Coco Chanel & Igor Stravinsky
В жанре кино-биографии вариантов на самом деле немного: подробный рассказ "от печки" про этапы большого пути, отстраненные воспоминания маленького человека в формате "я и гений", и камерная история про отдельный, но - как предполагается - очень показательный эпизод из жизни знаменитости. В этом случае даже лучше, если знаменитостей сразу две. Кому, например, интересно, с кем крутил романы композитор Стравинский? Другое дело, если шашни он водил с Коко Шанель.
"Игорь и Коко, соответственнос, рассказывает нам о нескольких месяцах в начале 1920-х, когда встретились, что называется, два одиночества. Русскому человеку в таких фильмах прежде всего интересно приготовит ли ресторанный повар борщ так же как любимая бабушка сумеет ли режиссер удержать равновесие между историческим правдоподобием и жанровыми запросами мелодрамы.
Начнём с хорошего: обошлось без Фомы Киняева и Масленицу летом тоже не справляют. Как там на самом деле всё обстояло между титульными героями, судить не беремся - свечку не держали. Но за кадром, как и положено, звучит музыка Стравинского, а подробная реконструкция премьеры "Весны Священной" в 1913 году вообще смело занимает первые минут 15 экранного времени. В кадре же русских играют русские: Дягилев, Екатерина Стравинская, четверо детей, подтанцовка. Диалоги не гнали через машинный перевод, а - что заметно - приглашали консультантов.
Датчанину Мадсу Миккельсену очень на руку, что Стравинский был, судя по всему, немногословен. Но он тоже старается и сцены с семьей и "Русскими Сезонами" отбывает пусть и не с чистым произношением, но убедительной интонацией ("а потому что танцевали по-дурацки!"). Подводит только катастрофически не дающийся ему звук "ш" - консультанты, кстати, могли бы и подстраховать, в конце концов тут высокие духом люди, а не "шесть мышат в камышах шуршат".
Старательность, впрочем, уже к середине фильма начинает идти ему во вред: он разменивается на наряды и интерьеры, петляет по боковым сюжетным линиям, и пытается нагнать страсти на лица двух очень сдержанных героев, которые давно рационально поняли, что это простые смертные из любви строят жизнь, а творческие натуры - пускают на растопку для своих шедевров.
Так что, несмотря на обнаженку, центральной драмой ближе к финалу становится не любовный, в производственный конфликт: он пишет музыку, она сочиняет духи. С композиторм-то понятно, но кто сказал, что нельзя считать настоящим художником модистку?
"Игорь и Коко, соответственнос, рассказывает нам о нескольких месяцах в начале 1920-х, когда встретились, что называется, два одиночества. Русскому человеку в таких фильмах прежде всего интересно приготовит ли ресторанный повар борщ так же как любимая бабушка сумеет ли режиссер удержать равновесие между историческим правдоподобием и жанровыми запросами мелодрамы.
Начнём с хорошего: обошлось без Фомы Киняева и Масленицу летом тоже не справляют. Как там на самом деле всё обстояло между титульными героями, судить не беремся - свечку не держали. Но за кадром, как и положено, звучит музыка Стравинского, а подробная реконструкция премьеры "Весны Священной" в 1913 году вообще смело занимает первые минут 15 экранного времени. В кадре же русских играют русские: Дягилев, Екатерина Стравинская, четверо детей, подтанцовка. Диалоги не гнали через машинный перевод, а - что заметно - приглашали консультантов.
Датчанину Мадсу Миккельсену очень на руку, что Стравинский был, судя по всему, немногословен. Но он тоже старается и сцены с семьей и "Русскими Сезонами" отбывает пусть и не с чистым произношением, но убедительной интонацией ("а потому что танцевали по-дурацки!"). Подводит только катастрофически не дающийся ему звук "ш" - консультанты, кстати, могли бы и подстраховать, в конце концов тут высокие духом люди, а не "шесть мышат в камышах шуршат".
Старательность, впрочем, уже к середине фильма начинает идти ему во вред: он разменивается на наряды и интерьеры, петляет по боковым сюжетным линиям, и пытается нагнать страсти на лица двух очень сдержанных героев, которые давно рационально поняли, что это простые смертные из любви строят жизнь, а творческие натуры - пускают на растопку для своих шедевров.
Так что, несмотря на обнаженку, центральной драмой ближе к финалу становится не любовный, в производственный конфликт: он пишет музыку, она сочиняет духи. С композиторм-то понятно, но кто сказал, что нельзя считать настоящим художником модистку?
Click to view