще не указ. Однако дедовщины, говорит, не было. А комиссовали его из-за язвы желудка Теперь Альберт намерен судиться. Говорит, доказано же, что язву во время службы получил. Правда, кого он видит ответчиком по делу, бывший солдат не уточнил.
Вечером предыдущего дня мы покинули владивостокский часовой пояс. В Амурской области и Забайкальском крае время отличается от московского уже на шесть часов. Уже плюс шесть к московскому! Завтра, когда в семь вечера прибудем в Улан-Удэ, в столице будет и вовсе два часа дня. Пока что едем по безлюдной Даурии, и к местной жизни категория «время», кажется, не применима вообще. Эти маленькие поселки никогда бы здесь не возникли, если бы не железная дорога - другое дело, что тех, кто стал их первыми жителями, с родных мест все равно рано или поздно согнали бы. Если не при царе, так в Гражданскую войну или при Сталине.
Днем была долгожданная двадцатиминутная стоянка на станции Ерофей Павлович -последней в Амурской области перед въездом в Забайкальский край. Когда в расписании в столбце «время стоянки» стоит двузначное число, встречи и проводы поездов для местных жителей, особенно тех, которых даже в английском языке называют babushka, становятся делом и смыслом жизни. Продавщица привокзального магазина курит на крыльце, но как только объявляют о прибытии, бросает сигарету и становится за прилавок. Хлеб, лапша, шоколадки, колбаса, сыр, даже, из-под прилавка, пиво - а потом ждать следующего поезда. В это же время на перрон выходят те самые babushkas, и, отказываясь купить у них жареный пирожок с картошкой и капустой, трезвым чувствуешь обычные муки совести, а пьяным - еще и с подступающим к горлу комком. Кстати, эти два пирожка, рыжих, горячих -действительно самое вкусное, что я ел за последние два дня.
Среди тех, кто выходил на улицу на Ерофее Павловиче, была и японка. Надежда на ее молодость не оправдалась - на вид ей никак не меньше пятидесяти лет. Живет в Швеции и после поездок на родину всегда возвращается домой поездом. Аэрофобия? Или ферроэквинология (именно так -ферроэквинологами - называют себя фанаты железных дорог)? Предстоит выяснить. Уверен, интересные разговоры с ней еще предстоят. Пока же, вернувшись в вагон, она ушла в свою плацкарту, чтобы вновь раствориться там среди тех, кто, как мы считаем, «все на одно лицо», - а они так думают про нас.
Удалось поговорить с узбеком из соседней плацкарты. Служил в Ленинграде, работал на Горьковском автозаводе - а когда с распадом Союза Владивосток перестал быть закрытым городом, перебрался туда, поскольку там у него живет брат. Увидев на нем свитер Dolce&Gabran и спортивные брюки с эмблемой мадридского «Реала», я не сразу поборол стеснение, но все-таки поинтересовался, кем он работает, и сколько в месяц получает. Оказалось, на стройке - за триста долларов. Алишер спросил меня, сколько зарабатывают его соотечественники в Москве, а мне даже и нечего оказалось ответить.
Два узбекских мальчика лет трех и пяти-шести, на существование которых в первый день не говорило почти ничего, наконец стали выплескивать ту жизненную силу, которая в них копится. Сегодня они бегали по вагону и играли. Как сказал тот, кто постарше, - «мы играем в прятки!». Безо всякого акцента - хотя с родителями общается отнюдь не на языке страны, по которой ему ехать как минимум трое суток (из Новосибирска в Самарканд семейство поедет на автобусе). Каково это - быть билингвой в столь юном возрасте?
Утром прибываем в Читу. Где проходит та невидимая граница, после которой автомобилей с левым рулем на улицах становится больше, чем с правым? Не по этому ли городу? Надо будет выбежать на привокзальную площадь. Полчаса стоим.
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.
Подходят к концу вторые сутки пути, и движения внутри вагона стало гораздо больше. Ко мне в плацкарту несколько раз заходили пассажиры с соседних мест, чтобы поговорить. Был среди них и тот самый татарин - солдат, комиссованный, после восьми месяцев службы. Девяносто четвертого года рождения! Увы, приходится привыкать к тому, что вокруг появляются люди вполне себе взрослого вида, но родившиеся позже тебя. Пока их совсем, совсем немного… Альберт рассказывал, что служил в автомобильных войсках в Хабаровске. Часть их была «красной» (тюремная терминология!) - то есть такой, в которой устав практически не соблюдался, и солдату, у которого кулак больше, сержанты и лейтенанты, те, что из щуплых, вообще не указ. Однако дедовщины, говорит, не было. А комиссовали его из-за язвы желудка Теперь Альберт намерен судиться. Говорит, доказано же, что язву во время службы получил. Правда, кого он видит ответчиком по делу, бывший солдат не уточнил.
Вечером предыдущего дня мы покинули владивостокский часовой пояс. В Амурской области и Забайкальском крае время отличается от московского уже на шесть часов. Уже плюс шесть к московскому! Завтра, когда в семь вечера прибудем в Улан-Удэ, в столице будет и вовсе два часа дня. Пока что едем по безлюдной Даурии, и к местной жизни категория «время», кажется, не применима вообще. Эти маленькие поселки никогда бы здесь не возникли, если бы не железная дорога - другое дело, что тех, кто стал их первыми жителями, с родных мест все равно рано или поздно согнали бы. Если не при царе, так в Гражданскую войну или при Сталине.
Днем была долгожданная двадцатиминутная стоянка на станции Ерофей Павлович -последней в Амурской области перед въездом в Забайкальский край. Когда в расписании в столбце «время стоянки» стоит двузначное число, встречи и проводы поездов для местных жителей, особенно тех, которых даже в английском языке называют babushka, становятся делом и смыслом жизни. Продавщица привокзального магазина курит на крыльце, но как только объявляют о прибытии, бросает сигарету и становится за прилавок. Хлеб, лапша, шоколадки, колбаса, сыр, даже, из-под прилавка, пиво - а потом ждать следующего поезда. В это же время на перрон выходят те самые babushkas, и, отказываясь купить у них жареный пирожок с картошкой и капустой, трезвым чувствуешь обычные муки совести, а пьяным - еще и с подступающим к горлу комком. Кстати, эти два пирожка, рыжих, горячих -действительно самое вкусное, что я ел за последние два дня.
Среди тех, кто выходил на улицу на Ерофее Павловиче, была и японка. Надежда на ее молодость не оправдалась - на вид ей никак не меньше пятидесяти лет. Живет в Швеции и после поездок на родину всегда возвращается домой поездом. Аэрофобия? Или ферроэквинология (именно так -ферроэквинологами - называют себя фанаты железных дорог)? Предстоит выяснить. Уверен, интересные разговоры с ней еще предстоят. Пока же, вернувшись в вагон, она ушла в свою плацкарту, чтобы вновь раствориться там среди тех, кто, как мы считаем, «все на одно лицо», - а они так думают про нас.
Удалось поговорить с узбеком из соседней плацкарты. Служил в Ленинграде, работал на Горьковском автозаводе - а когда с распадом Союза Владивосток перестал быть закрытым городом, перебрался туда, поскольку там у него живет брат. Увидев на нем свитер Dolce&Gabran и спортивные брюки с эмблемой мадридского «Реала», я не сразу поборол стеснение, но все-таки поинтересовался, кем он работает, и сколько в месяц получает. Оказалось, на стройке - за триста долларов. Алишер спросил меня, сколько зарабатывают его соотечественники в Москве, а мне даже и нечего оказалось ответить.
Два узбекских мальчика лет трех и пяти-шести, на существование которых в первый день не говорило почти ничего, наконец стали выплескивать ту жизненную силу, которая в них копится. Сегодня они бегали по вагону и играли. Как сказал тот, кто постарше, - «мы играем в прятки!». Безо всякого акцента - хотя с родителями общается отнюдь не на языке страны, по которой ему ехать как минимум трое суток (из Новосибирска в Самарканд семейство поедет на автобусе). Каково это - быть билингвой в столь юном возрасте?
Утром прибываем в Читу. Где проходит та невидимая граница, после которой автомобилей с левым рулем на улицах становится больше, чем с правым? Не по этому ли городу? Надо будет выбежать на привокзальную площадь. Полчаса стоим.
Запись сделана с помощью m.livejournal.com.